Александр Плонский - По ту сторону вселенной

Александр Плонский

ПО ТУ СТОРОНУ ВСЕЛЕННОЙ

ПРОЛОГ

Пробуждение было неприятным. Как всякий космолетчик, Сарп обладал обостренным чувством опасности, и сейчас это чувство дало о себе знать гулкими ударами сердца, холодком в груди, наэлектризованностью нервов.

Вчера вечером он возвратился с третьей орбитальной. Патрульный корабль нуждался в мелком ремонте, и экипаж получил кратковременную передышку.

У себя дома Сарп был волен делать все, что заблагорассудится. И первое, что сделал, — отключил коммуникатор, подумав при этом с долей злорадства:

«Теперь пусть попробуют до меня добраться!» Затем принял ванну, плотно поужинал, лениво просмотрел накопившиеся за время его отсутствия иллюстраты и завалился спать.

И проснулся с ощущением беды.

Снаружи доносился вой сирены. Звукоизоляция настолько приглушила его, что Сарп не сразу понял, что это такое. Нажал на клавишу пульта, встроенного в стену под портретом Веллы — жены, погибшей год назад. Окно распахнулось, и волна необычных звуков ворвалась в комнату.

Надрывалась сирена, далеко внизу гомонили люди, натужно громыхали транспортеры.

Сарп недоуменно выглянул в окно. С вершины холма, господствовавшего над Сончем, город был виден, словно со смотровой башни. Расплывчатая линия крыш теснила горизонт. И сейчас из-за него надвигалась туча. Она росла быстро, на глазах покрывая квартал за кварталом густой тенью. Яр, только что сиявший в голубом небе, померк, сделался тускло-красным.

Минута, и туча накрыла холм. Пошел снег, немыслимый в разгар лета. Он был сине-зеленый, как клочья моха, и не таял. Светлая полоса пересекла небо и тотчас исчезла. Стало мглисто, словно вслед за утром сразу же наступил вечер.

Снег перешел в липкий, удушливый туман. Казалось, звуки, доносившиеся с улицы, вязли в нем. Они сделались тише, невнятнее. Зато за спиной Сарпа послышалось торопливое щелканье.

Он резко обернулся. На пульте, в такт щелчкам, пульсировала сигнальная лампа, бросая багряный отсвет на лицо Веллы. И оно как бы ожило, зашевелилось, закивало Сарпу: «Что же ты медлишь, спасайся!» Сарп бросил взгляд на цифровое табло сигнализатора. Уровень радиации во много раз превышал естественный фон, и без того уже повысившийся за последние десятилетия. Если радиация не ослабнет, то дней через пять наберется смертельная доза… А если усилится?

Спохватившись, он включил коммуникатор и услышал взволнованный голос дежурного диспетчера: «Всем космолетчикам немедленно прибыть на объект!

Немедленно прибыть на объект! Немедленно прибыть…» «Прощай, Велла! — мысленно сказал Сарп и тут же добавил: — А может быть, здравствуй?» Застегиваясь на ходу, он вскочил в кабину эвакуатора и через минуту уже запускал двигатель своего старенького быстролета.

Из-за тумана Сарп не стал набирать высоту и несся над самыми крышами, невольно оказавшись свидетелем происходившей внизу драмы.

Не выдерживая перегрузки, распадались на звенья цепочки транспортеров, подминая под себя людей. Толпа запрудила многоярусные тротуары, сбрасывая вниз тех, кто послабее. Сарп увидел, как одна женщина, пытаясь уберечь ребенка, подняла его над головой, но, не удержав, выронила. И толпа не расступилась, не отхлынула…

Магистрали были забиты мобилями. Они то неслись, точно вспугнутые животные, подстегиваемые стадным чувством, то застревали в безнадежных пробках.

Сталкивались, кромсали друг друга, переворачивались. Если бы не быстролет — служебная привилегия Сарпа, — и ему бы не избежать этой участи…

Космолетчики собрались на командном пункте. Перебрасывались тревожными фразами, строили предположения о причинах катастрофы. В том, что происходит именно катастрофа, ни у кого сомнений не было.

При виде адмирала все встали, привычно подтянулись.

Участник нескольких космических войн, человек большого личного мужества, адмирал пользовался непререкаемым авторитетом. Молодые космолетчики старались подражать ему даже в мелочах — мяли на его манер форменные береты, заужали брюки по моде начала века, говорили короткими, рублеными фразами.

— Друзья! — обратился адмирал к собравшимся. — Есть среди вас трусы? Нет? Я так и знал! Буду краток. Произошло непоправимое.

— Ядерная война?

— Нападение?

— Атака из космоса? — посыпались вопросы.

— Не война и не нападение. Много хуже. Радиация по всей Геме. И у нас, и у потенциального противника.

— И что предпринимает правительство?

— Оно бессильно.

— А ученые, что предлагают они?

Адмирал мрачно покачал головой.

— Ничего. Чтобы разобраться в случившемся, необходимо время. Его нет.

— Тогда каков приказ командования.

— Поступать по обстоятельствам.

— Что же нам делать?

— Единственное, что мы можем… — медленно проговорил адмирал, — это вывезти на орбитальные станции как можно больше людей.

— То есть несколько сотен человек, — с горечью проронил Сарп. — Разве не капля в море по сравнению с миллиардами обреченных на гибель?

— Да, капля, — подтвердил адмирал. — Но она станет зародышем нового человечества. Не сохранится зародыша, и человечеству конец. Иного шанса для него не вижу.

— А кого будем вывозить? — спросил один из космолетчиков. — Кто эти избранные?

— Те, которые окажутся здесь первыми.

— Нужно выбрать лучших!

— А кто возьмет на себя ответственность за выбор? — холодно произнес адмирал. — Только не я! Дарить жизнь одним, отказывать в ней другим?

Увольте! Пусть решает случай.

— Но наши семьи…

— У меня там, — кивнул в сторону Сонча адмирал, — жена, сын, внучка.

Разделяю ваши чувства. Но мы не вправе отдать предпочтение близким. Да и как бы мы могли это сделать? Как, спрашиваю вас? Молчите? Если бы мы даже захотели отобрать самых достойных, самых способных, самых полезных…

Повсюду хаос. У нас нет времени на дебаты. Все по местам. Готовиться к отлету!

Спустя час хлынул поток беженцев. Надежда на спасение гнала людей в космопорт. Они бежали, боясь опоздать. Спотыкались, падали, с трудом поднимались и, задыхаясь, догоняли опередивших.

Каждый из кораблей окружила бурлящая толпа.

Началась посадка. Космолетчики с трудом поддерживали порядок. Они набивали салоны и трюмы до отказа, но наступал момент, когда приходилось отсекать хвост очереди. Те, перед кем захлопывались входные люки, начинали умолять, уговаривать, доказывать свое право на спасение. Цеплялись за трапы и фермы пусковых установок. И только продувка двигателей заставляла их отступать на безопасное расстояние.

Корабль взлетал, и вслед ему неслись проклятия…

Сарп должен был стартовать последним. Уже скрылись в чреве космолета ремонтировавшие его техники. Один за другим с блаженными улыбками на измученных лицах поднимались по трапу счастливцы.

Прыгали цифры на счетчике нагрузки, за показаниями которого следил второй пилот.

— Назад! — преградил он дорогу худенькой молодой женщине и, повернувшись к Сарпу, доложил: — Нагрузка предельная, командир!

Сарп взглянул в глаза женщине и обмер. Это были родные, неповторимые глаза Веллы. Казалось, воскресшая жена смотрела на него долгим умоляющим взглядом.

— Пусть войдет, — сказал он глухо.

— Тогда кто-то должен остаться, командир. Иначе…

— Останусь я. А ты поведешь корабль. Понял?

— Но как же так? — опешил второй пилот. — Вы что, хотите погибнуть?

— Это мое дело. Будь внимателен на взлете. Прощай! — проговорил Сарп и, не оглядываясь, пошел прочь через расступившуюся толпу.

Люди притихли. И ни одного проклятия не раздалось, когда последний корабль скрылся в низко нависшем мглистом небе.

Часть первая

СИГНАЛ БЕДСТВИЯ

1. Оультонская незнакомка

Джонамо брела по центральной просеке Оультонского заповедника. Ее удлиненные черные глаза были полны слез, плечи заострились, и вся изящная, хотя слегка угловатая фигурка, лицо с тонкими, не вполне правильными чертами, поникшая голова с тяжелой копной вьющихся смоляных волос выражали отчаяние.

«Как жить дальше? — спрашивала себя женщина и не находила ответа. — Кому я теперь нужна, и кто нужен мне? Одна на всем Мире… Хотя вокруг люди, много людей — рациональных, всем довольных. Кто сделал их такими? И вправе ли я быть им судьей?» В заповеднике было пустынно. Сумрачная просека, обрамленная подступившими к ней с обеих сторон деревьями, уходила вдаль, и, казалось, нет ей конца, как охватившему Джонамо отчаянию.

Одиночество не тяготило. Наоборот, в поисках его она и забрела сюда, подальше от чужих взглядов, полных показного сочувствия, а на самом деле безразличных к ее горю. Люди Мира, привыкшие к урбанистической культуре, предпочитали девственной красоте заповедника псевдоприроду городских скверов. Сейчас это не огорчало Джонамо, как прежде. Ей хотелось скрыться от всех, раствориться в природе. Хотелось лечь в траву, стать былинкой — одной среди множества подобных. И ни о чем не думать…