Константин Игнатов - Клановое фэнтези. Руны Возмездия
– Я? – почему-то стушевался воин. – Я ничего. А что? Нормально.
Ульяна улыбнулась, чуть приподнялась на локоть и вдруг нежно поцеловала спасителя прямо в губы. От неожиданности лихой рубака растерялся. Губы воспылали жаром. Жар быстро проник в сердце. Стало очень хорошо, невыносимо хорошо. У парня аж перехватило дыхание. Но почему-то совсем некстати покраснели уши. Он почувствовал это, смутился. Уля заметила, как задела друга за живое, однако подтрунивать не стала.
Кирилл закрыл глаза, тяжело привалился к здоровенному валуну. Парень только сейчас понял, сколько сил отдал схватке. Мимолетные, экспромтные, но мощные заклятия сыпались из него во время боя как из рога изобилия. И откуда только брались? А именно такие – внезапные, свежевыдуманные, ломающие традиционную логику магических построений, вырванные самопроизвольно в пылу сражения неожиданно даже для самого себя из самых потаенных уголков мироздания – именно такие заклятия опустошают, истощают воина до предела. Еще минуту назад он вертелся неуловимым, будто заводным, волчком, спорил скоростью с ветром, реакцией – с молнией, а сейчас едва мог пошевелить рукой. На тело навалилась каменная тяжесть.
Каждый, кому приходилось бывать в гуще жестокой драки, а тем более – магической, знает, что по ходу схватки пропущенные удары, уколы, ушибы воспринимаются как-то отстраненно – оглушают, но не сковывают. Организм, борясь за выживание, тормозит мешающие активным действиям ощущения, затушевывает их, отводит на задний план. А вот после боя, увы… на кожу высыпают синяки, ссадины, порезы, под кожу изливаются кровоподтеки; ушибленные кости опухают, вздуваются, ноют… а по телу разливается боль, эквивалентная двойной дозе пропущенных ударов.
Но зато на лице у Кирилла, несмотря ни на что, сияла, будто приклеенная, довольная улыбка. Полная победа! Невероятная, немыслимая, невозможная! Восемь дьявоглотов!!! Три трехрогих, три двурогих, два однорогих. Никто не поверит. Такого не может быть! Парень улыбнулся еще шире (раненую скулу прорезала острая боль), в глазах блеснул радостный огонек. Ощущение большого, безграничного, порхающего где-то рядом счастья усилилось. Казалось, протяни ладонь – и оно твое. И тут Кирилл понял, что это не из-за гордости от победы, а… из-за поцелуя Ули. С этой мыслью в мышцы начала возвращаться легкость. Усталость понемногу отступала. «Правильно, видно, говорила матушка, – смекнул удачливый воин, – что в девичьем сердце Силы гораздо больше, чем даже лавы в жерле вулкана. Ну а взять ее оттуда никто без спросу не может. Одарить несметным богатством, мощью богатырской суженного своего может только она сама, девушка…» От неожиданной догадки парень замер и воссиял пуще прежнего. Правда, и уши покраснели еще больше. «Выходит, она меня одарила!» Сердечко забилось в молодой груди учащенно, радостно, взволнованно. Начинающий волшебник ощутил в полной мере всю безграничность своего чувства, уловил божественный накал, истекающий от Ули. Такое нельзя подделать, нельзя создать никакой магией. Осознание сей простой, но великой истины открыло воину второе дыхание, точно в жилах заиграло само солнце – легко и непринужденно. Будто и не было ожесточенного боя. Тело встрепенулось, налилось – в смысле иносказательном – красками дня, словно впитало в себя бушующую зелень кустарника, синь небес, оранжевое тепло солнца, перламутровый загар мари, многоцветную энергию ветра, чистую белизну воздуха. Синяки и ссадины вмиг исчезли. Всё-таки к магии у Кирилла задатки имелись огромные. Не всякий потомственный чародей из боевой династии смог бы так быстро восстановиться после чудовищной, изнуряющей нагрузки.
Да и маменька, наверное, и впрямь была права. Незримый накал, истекающий от Ули, поспорил бы с вулканом запросто. Запасы энергии – сказочные. И ими девушка щедро делилась с избранником. Магическая нить между ними так и пульсировала, так и пульсировала…
Счастливый Кирилл прилег рядом с Ульяной и заснул – спокойно и безмятежно.
Первой проснулась молодая волшебница.
Вечерело.
По всей округе разносился птичий галдеж. Тучи комаров привлекали на бескрайние просторы болот стаи птиц и, естественно, легионы прожорливых лягушек. Они манили во множестве пернатых хищников. То тут, то там можно было заметить силуэт долговязой цапли с задранным вверх клювом, которая старательно проглатывала очередную квакушку. Ну а вся пернатая братия, в свою очередь, являлась отличной мишенью для более крупных добытчиков, летучих охотников – ястребов, коршунов и прочих. Поэтому топи вокруг Гадкой Тропы всегда славились обилием пернатых небожителей. Над унылой вроде бы тиной весь день не смолкал разноголосый гвалт. Только не концентрированный, как на базаре, а разбросанный, рассредоточенный. Прислушаешься: там цвирк-цвирк; там гу-гу; в ответ чик-чирик, чик-чирик; где-то вдалеке кар-кар-кар; а лягушки в пику соседям протяжно, самозабвенно ква-а-а, ква-а-а… Короче, музыка звуков на любой вкус. Да плюс комариный писк.
Но, странное дело, насекомые-кровопивцы, в это время дня обычно досадливые, докучливые сегодня путников своим вниманием почему-то не баловали. Оно, конечно, хорошо. Всегда бы так. Однако любое отклонение от нормы после выпада Изнанки неприятно щекотало нервы, настораживало. Что-то здесь не так…
Ульяна приподняла голову, осмотрелась по сторонам. Ах, вот оно что… Ну всё ясно… Вокруг валялись исковерканные туши дьявоглотов. Они-то и привлекали на себя, притягивали, словно магнитом (а может, магией?) полчища мух и прочего гнуса. Кровососы на радостях о людях и позабыли. Люди что? Они никуда не денутся; время от времени тут появляются; не одни, так другие. А вот пришельцы из Глубин всё-таки гости нечастые. Им и прием особенный нужен. Мухота ведь тоже – нечисть. А нечисть, она, вообще, друг к дружке тянется.
Девушка еще раз окинула взглядом погребальное пиршество насекомых и вдруг непроизвольно выхватила из гущи жужжащей, гудящей кутерьмы искореженную морду псевдодракона. Эта морда… она была какой-то не такой… совершенно неестественной. Только сейчас Уля заметила, что рога у чудовища начисто срезаны, будто кем-то подпилены. А зубастая пасть казалась, вообще, размытой, точно ее когда-то вылепили из воска, а затем воск неожиданно оплавился. Очевидно, Кирилл применял в бою секретную магию невероятной силы. Будучи магом третьей ступени, Ульяна ни разу не слышала, чтобы кому-то удавалось вот так видоизменять внешний облик дьявоглотов. Слишком сложной, непробиваемой защитой обладали порождения Изнанки. В лучшем случае умелый боец поочередно вспарывал на короткий миг магическую и физическую броню чудовища и тут же, не медля, убивал его, словно огромного буйного зверя из южных джунглей. Кирилл же, судя по всему, воздействовал на пришельцев из Низов совсем по иному, он буквально корежил их плоть, выжигал ее изнутри, точно каленым железом. Интересно, как оно это делал?..
Сам победитель дьявоглотов уткнулся носом в плечо подруги и тихо посапывал. Уля беззвучно рассмеялась: «Какой он у меня…» А еще десять дней назад казался обыкновенным мальчиком, беззащитным со своей доморощенной магией перед жестокими Дробителями. Девушка мысленно вернулась к событиям почти двухнедельной давности, вспомнила тот день, когда они с Кирей познакомились.
В скрытое поселение волшебников, которое раскинулось возле Огненных Пещер – святыни Клана Вулканического Пепла – Кирилла привели разведчики. Ульяна тогда сидела с подружками на центральной площади, в самом сердце заклинательной аллеи и видела всю процессию. В глаза сразу бросилось, что воины, руководил которыми опытный маг седьмой ступени, обращались с пареньком как с важным гостем, а не с пленником и уж тем более – не как с возможным лазутчиком противостоящих кланов. Эка невидаль – заблудившийся странник. С чего бы такие почести? Привечать скитальцев – не в традициях кудесников. Для того вокруг родового становища и выставлены дозоры, чтоб отводить случайным путникам глаза, стирать в сознании заплутавших путешественников само напоминание о зачарованном месте, отправлять их при помощи указующих заклятий в обход, а в случае злонамеренного противодействия – безжалостно уничтожать. Но, видимо, командир сторожевого звена с высоты седьмой магической ступени еще тогда заметил в Кирилле что-то такое, недоступное пока ей, облеченной всего лишь третьей ступенью волшебного мастерства. А дальше – больше. Незваного визитера сразу же, без промедления принял сам Хранитель Печи, святитель Семён – глава клана. Явный признак весомости прибывшей издалека фигуры. Любопытно, что это за птица такая?..
Спустя пару часов Ульяну призвал к себе почтенный отец Фёдор и сказал, что ей предстоит провести Гадкой Тропой за Бугор парнишку, скрывающегося от преследования Дробителей. Пространными намеками, околичностями он дал Уле понять несомненную важность сей миссии для клана. Но в подробности, к сожалению, не посвящал. На вопрос, почему бы ни послать с чужаком одного из опытных воинов, отец Фёдор уклончиво ответил, что, мол, все молодые чародеи, имеющие ту или иную ступень в связи с предстоящим Днем Посвящения заняты, роли их дотошно расписаны и отрепетированы в соответствии с древним ритуалом, и подменять кого-то в последний момент негоже. Девушка расстроилась: и вправду, послезавтра большой торжественный день. Она бы тоже хотела присутствовать на празднике в тот момент, когда вновь посвященные воины будут получать свою первую квалификацию чародея. И в их числе ее братишка – Трофим. Ульяна счастливо зажмурилась, вспомнив трепетный Жар Родовой Печи, как тогда, впервые, когда среди героев праздника была она сама. Но, разумеется, интересы клана прежде всего. Полновесному волшебнику спорить со старшим наставником не положено. Задание Совета нужно выполнять, хочешь того или нет. Дабы подсластить пилюлю, отец Фёдор постарался уверить Ульяну, что-де выбор пал именно на нее по той причине, что она лучше других магов знакома с Гадкой Тропой, а сторожевые заклятия да оградительные формулы – ее излюбленный конек. Так что при встрече с Провалом Уля, как полагает Совет, не растеряется.
