Галина Романова - Пятая Печать. Дом с привидениями
– Пропустите! Вы не можете меня остановить!
В ответ зазвенели возмущенные голоса, в которых слышался гнев и ярость.
– Прочь! Прочь! Прочь!
– Пропустите меня! Я должен найти Анну!
– Нет! Нет! Нет! Не пустим!
– Отдайте мне ее!
– Не отдадим! Наша она! Наша!
– Нет! – закричал он что было сил. – Она – моя!
Кинулся вперед, не обращая внимания на тонкие стрелки, впивающиеся в шею, застревающие в волосах, пронзающие одежду. Места уколов чесались. Стрелки лесавок отравлены? Похоже, что да. Только сейчас осень, их яд слаб и не может убить, даже когда его так много.
Прорвавшись сквозь строй, отмахиваясь от крошечных крылатых существ, как от роя рассерженных пчел, Юлиан добрался до камня и упал перед ним на колени.
Анна была там. Внутри камня, который почему-то с этой стороны оказался прозрачным, как слюда. В тщетной попытке согреться, она подтянула колени к животу и обхватила себя руками. Сквозь камень было видно ее бледное лицо, плотно зажмуренные глаза, мокрые от слез ресницы. Теперь стало понятно, почему чудовище ее не тронуло – ни у кого не достало бы сил пробить эту защиту.
Осторожно Юлиан дотронулся до холодной поверхности прозрачного камня, ощутив короткий болезненный укол.
– Анна? – позвал он. – Ты слышишь меня, Анна?
Девочка не шевелилась. Не дышала. Она казалась мертвой, но верить в это не хотелось.
– Нет, – прошептал он, догадываясь, что все-таки опоздал. Совсем чуть-чуть, на несколько последних мгновений, но опоздал.
– Да! – прозвенело рядом. Несколько лесавок опустились на траву, складывая крылышки. У той, что выступила вперед, на талии была завязана коричневая нитка. – Да. Она спит. Она будет спать. Спать, пока не настанет пора… Пока не исполнится срок.
– И когда…
– Ненадолго. Всего на сто лет.
– Нет, – покачал головой он, не веря своим ушам.
– Да, – прозвучало в ответ. – Она пришла к нам сама. Она хотела, чтобы мы ее защитили. И мы защитим. Прощайся и уходи.
– Бред какой-то. Этого не может быть, – покачал головой Юлиан. До сей поры он только читал о таких заклятьях вечного сна, но не думал, что ему удастся столкнуться с одним из них.
– Может. У нас она будет в безопасности до тех пор, пока не родится тот, кто сможет ее разбудить.
Не слушая щебета лесавок, Юлиан сквозь прозрачный камень смотрел на Анну и видел не маленькую девочку. В ее бледных чертах он видел девушку, которой она могла бы стать через несколько лет. Через сто лет его уже не будет в живых. И он больше никогда не услышит ее голоса, не посмотрит в ее глаза. Она, конечно, проснется, но одна-одинешенька в чужом мире. Без друзей, без помощи, без защиты. И хорошо, если тот, кто ее разбудит, будет любить ее, защищать, помогать. Если он только появится. Если он будет любить сильнее, чем…
И тогда Юлиан решился. Родится или нет тот, кому суждено снять заклятие с девочки, сейчас он не намерен был отдавать Анну никому в целом свете!
– Дайте мне шанс, – прошептал он.
Лесавок, казалось, удивила его просьба. Они совсем по-человечески переглянулись, защебетали что-то на своем наречии. Юлиан ждал, стоя на коленях возле камня и не сводя глаз с бледного лица Анны. От его дыхания полупрозрачная поверхность камня покрылась изморосью, и он смахнул ее ладонью.
Потом он почувствовал, как кто-то трогает его за запястье. Посмотрел и увидел лесавку с коричневой ниткой на талии.
– Разбей камень! – чирикнула она.
И это все испытание? Но как это можно сделать голыми руками? Ведь не из стекла же он! Юноша для пробы стукнул несколько раз кулаком, но только отшиб руку.
Но он может это сделать! Судьба никогда не дает человеку испытания, которое он не смог бы выдержать. Вот и Анна. Девочка бы смогла пережить это, как она считает, преступление – и она будет жить долго и счастливо, если он сейчас освободит ее из каменного плена.
Юлиан встал на ноги, окинул взором полупрозрачную преграду. Да полноте, камень ли это? Присмотревшись, он понял, что интуиция его не подвела. Не камень. Слюда! Хрупкая слюда! А как раскалывают слюду на тонкие пластинки?
Он отошел на несколько шагов, склонив голову набок, и прищурился, сосредотачиваясь. И почти сразу увидел щель. Кто-то другой, не обладавший его зрением, принял бы ее за блик, за неровности камня, но юноша чувствовал иное. Медленно, осторожно он сложил пальцы щепотью. Ведьмаков не учат сражаться с помощью колдовства. Но не только дух, но и плоть может стать оружием, – если уметь ею пользоваться.
Размахнувшись, он нанес удар и в самый последний момент зажмурился, чтобы не видеть, как его пальцы вонзаются в камень…
…и как тот крошится, раскалываясь, будто спелый арбуз. Только тихо ахнул, теряя равновесие и падая вперед и вниз.
Падение было болезненным – он ударился коленями, ладонями, даже лбом так, что из глаз посыпались искры и заныли все зубы до единого. От неожиданности он прикусил кончик языка и взвыл от боли. Но самое главное – камень треснул, разламываясь с хрустом, осыпаясь кучей осколков. И когда Юлиан, немного придя в себя, открыл глаза, в двух шагах от него в груде каменной крошки лежала, свернувшись калачиком, Анна. Она все еще спала, и этот сон походил на смерть. Но, по счастью, издавна человечество знало средство, как его одолеть.
Наклонившись, Юлиан сделал то, о чем не подумал бы никогда при других обстоятельствах, что не готов был сделать еще час тому назад и что пока еще, если уж на то пошло, не собирался делать в ближайшее время. Приподняв бесчувственное тело девочки, он несколько секунд смотрел на ее лицо, а потом осторожно коснулся губами холодных твердых губ, согревая своим дыханием.
Ему показалось, что сейчас непременно должен был грянуть гром и сверкнуть молния с ясного неба. Ждал, что содрогнется земля, что зашумят кроны деревьев и заорут перепуганные птицы. Ждал, что треснет земная твердь, низвергая их обоих в бездну. Ждал – и поэтому замер, готовый ко всему, но не спеша разжимать объятий.
Но ничего не произошло. Сонный осенний лес остался прежним. Где-то заухала спросонья сова. Послышался мышиный писк. Вяло бормотал что-то ручей. Только налетел порыв ветра, холодный, резкий как пощечина. Взъерошил волосы, пригнул кусты, посрывал с веток десяток листьев – и умчался дальше в чащу. Но с ним вместе исчезли и лесавки, оставив двух людей одних.
Двух людей? Или живого человека с мертвой девочкой?
Чуть отстранившись, Юлиан вгляделся в лицо Анны. Такое спокойное. Такое холодное. Осторожно дотронулся до щеки.
– Пожалуйста, не уходи, – прошептал и не услышал своего голоса. – Ты так нужна… не только мне.
И скорее почувствовал, чем услышал тихий вздох. Коснулся ладонью тонкой шеи, ощутил слабый толчок крови в жилах.
– Анна, – позвал дрогнувшим голосом, – Анна, очнись…
– Нн-н-нет… н-не хочу, – послышался тихий стон.
– Анна?
– Не хочу… жить… – Из-под плотно сомкнутых век выкатилась слезинка.
– Глупости! – Он слегка встряхнул ее, коснулся волос рукой. – Ты жива, ты будешь жить…
– Н-не хочу… Они…
– Кто? Лесавки?
Юлиан вскинул голову. Он сидел с Анной на руках среди россыпи обломков один-одинешенек. Если лесавки и были тут, они умело прятались от ведьмака.
– Они… девочки…
И тут юноша все понял. И обрадовался, потому что знал решение.
– Отпусти их, – прошептал он. – Просто прости. И сама попроси прощения. Просто попроси прощения – этого достаточно. Уж я-то знаю…
Первая осужденная им ведьма вовсе не была виновна в том, что ей приписывали. Уже после казни Юлиан понял свою первую и единственную судебную ошибку и попросил прощения у призрака казненной.
Анна всхлипнула. Еще одна слезинка показалась в уголке глаза.
– Прости, Валерия…
И вот тут действительно поднялся ветер.
Резкий порыв промчался по лесу, такой мощный и неукротимый, что Юлиана едва не опрокинуло на спину. Он ссутулился, закрывая Анну от сорванных веток, чувствуя, как его пригибает к земле и одновременно словно отрывает от нее неведомая сила. Слова прощения были произнесены на Месте Силы, и порыв ветра унес их в разные стороны вместе с потоками энергии. Домчал до Дебрянска, разрывая, ломая, круша оковы проклятий, и где-то там облегченно вздохнули не только обретшие свободу души, но и родители погибших детей вдруг улыбнулись сквозь слезы, светлея лицами и обретая силы жить дальше. Юлиан почти видел их – освобожденных, светлых, чистых. А Анна вскрикнула от боли, вздрогнула и потеряла сознание.
Впрочем, это был благодатный обычный обморок, который мог плавно перейти в целительный сон, и Юлиан успокоился. Бережно поднял девочку на руки и понес прочь, прижимая к груди, чувствуя приятную тяжесть ее тела, радуясь, что вот она лежит на его руках, настоящая, осязаемая, близкая, еле слышно сопит носом ему в шею. И был готов идти так всю оставшуюся жизнь, слушая легкое дыхание и чувствуя себя донельзя счастливым. Она здесь, с ним. Сестренка, которой у него никогда не было. Подруга, о которой он мог только мечтать. Или больше – самое дорогое, любимое существо на земле. И в будущем действительно великая ведьма, раз сумела сотворить такое.
