Денис Кащеев - Второй курс, или Не ходите, дети, в Африку гулять!
– А оно точно закрыто? – вернувшись на несколько шагов, Голицын подергал ручку двери. – Закрыто… Ну, ладно, в другой раз…
– В другой раз, – без энтузиазма кивнула Эмма.
Сзади к станции уже подходили Чжу Пэн, Чан Бяо и нард-кор Лавг.
– Погоди, не гони лошадей, – медленно проговорил Пашка, поднимая с кровати белого короля и аккуратно возвращая того на его законное место. – Срочно… Срочно не выйдет – сам понимаешь.
– Ну, не прям вот совсем срочно, – сказал Иван. – Завтра, например. Или в крайнем случае – послезавтра.
– Завтра – учебный день, – покачал головой Хохлов. – Послезавтра, что характерно, тоже.
– Да какая разница – учебный, не учебный, – отмахнулся Голицын. – Официальной вылазки не будет еще пять недель!
– Тише едешь – дальше будешь.
– Нет, – твердо произнес Иван. – Это не годится. Час «Ч» – тринадцатого.
Несколько секунд они молчали.
– Но как? – спросил, наконец, Пашка.
– Пока не знаю, – пожал плечами Голицын. – Может… Может, с Сергеем Владимировичем поговорить?
– Не, – махнул рукой Хохлов. – С Боголюбовым на такие темы говорить бесполезно. Что он решает? Кстати, о Боголюбове. Знаешь, что тут учудил наш дорогой куратор?
– Учудил? – к полковнику ФСБ Сергею Владимировичу Боголюбову, отцу Леры и куратору российской делегации в Школе, Иван относился с большим уважением.
– А как это еще назвать? Вызывает меня после матча к себе – ну, думаю, поздравить хочет. Гайдуков, помнишь, тогда после победы пиво поставил.
– Безалкогольное, – заметил Голицын.
– Неважно. Ладно, захожу к нему, короче. Сперва и правда похвалил: то да се, молодцы, мол, не подкачали, а потом вдруг говорит: а не хотите ли вы, Павел, отказаться от должности капитана? Я аж присел. С какой это еще стати, говорю? Гайдуков – тот хоть после поражения наезжал, а этот… Так мол и так, говорит, лучший игрок – это он типа польстил – не обязательно лучший капитан, неплохо бы перераспределить груз ответственности… Представляешь?
– Ну а ты что?
– А что я? Нет, говорю, спасибо, но пока команда мне доверяет, считаю себя просто не вправе увиливать от ответственности. Типа того, в общем. Ну, он и отстал… Такой вот он, твой Боголюбов! – с неприкрытой обидой в голосе заявил Пашка.
– Вообще-то, он такой же твой, как и мой… Хотя да, непонятно, что это вдруг на него нашло, – удивленно проговорил Иван. – Но к делу это не относится… В одном ты прав: Боголюбов таких вопросов не решает. Тут нужен Нивг или даже нард Орн…
– Ну, так иди, перетри с ними, – хмыкнул Хохлов. – Ты же вроде теперь у обоих в любимчиках.
– Издеваешься?
– Просто пытаюсь малость вернуть тебя с небес на землю грешную. Раньше, чем через пять недель, никто тебя в город не выпустит – и не надейся!
– Да уж, тут не надеяться – тут думать надо!
– И думать нечего. Тупик.
– Так уж и тупик. Как там говорил наш Козьма Гайдуков? Кто мешает нам выдумать порох непромокаемый?
7
– Курсант Голицын!
Иван резко вскинул голову: над ним с сердитым видом нависал гигант нард Ктур, с этого года преподающий в Школе язык Альгера вместо нарда Флоя.
– Я к вам обращаюсь, курсант Голицын!
– Э… Да, од-марол, – выдохнул Иван.
– Вы тут спите, что ли, Голицын?
– Э… Никак нет, од-марол! Я очень внимательно слушаю, од-марол! Просто… Просто я задумался…
– Задумались? Отлично! А теперь будьте любезны, отвлекитесь от ваших глубоких мыслей и поведайте нам, какие ошибки только что допустил ваш коллега Хохлов?
Хохлов? Ошибки? Иван недоуменно оглянулся на Пашку: по-видимому, только что завершив свой ответ, тот стоял возле экрана на другой стороне класса. Кто его знает, какие он допустил ошибки – Голицын и тему-то его выступления представлял себе весьма смутно.
Выглядел Пашка вполне в себе уверенным – впрочем, как обычно. Но обычно он и не совершает ошибок, аккуратно обходя стороной все сомнительные места…
– Я не заметил ошибок, од-марол, – вновь повернулся к преподавателю Иван.
– Не заметили?
– Зо, од-марол. Ошибок не было, од-марол! – уверенно заявил Голицын.
– Ну что же, верно, – кивнул нард Ктур. – Существенных ошибок действительно не было. Аш-сви, Хохлов. Ши. Сви, Голицын.
С трудом дождавшись окончания урока и даже не обратив внимания, сколько призовых баллов отслюнявил ему преподаватель по итогам занятия, Иван поднялся со своего места и, лишь неимоверным усилием воли удерживая себя от перехода на бег, двинулся к выходу из класса. Уже в дверях он обернулся. Пашка Хохлов, словно только того и ждал, тут же подмигнул ему, соединив ладони в форме рукопожатия. Глеб Соколов лишь печально покачал головой: задумку Ивана друг не одобрял, но все возможные доводы «против» за истекшую неделю и так уже были им высказаны.
Тряхнув головой, Голицын вышел в коридор.
Поднявшись в свою комнату, Иван последний раз взглянул на циферблат часов: времени до вечернего ранолинга более чем достаточно. А значит, хватиться его не должны – если, конечно, все пойдет, как он рассчитывает. Голицын нахмурился. Отставить такие мысли. Все пройдет как надо. Не может не пройти. Они с Пашкой все рассчитали правильно. А Хохлов ошибок не допускает.
Кивнув своим мыслям, Иван решительно расстегнул браслет. Металлическая лента медленно, словно не желая расставаться с хозяином, сползла по его запястью и упала на кровать.
– Ну что ж, жребий брошен, – пробормотал Голицын, доставая из шкафа парадный комбинезон. Рубикон – он же контрольный периметр – ждал наверху.
– Значит, как договорились? – спросил из своего угла Маленький – третий и последний человек в Школе, посвященный – правда, лишь отчасти – в его дерзкий план. Голос Смирнова слегка подрагивал от волнения.
– Как договорились, – Иван, напротив, говорил совершенно спокойно, даже как будто слегка отрешенно. – Для всех я в комнате. Типа занимаюсь. В ужасном настроении – кидаюсь на людей, и вообще лучше сейчас ко мне не соваться. Если же кто-то все-таки припрется сюда – что, конечно, вряд ли, но возможно – я ушел в спортзал.
– Да помню я, помню, – заверил первокурсник. – Это… Удачи тебе!
– Спасибо, – кивнул Голицын. – Увидимся вечером.
Заперев браслет в ящик стола, он решительно шагнул к двери.
Как он и ожидал, у ворот в это время никого не было. А может быть, это Пашка хорошо сработал: обеспечить беспрепятственный выход на поверхность было его задачей. Кстати, самого Хохлова также нигде не наблюдалось: похоже, и правда отвлекает чье-то внимание…
Так или иначе, путь был свободен. Помедлив на пороге буквально секунду, Иван вышел из Школы.
Свежий утренний ветерок хлестко ударил ему в лицо, словно пытаясь остановить, загнать обратно за ворота. Поежившись, Голицын сделал первый шаг к контрольному периметру.
За первым шагом последовал второй, за вторым – третий. Всего их набралось с полсотни, но Иван легко смог бы в мельчайших деталях припомнить каждый. Как поднимал ногу, как та медленно, будто во сне, перемещалась вперед, как касалась земли толстая подошва форменного ботинка… Как горела огнем спина, словно бы кто-то невидимый сверлил ее пристальным, насмешливым взглядом. Как вжималась в плечи голова, каждое мгновение ожидая, что вот-вот мирную тишину утра в клочья разорвет пронзительный сигнал тревоги…
Но вновь все вышло в точности, как и предполагал Пашка: никто не кричал вслед Ивану «Стой!», безмолвствовала и автоматика контрольного периметра: человека без индивидуального браслета на руке для нее, похоже, просто не существовало в природе. Как они и рассчитывали.
Однако автоматика автоматикой, но только поднявшись на платформу монорельса, ажурные опоры которой скрыли, наконец, его от любого случайного наблюдателя, Иван позволил себе глубокий вдох. Дышал ли он вообще с того момента, как вышел из ворот? Голицын не был в этом точно уверен.
Поезд подлетел через пять минут – точно по расписанию. В последний раз обернувшись в сторону Школы, Иван шагнул на крышу. На какое-то мгновение он всерьез испугался, что люк не откроется, но тот не подвел: широкая прямоугольная крышка плавно поднялась ему навстречу, приглашая на посадку. Не заставляя себя долго упрашивать, Голицын проскользнул в салон.
Большинство мест в вагоне было свободно, только за двумя или тремя полупрозрачными дверями маячили редкие пассажиры. Быстро пройдя в самый дальний конец салона, Иван нашел пустое купе, где и устроился – так, чтобы просматривался весь коридор. Поезд тронулся. Голицын перевел дух. Два – ноль в его пользу.
Движение поезда по маршруту отображалось на удобном табло над дверью купе, однако, не в силах надолго оторвать взгляд от пустого – пока пустого – коридора, Иван едва не пропустил нужную станцию – вскочил с места в последний момент, когда состав уже остановился возле перрона. Едва не снеся дверь купе – не прочувствовав ответственности момента, та не слишком-то спешила открываться, Голицын бегом промчался по коридору и не останавливаясь взлетел по крутой лестнице к люку. Не окажись тот не в пример расторопнее стекляшки из купе, Иван наверняка испробовал бы его на прочность головой. Но все обошлось: крышка люка услужливо распахнулась при его приближении, и Голицын, как чертик из табакерки, выскочил на крышу. Пара шагов – и вот он уже на платформе.
