Марина Козинаки - Ярилина рукопись
– Сегодняшней темой станут анчутки, – провозгласил Нестор Иванович.
– Анчутки! – восхищенно проговорила Маргарита. – Что за прелестное слово!
– Да, но не столь прелестные существа, – заметил наставник, погрозив в воздухе пальцем. – Делятся анчутки на водяных анчуток, полевых и домовых анчуток. Не путайте с обычными домовыми!
– Без домового так плохо, – шепнула Маргарита. – Даже не к кому обратиться за помощью.
– Обратилась бы к Батману!
– А что за помощь тебе нужна? – тихо спросила Василиса.
– Да ничего особенного, – пожала плечами Маргарита, пригладив волосы и слабо улыбнувшись. – Просто иногда так надоедает стирать вещи самой. Обряды и колдовство пока не сильно выручают. А Афанасий с этим здорово помогал.
– Ну, это ведь не он стирал за тебя, – отозвалась Анисья.
– А кто же? – удивилась Маргарита.
– Водяные анчутки – это речные мереки и подводные черти, – неожиданно громко сообщил Нестор Иванович, и девочкам вновь пришлось обратить свое внимание на него. – Они боятся водяного, но сказать, что подчиняются ему, было бы неправильным. Они трусливы, но и опасны. Конечно, опасны в большей степени для потусторонних, однако в Купальскую ночь их сила в несколько раз возрастает, так что они могут противостоять чарам колдуна и навредить ему. Конечно, для Водяного колдуна справиться с анчуткой не составит труда, но вот всем остальным я бы посоветовал держаться от них подальше.
– Кто-кто, жители ближайшей деревни, – шепнула Анисья.
– Серьезно? – Полина перестала натягивать себе на нос ворот белого свитера, вышитого снежинками, и повернулась к Анисье.
– Ну да, а тебе никог…
– Красавицы, потише, пожалуйста! – сказал Нестор Иванович.
– А тебе никогда не приходило в голову, откуда берутся все продукты для столовой, например? – Анисья понизила голос, как и попросил наставник.
– Не думала об этом. Откуда?
– Их привозят из деревни, куда этим летом отправляли Митю для отработки долга. Я имею в виду, конечно, такие продукты, как мясо, молоко, овощи. Если не ошибаюсь, вся деревня только и существует на деньги магов. Мы платим потусторонним за все это.
– Домовые анчутки – это все низшие существа, живущие в каких-либо помещениях. Для примера назову вам банного анчутку. Попрошу не путать с банником. Банник, как мы с вами уже знаем, – это домовой, обитающий в бане, а анчутка – банный черт. Так, банные анчутки ростом около полуметра, – под скрип металлических писал и шариковых ручек Нестор Иванович продолжал свой рассказ.
– А откуда Заречье берет деньги, чтобы покупать продукты и платить людям за их труд? – спросила Маргарита.
– Заречье существует за счет вложений богатых семей, – Анисья многозначительно изогнула брови, и девочки переглянулись, догадавшись, что свою семью она имела в виду в первую очередь. – Так уж традицией заведено.
Маргарита подумала, что это похоже на благотворительность, совершаемую не по своей воле. Раз содержание Заречья с несколькими сотнями жителей стало традицией, значит, представители состоятельных родов не могли уклониться от своей обязанности. Это Маргарита поняла без труда, потому что к настоящему времени в ее голове уже сложилось четкое представление об особенностях этого мира: то, что с течением лет вошло в традицию, не нарушалось. Казалось, что многие обычаи уже давно изжили себя, но все равно продолжали безукоризненно соблюдаться. Хотя, возможно, девочка, выросшая среди потусторонних, просто не могла осознать важность некоторых явлений.
Маргарита покосилась на Полину, ожидая от подруги комментариев, но та строчила на бересте, уткнувшись носом в воротник свитера и следя большими серыми глазами за вереницей букв, появляющихся из-под ее автоматической ручки.
* * *Природа уснула. Ей снился сон, что все вокруг покрылось белым саваном. Силы ушли глубоко под землю. В холодный лес пришли люди. Но то были люди, которые не чувствовали природу, не слышали ее голоса. Они бродили по лесу голодные и озлобленные. Они начали рубить деревья, оставляя за собой лишь пни и грязные глубокие борозды. Прямо под их ногами лежали тайны. Люди ходили по дарам, оставленным древними богами, и не замечали их. Уничтожили лес, но не нашли того, что было спрятано у них под носом. Они слонялись, превращаясь в тени, бесконечно бродили по кругу, рождаясь и умирая, но так и не узнали, как сквозь сон за ними следили мутные янтарные глаза в каменных веках. Никто не расслышал, как от боли природа скребла металлическими когтями, как била одеревеневшим хвостом с другой стороны земли, пока не явился тот человек, что отличался от всех остальных, что смог прогнать из леса злых и неблагодарных тварей, что залечил старые раны. Тогда природа проснулась вновь.
* * *Наконец-то выпал и укрыл сплошным покровом пологие склоны парка белый пушистый снег. Не первый, и не второй, и даже не третий. Все предыдущие искрящиеся ковры снежных хлопьев таяли в тот же день, когда и появлялись. Но на этот раз все было по-другому. Плотной подушкой лег снег на промерзшую землю, скрыв от взоров серую грязь и рыжеватую кашу из гнилых листьев.
Сева стоял на широком крыльце, любуясь высокими синими соснами в белоснежных шапках, достающих почти до самого неба. Лишь их медные стволы горели яркими пятнами на ослепительном серебристом фоне парковых лужаек, да кое-где еще выглядывали из-под пушистого покрова ветки красной рябины.
Через несколько минут на крыльцо выскочил Митя, держа в руках расписные старинные салазки с металлическими полозьями, и друзья направились в глубь парка. Их место на ступеньках у выхода Белой Усадьбы тут же заняли другие юные колдуны, вышедшие на свежий воздух кто с санками, кто с лыжами, кто с коньками.
Сзади раздались хихикающие девичьи голоса, и группка девушек нагнала двоих друзей.
– Боже, Варя, какая ты неромантичная! – добродушно засмеялась одна из девушек. – Неужели ты правда не веришь в любовь?
– Все подразумевают разное под этим словом, – возразила ее спутница.
– Ага, кто это у нас тут! Митя и Сева! Привет, куда идете? – девушка, допрашивающая Варю, все еще смеясь, обратилась к ребятам. – А, вижу. Санки. Я уж было хотела позвать вас на каток.
– Спасибо, но как-нибудь в другой раз, – улыбнулся Митя. – Не будем мешать вашим разговорам о любви.
– О, ты все слышал! А нам было бы очень интересно ваше мнение на этот счет!
– Сева, вот ты веришь в любовь? – спросила нежным голосом Пелагея, все это время хитро поглядывавшая на спорящих подружек.
– Я же сказала, все представляют разное, когда говорят о любви, – повторила Варвара.
– Как это разное! – опять рассмеялась ее спутница. – А как же вечное, невообразимо великое чувство? Чувство, спасающее города; чувство, за которое можно отдать жизнь! – Она театрально вскинула руки и повернулась к Севе.
– Я не знаю, – тут же ответил он довольно резко. Любовь казалась ему чем-то слишком сентиментальным. Она определенно была придумана для девчонок, чтобы им было о чем сплетничать и чем хвастаться перед подругами. – По крайней мере, я не знаю такого чувства, которое спасает города.
– Но зато отдать жизнь – это да. Как-то ближе к истине, – рассудительно сказал Митя.
Девушки захихикали.
– Митя знает, что говорит, он ведь помолвлен, – сказала одна из них.
– Не завидуйте, не завидуйте! – со смехом подыграл Митя. – Дядя Митя знает побольше вашего, это точно!
Ответом ему стал взрыв девичьего смеха.
Маленькое озеро, покрывшееся коркой льда и присыпанное снегом, было уже близко. А за ним виднелась и гора, с которой больше десятка ребят спускались на санках, кувыркаясь и вереща.
У Севы захватило дух. Он обожал снег и скорость. Митя улыбнулся, ему тоже не терпелось взобраться на холм, оседлать салазки и стрелой пуститься вниз.
– Постой, – послышался голос Пелагеи. – Сева, погоди секундочку.
– Не могу, – ответил Сева. Разговор о любви его не прельщал. Он внезапно почувствовал свою несостоятельность по сравнению с этими полными жизни и эмоций девушками и своим лучшим другом, словно ему оказалось не доступно что-то, доступное и понятное им.
– Иди к ней, – шепнул Митя. – А я пока разыщу Анисью и отберу у нее вторые санки. Встретимся у подножия горы.
Не дождавшись ответа, Митя отправился на поиски младшей сестры. Ноги его проваливались в глубокий снег, оставляя на нерасчищенной дороге синие следы. Сева поглядел на удаляющегося друга, а потом развернулся и направился к поджидавшей его Пелагее. Она стояла одна – подружки остались у озера.
Пелагея была красивой и розовощекой. «Пожалуй, – подумал Сева, – она и правда может быть причастной к чувствам, спасающим города, если бы только я мог точно понять, что именно это за чувства». Пухленькая, складная и обаятельная Пелагея и спасенные города. Что ж, может, из этого что и вый дет?
