Алексей Пехов - Летос

Она ничего не понимала в поединках, но виделавидела – перед ее глазами разворачивается то, что язык не повернется назвать боем. Настоящий танец. Серый грациозный журавль сражался с необычайно проворным диким котом. Клинки плели узор, звенели и мелькали. На несколько мгновений ей показалось, что толстяк стал прозрачным. А потом все кончилось, и она сдавленно ахнула.

Мильвио оказался рядом, схватил ее за плечо, поволок за собой, и Скела, чтобы не упасть, едва ли не вприпрыжку поспешила за ним. Они остановились в густой тени, под прикрытием стены заброшенного дома. Отсюда она видела площадку, на которой проходила схватка, и мертвого.

Но толстяк оказался не так уж и мертв. Вот он поднял голову, а затем стал медленно подниматься. Паромщица не сразу поняла, что происходит, – поблизости не было ни одного огня. Вскрикнуть она не успела. Ладонь в перчатке зажала ей рот, и она почувствовала запах стали и кожи.

– Ни звука, – шепнули ей на ухо, и она, помедлив мгновение, кивнула.

Он убрал руку, и девушка стала смотрет, как заблудившийся, покачиваясь, оглядывается. Чудовище не видело их, нюхало воздух, но запах его собственной крови все перебивал, и оно никак не могло сориентироваться. Скела в ужасе думала, куда пойдет погибший вне дома, не скованный порогом. Вокруг целый город, на улицах есть патрули, и к утру заблудившихся может быть не один и не два. Надо было что-то делать, но она осознавала свою бесполезность.

На тыльную сторону ее запястья попало что-то горячее. Она поднесла руку к глазам, увидела, что это черная капля, с ужасом посмотрела на своего спасителя, раненного в бою. Тот, отвечая на ее невысказанный вопрос, легко покачал головой, показывая, что не так все страшно.

Девушка быстро нашла рану, сняв с шеи свой цветастый моряцкий платок, прижала его к порванным звеньям кольчуги, ощутив, как мужчина вздрогнул всем телом, но не издал ни звука.

Так они и стояли. Скела пыталась остановить кровь, а Мильвио, сжимая меч, наблюдал за заблудившимся. Тот, не видя перед собой никакой цели, лишь вертел головой.

Они оба пропустили мгновение, когда на освещенное луной место вышла женщина в кожаных штанах, с фальчионом в руке. Воин хотел сделать шаг, чтобы помочь ей, но паромщица, узнав черноволосую спутницу толстяка, осталась на пути чужестранца, встала на цыпочки, шепнув:

– Они заодно.

Тот посмотрел удивленно, даже неверяще, но, поколебавшись, опустил меч.

Секунду женщина разглядывала толстяка, который стоял к ней спиной, затем негромко окликнула. Заблудившийся пружинисто развернулся и резко прыгнул, но его ноги запутались в собственных кишках, и он грохнулся на землю.

Черноволосая грязно выругалась.

То, что происходило в следующую минуту, заставило Скелу поверить, что она оказалась в эпохе великих волшебников.

Заблудившийся был быстр, свиреп и силен. Но черноволосая… она просто превратилась в размытый вихрь. В прозрачный лед. В призрака. Она нападала со всех сторон, оказываясь то тут, то там. Фальчиона просто не было видно, и тот, кто совсем недавно был человеком, потерял руки, затем ноги, а после и голову.

Женщина постояла над шевелящимися останками, посмотрела на пустые глазницы, на открывающийся рот с волчьими зубами. Выругалась еще раз и побежала прочь.

Они выждали еще по меньшей мере минуты три, пока Мильвио не сказал:

– Думаю, что она ушла, сиора.

– Шестеро! – потрясенно произнесла Скела. – Что это было?

– Так ли это важно? Ночи Летоса темны. Не подходи к останкам. Они опасны, пока не придет указывающий.

– Я видела вас в гавани несколько дней назад. Разве вы не уплыли в Варен на «Морском коне», как собирались?

Чужеземец вытер меч, подобрал ножны, покосившись на отрубленную руку, валяющуюся неподалеку и все еще шевелящую пальцами.

– Я опоздал на него, сиора. Прощался с Шерон, и, когда вернулся, тот уже уплыл.

Скела тихо ответила:

– Я до конца своей жизни буду благодарить Шестерых за ваше опоздание. Вы спасли мне жизнь.

– Мне было приятно это сделать.

– Ваша рана, Мильвио, – опомнилась девушка. – Нужен лекарь.

Он приложил к боку руку в перчатке.

– Лучше сперва предупредим указывающих.

– Это мне решать! – сурово ответила та. – Вы только что спасли мне жизнь, и я не позволю вам истечь кровью!

Он не стал спорить:

– Как прикажешь, сиора. Ты очень добра.

– Это меньшее, что я могу для вас сделать.

Они ушли, а голова того, кто был сойкой, продолжала открывать и закрывать зубастую пасть.

Глава четырнадцатая

Ночь откровений

– Поиграем в загадки, – сказал шаутт, когда луна скрылась за облаками. – Догадайся, кто я?

Маленький рыбацкий ботик с округлыми боками, шлепая единственным колесом, взбирался на крутую волну, а затем, перевалив через ее вершину, словно детские санки скатывался вниз, зарываясь носом в воду и опасно раскачиваясь.

Несмотря на плащ, Лавиани вымокла до нитки и сильно замерзла. Ей все время приходилось следить за переливающейся через борт водой и вычерпывать ее. Шерон взяла на себя заботу о хрюле, который безропотно крутил колесо. Подбадривала пыхтящего зверя, а тот отвечал ей гортанным и дружелюбным хрюканьем. Порой она поглядывала вперед, туда, где за валами волн скрывалась безлюдная земля. До нее было еще очень и очень далеко.

Акробат, сгорбившись, сидел на кормовой банке, крепко удерживая румпель.

Голова его была словно после пробуждения от кошмара, тяжелая и медленно соображавшая. Когда он резко перемещал взгляд, все вокруг на несколько секунд раздваивалось, принимая странные образы.

– Ты стал белым как мел. – Цепкий взгляд Лавиани, от которой ничего нельзя скрыть, задержался на его лице. – Дыхание поверхностное, зрачки сужены, на лбу испарина. Все так хреново?

– Если скажу «да», ты сможешь это как-то исправить?

Сойка отложила черпак, перешагнула через лежавшие на дне ящики с едой для хрюля, села перед акробатом на корточки, взяла за руку. Кончиками пальцев едва притронулась к пульсу и что есть сил надавила на только ей известную точку под запястьем.

Он вскрикнул от неожиданности, выпустил руль, и ботик вильнул, ударившись бортом о волну. Хрюль возмущенно замычал, сбиваясь с ритма.

– Ну как? Проясняется сознание? – Лавиани с усмешкой щелкнула пальцами перед лицом Пружины, проверяя реакцию. – От знака той стороны это не спасет, но ты хотя бы не будешь выглядеть как придурок, нажевавшийся листьев нефритовой ромашки. Запомнил, или еще раз показать?

– Запомнил. Спасибо.

Она увидела, как в его золотистые глаза возвращается жизнь, и сказала:

– Пожалуйста.

– Сами Шестеро мне вас послали, – устало перевела дух Шерон. – Не знаю, как бы я справилась с лодкой. Рулить, вычерпывать воду и командовать хрюлем одному человеку практически невозможно.

– Шестеро? Они здесь ни при чем. Это был шаутт, если ты забыла. – Лавиани с ненавистью посмотрела на воду у себя под ногами. – Гребанный шаутт, засунь Скованный его себе в задницу! Ну я понимаю – вы. Один вот-вот станет пустым, у другой приступ заботы о чужих детях. Но на себе я поражаюсь до сих пор. Я-то что тут забыла?

Она знала что. Свою жизнь, которую она потеряла в Нимаде. Ей обязательно надо двигаться к какой-то цели. Ну и конечно же Борг. Не довела дело до конца и теперь в бегах. Кто, спрашивается, в этом виноват?

– О чем задумалась? – Тэо прервал ее мысли.

Лавиани мрачно посмотрела на него:

– О том, закапывать вас или нет, если выживу только я.

– Ну лично мне будет уже все равно, – ответил Пружина, сделав вид, что не замечает ее язвительности. – Я буду где-то на той стороне. Так что можешь не утруждаться. А ты, Шерон?

– Никогда не думала, что будет со мной после смерти.

– А как же воскурения, молитвы Шестерым, погребальные обряды и прочее? – подначила ее сойка.

– Мы не на материке. Здесь, на островах, все суровее и проще. Люди умирают, и их зарывают в землю. И не устраивают вокруг этого события ритуалов, которые считаются правильными на юге. Смерть часть жизни. Не важно, как ты умрешь и как тебя похоронят. Важно, чтобы это случилось не ночью.

Справа раздался всплеск, и в бот впились светло-зеленые, очень длинные, похожие на барабанные палочки пальцы с узловатыми суставами, перепонками и синюшными ногтями. Лавиани выругалась, выхватила нож, но Шерон, от которой не укрылся этот жест, быстро сказала:

– Не надо!

Над бортом появилась голова с мокрыми, бесцветными волосами, которые липли к впалым щекам и низкому лбу. Рыбьи глаза с интересом уставились на Тэо, затем она заметила Шерон, и ее лиловые губы растянулись в глупой усмешке:

– Вдова! Я вижу это.

Указывающая побледнела, но ее лицо осталось холодным. Она сказала гостье резко:

– Пошла прочь!

Но та лишь хихикнула и прошелестела: