Елена Малиновская - Забавы марионеток (сборник)
– А про тебя и говорить не стоит, – ядовито добавила я. – Ты бы получил и славу, и деньги.
– Вот именно. – Луциус хладнокровно усмехнулся. – Но Патрисия провалила задание. Узнав, что книга досталась Стефану, я пришел в ярость. Патрисия уверяла меня, что найдет способ выкрасть ее, но я видел, какими влюбленными глазами она смотрела на Крагена, поэтому особой веры в ее слова не испытывал. Женщинам свойственно забывать обо всем на свете, когда они попадают в ловушку эмоций. Пришлось срочно начинать импровизировать. Так на сцене появился загадочный поклонник Оливии. Благо что девица была недурна собой и достаточно приятна в общении, поэтому сыграть эту роль мне не составило особого труда. Напротив, совместил приятное с полезным. И я исподволь начал наводить справки о Стефане, пытаясь узнать, где именно он хранит книгу. Когда выяснилось, что нужная мне вещь лежит в банковском хранилище по соседству с тем, что было арендовано на имя Арнольда, я посчитал это истинной улыбкой судьбы и добрым знаком.
– Полагаю, Оливия скопировала для тебя отпирающее заклинание, воспользовавшись тем, что Стефан вряд ли ожидал от нее подобного, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказала я.
– Да. – Луциус кивнул. – Стоит отметить, что Стефан вообще до безобразия небрежен в вопросах личной безопасности, да и к имуществу своему относится безалаберно. Наверное, последствия сытого детства, когда богатый отец сломя голову кидается выполнять любую прихоть капризного дитятки.
В этой фразе Луциуса неожиданно прозвучала такая острая ненависть, что я удивленно вскинула на него глаза. Я прекрасно понимала, о чем он говорит. Сама всегда недолюбливала изнеженных баловней судьбы, которым все блага жизни достались лишь по рождению в нужной семье. Мне-то пришлось выгрызать себе место под солнцем, отрастив для этой цели острые клыки и когти. Но я росла сиротой на безжалостном к человеческим слабостям Хексе, где если не ты, то тебя. Но откуда Луциусу знать о таких невзгодах и тяготах? Словно он сам некогда перенес нечто подобное.
Однако, понятное дело, расспрашивать собеседника о его детстве я не собиралась. Мне бы с недалеким прошлым сначала разобраться.
– И что же произошло в банке? – полюбопытствовала я.
– К тому моменту я уже понял, что бедняге Арнольду придется ответить за мои преступления, – равнодушно сказал Луциус. – Поэтому все ненужные мне вещи я перетащил в хранилище, снятое на его имя. Туда же поместил Оливию, прежде хорошенько поработав над ее памятью. Как я уже не раз говорил тебе, я не изверг и не собирался убивать девушку. За что? Мне было приятно с ней общаться, кроме того, я получил немалую долю удовольствия, став ее первым мужчиной. Только не хмурься так беспокойно, она тоже внакладе не осталась. Я, конечно, могу показаться последним гадом, вероятно, даже являюсь таковым, но силой я женщин никогда не брал. Это… ниже моего достоинства, что ли. Так или иначе, но я понимал, что рано или поздно расследование выведет на Арнольда, а следовательно, обязательно проверят хранилище, где к вящей радости Крагена и Стефана обнаружат Оливию. Проведет пару дней в больнице – и оправится от последствий долгого анабиоза.
– Предположим, – согласилась я. – Но я так и не поняла, чем Патрисия заслужила столь суровое наказание.
– Как хекстянка и специалист по смертельным чарам ты должна знать, что проклятие черной чумы – необычное, – спокойно проговорил Луциус, видимо, ни капли не переживая из-за смерти женщины, с которой когда-то был весьма близок. – Я знаю, что твоя семья погибла от него, поэтому ты наверняка собирала информацию, не так ли? Быть может, сама ответишь на свой вопрос?
– Этими чарами принято наказывать предателей, – неохотно проговорила я. – Наблюдая за тем, как гниет тело, испытывая страшную боль от необратимого процесса распада тканей, они должны осознавать, за что несут столь суровую кару. Но как Патрисия тебя предала?
– Она знала, что я собираюсь выкрасть книгу из банка, и была в курсе, что Оливия сопровождает меня. – Луциус нервно забарабанил пальцами по колену. – Когда я вышел на улицу, то обнаружил, что Патрисия ждет меня в самодвижущейся повозке. Увидев, что Оливии со мной нет, она начала кричать, что я чудовище. Мол, убил несчастную девочку. Я пытался ей объяснить, что на самом деле с Оливией все в порядке. Ну, относительно, конечно, но она ничего не желала слышать. С ней случилось нечто вроде истерического припадка. Патрисия припомнила все мои прегрешения, совершенно забыв то обстоятельство, что в большинстве случаев являлась соучастницей. Под конец она заявила, что все решила и ближайшим вечером признается Крагену в афере и расскажет ему, какая опасность грозит его сыну. Наверное, она сказала это сгоряча, но я понял, что Патрисия начала представлять реальную опасность для меня. Она слишком много знала про мои дела и практически вышла из повиновения. Повторюсь, я не имел ничего против ее отношений с Крагеном и готов был ее отпустить, более того, пожелать счастья в семейной жизни. Но мне нельзя угрожать. Я не приемлю шантаж ни в каком виде, для меня это наихудший вид предательства. Собственно, именно тогда участь Патрисии и была определена.
В повозке повисло вязкое молчание, нарушаемое лишь навязчивым жужжанием наглой мухи, пытающейся выбраться на свободу через закрытое окно.
– Да, наверное, я поступил с ней слишком жестоко, – наконец вполголоса проговорил Луциус, неполную минуту понаблюдав за тем, как отчаянно муха бьется в стекло. – Сейчас я понимаю это. Но я действовал на взводе. А проклятие, сказанное в сердцах, нельзя отменить. Оно действует намного быстрее и неотвратимее, чем сформулированное при холодном рассудке.
Я промолчала. Теперь, когда все секреты этого затянутого и запутанного расследования открылись передо мной, я чувствовала усталость. Больше всего на свете мне хотелось вернуться в свою родную любимую квартиру, запереться на все засовы, а потом долго и тщательно отмываться в ванной, до крови раздирая кожу жесткой мочалкой. Но, что самое странное, я ощущала не только отвращение. Было в Луциусе нечто притягательное и отталкивающее одновременно. Да, он являлся жестоким убийцей, для которого человеческая жизнь ничего не стоила, но почему-то предпочитал идти по головам лишь в крайнем случае. И история с Оливией тому подтверждение. И потом, при штурме банка, когда Элмер выпустил из повозки демона, Луциус ведь остался и принял бой, хотя мог бы сбежать. А ведь он наверняка понимал, что если не остановит эту тварь, то она разнесет полгорода, празднуя долгожданное освобождение из недр ненавистного транспортного средства.
– И все-таки зачем тебе понадобилась та книга? – повторила я вопрос, заданный в самом начале разговора. – Неужели она стоила всех смертей?
– Стоила, – твердо ответил Луциус. – Еще как стоила. Но это тебя абсолютно не касается.
После чего легонько коснулся рычага управления, и повозка двинулась вперед, медленно набирая скорость. Видимо, он справедливо решил, что разговор окончен. И действительно, нам было больше нечего обсуждать. Разве что…
– Как я понимаю, ты начала эту беседу не просто так, – произнес он, вновь все внимание устремив на дорогу. – Хочешь получить что-то за свое молчание?
– Только одно – чтобы ты оставил меня в покое и навсегда забыл о моем существовании, – честно ответила я. – Луциус, я была совершенно серьезной, когда сказала, что не желаю вражды между нами. Ты слишком серьезный противник, чтобы иметь глупость тягаться с тобой. По большому счету, я угодила в эту историю случайно. Да, не скрою, мне была любопытна личность кукловода, так любовно натянувшего нити аферы. Но теперь я хочу просто забыть обо всем и вернуться к своей обычной жизни.
– Но ты не можешь не понимать, что слишком опасна для меня. – Луциус покачал головой. – К чему ты вообще начала этот разговор? Странное поведение для хекстянки. Ты ведь прекрасно осознавала, что тем самым ставишь себя под удар.
– Ты бы все равно избавился от меня. – Я грустно усмехнулась. – Я поняла это, когда Стефан рассказал, что именно Арнольда ты назвал истинным виновником всех этих событий. Ведь в беседе со мной ты признался, что Арнольд был всего лишь ширмой, а истинный преступник до сих пор гуляет на свободе. Если бы я погибла, то эти слова остались бы только между нами. А если бы осталась жива, то рано или поздно я бы узнала, чем закончилось расследование, и непременно бы удивилась: как так, в разговоре со мной – одно, а на самом деле – другое. Такие, как ты, никогда не оставляют за собой следов.
Луциус отчетливо скрипнул зубами, что лучше любых слов доказало правоту моих рассуждений. Он действительно готовил несчастный случай, призванный раз и навсегда избавить его от головной боли под именем Доминика Альмион.
– Ты на редкость предусмотрительная девочка, – проговорил он, и в его голосе послышалась сложная смесь восхищения и раздражения. – Полагаю, все те соображения, которые ты мне так любезно выложила как на духу, где-нибудь записаны. Так? И если с тобой что-нибудь случится…
