Василий Горъ - Бездарь. Охота на бессмертного
Выход на финишную прямую – поворот в знакомое ущелье, верхнюю треть которого я самолично утыкал разного рода сюрпризами, – ознаменовался вспышкой боли. Засмотревшись на пушистый хвост довольно крупного линмара[84], я умудрился не заметить острый выступ на подводной части камня и от души ткнул в него большим пальцем правой ноги. Временное «просветление», наступившее в процессе озвучивания матерной тирады, удалось использовать с пользой: я не только взбодрился и проснулся, но и догадался выйти в эфир:
– Тройка, Пятерка, я – Единичка! Как слышите меня? Прием!
Добрых секунд десять в наушнике было тихо. А когда я решил, что до лагеря все еще далековато и практически вернулся в состояние «зомби», внезапно схлопотал неслабый акустический удар:
– Максим, ты?!
– Нет, почтальон Печкин… – сварливо пробормотал я. – Принес заметку про вашего мальчика…
Как ни странно, услышав эту немудреную шутку, Фролова запнулась на полуслове и другим, очень напряженным и совсем не радостным голосом поинтересовалась:
– Ты как, в порядке?
– Я – да. А что у вас? – окончательно придя в сознание, спросил я и вдруг почувствовал, что сделал это напрасно.
– У нас все… хуже некуда… – после длинной и о-о-очень неприятной паузы выдохнула девушка. – Я застрелила Толяна… Под деревом – стая шингов… И… они почти доели его тело…
Слова «случайно» в первом предложении не было, поэтому сотрясать воздух, пытаясь выяснить причины происшествия, я и не подумал. А тут же начал грузить ее «деловыми» вопросами:
– Сколько шингов в стае?
– Восемнадцать.
– Другие хищники в поле зрения есть?
– Штук пять коргулов[85], несколько десятков лоспи[86] и то ли линмар, то ли клотт[87] в ветвях соседнего дерева.
– Коргулы и лоспи – мелочь. Поэтому первым делом вали линмара, а потом начинай отстреливать шингов…
– В «ПСС-е» – один патрон… – глухо сказала Фролова. – Ведь второй обоймы ты мне не оставил.
– Не задуряйся, стреляй из карабина! – разрешил я и перешел на бег. – Я буду максимум минут через двадцать – двадцать пять…
…Оставшиеся два с лишним километра я пробежал за одиннадцать минут сорок семь секунд. Личный рекорд на аналогичной дистанции, наверное, не побил, зато положил с прибором на все принципы скрытного передвижения в тылу предполагаемого противника, вместе взятые. Впрочем, особой необходимости соблюдать ту же тишину не было, так как большую часть этого времени впереди грохотала самая настоящая канонада: Ольга сжигала свои страхи и негативные эмоции в прицельной стрельбе по хищникам.
Судя по темпу стрельбы, палила она абсолютно холодно и неэмоционально, тщательно выцеливая каждого зверя и тратя считаные мгновения на перезарядку. В результате на девятнадцать реально опасных хищников она потратила всего двадцать один патрон. А мелочь вроде лоспи и коргулов вообще проигнорировала!
Такая расчетливость напрягла меня намного сильнее ожидаемой истерики: по моим ощущениям, девушка была на грани. И могла сорваться в любой момент. Поэтому последние метров триста я уже не бежал, а летел. Впритирку проходя ловушки и проламываясь сквозь кустарник там, где стоило обойти…
…Несмотря на то, что перед появлением из леса я вышел в эфир и сообщил, что буду через десять секунд, Фролова поднялась с «лежки» только тогда, когда убедилась, что человек, выбравшийся из зарослей, и я – одно и то же лицо. Вопить от счастья не стала. Пытаться что-то объяснить – тоже: забросила «кристинку» за плечо, скользнула к стволу и, не торопясь, перебралась на соседнюю ветвь.
Пока она спускалась на землю, я оглядел трупы. Затем всадил по пуле в черепа трех недобитых шингов. И проконтролировал бьющегося в агонии клотта. Автоматически. Ибо смотрел на практически лишенный мяса костяк Коростелева и пытался прикинуть, сколько времени Ольге пришлось смотреть на трапезу хищников.
Думал, конечно же, на ходу. Старательно обходя дымящиеся лужицы и ручейки и постепенно приближаясь к «березе-мутанту»…
…Остатков душевных сил Ольге хватило ненадолго: спрыгнув на землю с самой нижней ветки, она довольно спокойно перешагнула через подрагивающее тельце шинга, внимательно оглядела меня с ног до головы, а затем порывисто шагнула вперед и, обхватив руками, вжалась лицом в маскхалат.
Секунд тридцать, пока я стоял неподвижно и обдумывал оптимальный режим ее вывода из пограничного состояния, она мелко-мелко дрожала. А когда почувствовала прикосновение моей ладони к волосам, напряглась, как струна, и попыталась что-то объяснить:
– Макс, я…
– …ты молодец! – мягко перебил ее я, почувствовав, что она вот-вот сорвется, и решив отложить приближающуюся истерику хотя бы на некоторое время. – Ты все сделала правильно: сориентировалась в непростой ситуации, не поддалась панике и не начала палить по шингам из карабина, не сводила глаз с клотта, который мог с легкостью взобраться «на лежку»…
– Макс, я…
– О-оль? Обрати внимание на ветер: он дует как раз в сторону реки! В полутора километрах отсюда – водопой, рядом с которым я видел следы зверьков намного крупнее лоспи…
Фролова услышала. Поняла. И даже кивнула. Но когда я едва заметно шевельнулся, показывая, что надо собираться, вжалась в меня еще сильнее и еле слышно всхлипнула. Пришлось снова начать приседать ей на уши…
…Что я нес в процессе сборов, пожалуй, не скажу. Помню лишь, что старался обходить любые темы, которые могли вызвать у Ольги неприятные ассоциации, комментировал все свои действия и припахивал ее к чему можно и нельзя. Кстати, последнее помогало лучше всего: судя по всему, девушка подсознательно старалась держаться как можно ближе ко мне, поэтому в любую совместную «работу» впрягалась со всем пылом израненной души. А от поручений, не требующих участия нас обоих, шарахалась как черт от ладана.
Я, в общем-то, не возражал, так как прекрасно понимал, что являюсь единственной связью между нею и тем миром, к которому она привыкла. Само собой, собираться в таких условиях было, как бы это помягче выразиться, несколько неудобно. Но я особо никуда не торопился, поэтому сначала собрал и перетащил подальше от поляны все нужное снаряжение, затем сложил в рюкзак Коростелева все ненужное и понес это самое «ненужное» к схрону. Закапывать.
Первые несколько минут прогулка в тени лесных исполинов радовала меня не по-детски: перестав натыкаться взглядом на останки телохранителя, тушки тех, кто его жрал, и лужи крови, Фролова начала потихоньку расслабляться. Правда, идти старалась все так же близко и иногда как бы случайно прикасалась рукой к моей руке. Но стоило нам перебраться через овраг и увидеть, что вся земля вокруг нужной нам купы деревьев испещрена знакомыми следами, как ее начало ощутимо потряхивать.
– Две стаи на одной территории обычно не уживаются… – пытаясь ее успокоить, начал я. – Поэтому беспокоиться не о чем…
Ольга не отреагировала. В том же темпе прошла еще шагов шесть-восемь, затем увидела пару окровавленных обрывков репшнура, привязанных к вбитым в землю колышкам, вцепилась мне в предплечье и аж затряслась от бешенства:
– Ма-акс…
– Аюшки?
– Прикинь, шингов приманила эта с-сука!
Сообразив, что жгучую ненависть, которую она испытывала в этот момент, можно использовать как клин, способный вышибить чувство вины, я потребовал объяснений. И тут же их получил:
– Толик, скотина, проводил в лагере только ночи, а днем ловил силками мелкую живность! Я думала, что он учится выживать, а он, оказывается, пытался использовать их, чтобы разминировать схрон и украсть оружие, боеприпасы и снаряжение, оставшееся от Костика и Паоло!
Я еще раз оглядел истоптанный дерн над схроном, кучки обглоданных костей и клочья шерсти и попробовал пошутить:
– Земля была ему настолько не мила, что он решил пожить на Иллемаре?
Девушка непонимающе посмотрела на меня, а потом криво усмехнулась:
– Он считал, что Арвид ап-Лагаррат, разглядев в нас бездарей, решил поднять бабла на пустом месте! А чтобы мы гарантированно сложили голову, пытаясь выполнить невыполнимое, сообщил, что через восемнадцать дней амулеты выжгут нам мозги!
– О как…
– А еще, по его мнению, контракты, в которых прописана смерть исполнителей, могут заключаться только в дешевых ужастиках, то есть худшее, на что способны амулеты, – это передать в офис гильдии Ан-Мар сигнал о провале миссии и отключиться…
«Наивный сын чукотского оленевода…» – мысленно буркнул я и невольно поежился, вспомнив беседу с Табаки, во время которой пытался разобраться с функциями «подарков» Арвида ап-Лагаррата.
– И последний вопрос на сегодня… – буркнул я, вытаскивая из-за пазухи амулет. – Что ты можешь сказать об этой штуке?
Ап-Куеррес, после инъекции «мозголомки»[88] пребывающий в сумеречном состоянии сознания, с трудом сфокусировал взгляд на полированной деревяшке, освещенной светом моего фонаря, некоторое время тупо пялился на замысловатую вязь из рун, а затем облизал пересохшие губы:
