Роберт Хайнлайн - Гражданин Галактики

Роберт Энсон Хайнлайн

Гражданин Галактики

1

Фрицу Лейберу

– Номер девяносто седьмой, – провозгласил аукционист. – Мальчик.

Голова у мальчика кружилась, от ощущения почвы под ногами его тошнило. Рабовладельческий корабль преодолел более сорока световых лет, неся обычное для таких кораблей зловоние – испарения скученных немытых тел, страха, рвоты и застарелого горя. И все же там мальчик был кем-то, его уважали, он имел право на ежедневную еду, мог бороться за возможность спокойно съесть ее. У него даже были друзья. А теперь он никто и ничто, снова просто товар для продажи.

На аукцион выставили двух девушек-блондинок и объявили, что они близнецы; торги шли оживленно, цена назначалась высокая. Аукционист повернулся с довольной улыбкой и указал на мальчика:

– Номер девяносто седьмой. Давайте его сюда.

Пинками и тычками мальчика вытолкнули на помост, он стоял в напряженной позе, затравленно озираясь и пытаясь охватить взглядом то, что он не мог разглядеть из загона. Рынок Рабов располагался рядом с космопортом, на знаменитой Площади Свободы, обращенной к холму, увенчанному еще более знаменитым Президиумом Саргона, капитолием Девяти Миров. Мальчик не знал этого, он даже не знал, на какой планете находится. Он смотрел на толпу.

Рядом с загоном для рабов толпились нищие, готовые клянчить у каждого покупателя. Далее полукругом шли сиденья для богатых и знатных. Сбоку ждали их рабы, носильщики и телохранители, а шоферы слонялись возле машин знати и у паланкинов богачей. Позади лордов и леди толпилось простонародье – зеваки и бездельники, карманники и разносчики холодных напитков, мелкие лавочники, которые не имели привилегии сидеть, но ждали случая купить носильщика, клерка, механика или даже домашнюю прислугу для своих жен.

– Номер девяносто седьмой, – повторил аукционист. – Красивый здоровый паренек, годится в пажи или в мальчики для услуг. Вообразите его себе, милорды и миледи, в ливрее вашего дома. Посмотрите на… – его слова потонули в реве космического корабля, садящегося в космопорту.

Старый нищий Бэзлим Калека изогнул свое наполовину искусственное тело и искоса посмотрел единственным глазом поверх изгороди. Мальчик не казался Бэзлиму покорным домашним слугой, он больше походил на преследуемое животное, – грязный, ободранный и покрытый синяками. Под слоем грязи на спине мальчика белели рубцы шрамов – отметки его прежних владельцев. Глаза мальчика и форма его ушей указывали на то, что он может быть немутированным экземпляром земного происхождения, но ни в чем нельзя было быть уверенным, кроме того, что это маленький мальчик, перепуганный, но не покорившийся. Мальчик поймал взгляд нищего и тоже уставился на него.

Грохот смолк, и разодетый щеголь в переднем ряду лениво помахал аукционисту платком.

– Не отнимай у нас время, подонок. Покажи-ка нам лучше что-нибудь вроде той пары девчушек.

– Простите, благородный сэр. Я должен следовать порядку каталога.

– Тогда поживей! Или выпихни этого недокормленного ублюдка прочь и покажи нам стоящий товар!

– Вы так добры, милорд, – аукционист повысил голос: – Меня просят поторопиться, и я уверен, что мой добрый хозяин не будет возражать. Позвольте мне быть откровенным. Этот красивый мальчик слишком юн, и новому хозяину нужно будет вышколить его. Поэтому… – Мальчик почти не слушал. Он плохо понимал этот язык, да это и не имело для него особого значения. Он смотрел на леди в вуалях и элегантных мужчин, пытаясь определить: кто из них станет его новой бедой. – Первоначальная цена – и дальше! Назначаем! Что я слышу – двадцать стелларов?

Наступила тишина. Какая-то леди, изящно и дорого одетая, от обутых в сандалии ног до покрытого кружевной вуалью лица, наклонилась к щеголю, что-то зашептала и захихикала. Он нахмурился, вытащил кинжал и сделал вид, что чистит ногти.

– Я же велел с этим покончить, – проворчал он. Аукционист вздохнул:

– Прошу вас помнить, джентльмены, что я отвечаю перед своим патроном. Но начнем с более низкой цены. Десять стелларов – да, я сказал – десять. Фантастика! – Он выглядел удивленным. – Неужели я оглох? Может, кто-то поднял палец, а я и не заметил? Подумайте, прошу вас. Перед вами юный паренек, он как чистый лист бумаги, и вы можете написать на нем все, что хотите. За эту баснословно низкую цену вы можете сделать из него немого или изменить его, как подскажет ваша фантазия.

– Или скормить его рыбам!

– «Или скормить его…» Как вы остроумны, благородный сэр!

– Надоело. Почему ты думаешь, что этот жалкий тип вообще чего-то стоит? Может, он твой сын?

Аукционист выдавил из себя улыбку:

– Был бы рад. Хотел бы я, чтоб мне позволили рассказать вам о его родословной…

– Это означает, что ты ее не знаешь.

– Хотя уста мои должны быть скованы молчанием, я хотел бы отметить форму его черепа и округлые совершенные линии ушей.

Аукционист дернул мальчика за ухо. Тот извернулся и укусил его за руку. Толпа рассмеялась. Аукционист отдернул руку:

– Шустрый мальчуган. Ничего, хорошая порка его вылечит. Порода хорошая, поглядите на его уши. Можно сказать, лучшие в Галактике.

Кое-что ускользнуло от внимания аукциониста: молодой денди был с Синдона-4. Он сдвинул шлем, обнажив типичные для синдонианца уши: длинные, заостренные и волосатые. Он наклонился вперед, уши дернулись.

– Кто твой благородный протектор?

Старый Бэзлим метнулся к углу загона, готовый кинуться вперед. Мальчик напрягся и озирался кругом, чувствуя опасность, но не понимая, откуда она исходит. Аукционист побледнел, никто не осмеливался насмехаться над синдонианцами прямо в лицо… Более одного раза это никому не удавалось.

– Милорд, – выдохнул он, – вы меня не поняли.

– Повтори-ка эту чушь насчет «ушей» и «хорошей породы».

Полицейские были слишком далеко. Аукционист провел языком по пересохшим губам.

– Будьте милостивы, благородный лорд. Мои дети умрут с голоду. Я просто употребил обычную пословицу – это не мое мнение. Я хотел поскорее продать этот товар – как вы требовали.

Женский голос нарушил молчание:

– Оставь его в покое, Дварол. Он не отвечает за форму ушей этого раба, он должен его продать.

Синдонианец тяжело выдохнул:

– Так продавай же его!

– Да, милорд, – аукционист облегченно вздохнул и продолжал: – Прошу прощения, милорды и миледи, за то, что на такой ничтожный предмет тратится так много времени. Прошу назначать цену.

Он помолчал, потом нервно произнес:

– Не вижу и не слышу, чтобы назначали цену. Раз… если вы не предлагаете цену, я должен вернуть его в загон и посовещаться с патроном, прежде чем продолжать. Два. Будет предложено еще немало прекрасных образцов, просто позор их не представить. Три…

– Вон, смотри, цену дают, – заметил синдонианец.

– Разве? – аукционист пригляделся и увидел, что старый нищий поднял два пальца. – Это вы цену назначаете?

– Да, – буркнул старик, – если лорды и леди позволят.

Аукционист оглядел полукруг сидящих. Кто-то из толпы выкрикнул:

– А почему бы нет? Деньги есть деньги. Синдонианец кивнул. Аукционист быстро спросил:

– Вы предлагаете два стеллара за этого мальчика?

– Нет, нет! – крикнул Бэзлим. – Два минима! Аукционист замахнулся на него, нищий отпрянул.

Аукционист крикнул:

– Убирайся! Я тебе покажу, как издеваться!

– Эй, аукционист!

– Сэр? Да, милорд?

– Ты же сказал – назначать любую цену! – сказал синдонианец. – Продавай же мальчишку!

– Но…

– Ты меня слышал.

– Милорд, я не могу продать его без торгов. Закон гласит: одна назначенная цена еще не аукцион. И даже двух мало, разве что аукционист назначит минимум. А без этого мне не разрешено продавать меньше, чем за три назначенных цены. Благородный сэр, этот закон защищает собственника, а не меня, несчастного.

Кто-то крикнул:

– Таков закон!

– Так торгуйтесь же, – нахмурился синдонианец.

– Как угодно милордам и миледи. – Он обвел взглядом толпу. – За номер девяносто семь предложено два минима. Кто даст четыре?

– Четыре, – согласился синдонианец.

– Пять! – выкрикнул чей-то голос.

Синдонианец поманил к себе нищего. Бэзлим полз на руках и одном колене, волоча за собой культю другой ноги, миска для сбора милостыни мешала ему. Аукционист загудел:

– Пять минимов – раз, пять минимов – два…

– Шесть! – выкрикнул синдонианец, заглянул в миску нищего, вынул кошелек и бросил ему горсть мелочи.

– Я слышал – шесть. Кто больше?

– Семь, – прохрипел Бэзлим.

– Семь. Вы там подняли палец. Вы даете восемь?

– Девять! – вмешался нищий.