Ник Перумов - Молодой маг Хедин
– А ты его испытай, – медовым голоском посоветовала Гулльвейг.
– И это нетрудно. Однако, гостья дорогая, скажи, зачем всё-таки…
– Не нужно тебе знать этого, бог О́дин, владыка мой. Волю мою ты обещал исполнить, вопросов не задавая.
– Обещал, – вздохнул Старый Хрофт. – Будь по-твоему.
– Вот и хорошо, – тьма сгустилась, окутав Гулльвейг словно плащом. – Прощай, Отец Богов, не скоро свидимся. Недосуг мне будет, дел уж слишком много. Большие дела затеваются, дела невиданные, но ты меня в них не ищи. Не там я буду.
– А где же? – не удержался О́дин.
– Ах, Отец Дружин, Отец Дружин! У Матери Ведьм своего начатого хватает. А боги, маги, восстания, войны – это ваши, мужские, забавы. Кончатся они в один прекрасный день, и миром займёмся мы, ведьмы. На наши плечи ляжет всё.
– Не могу дождаться, – съязвил Старый Хрофт.
– Ждать и впрямь долгонько придётся, – легко согласилась гостья. – Но что для нас с тобой время, друг мой?
«Какой я тебе друг?» – едва не брякнул Отец Дружин.
– Всё равно, – сказал он вслух. – Помня тебя в Асгарде, Гулльвейг, поневоле задумаешься.
– Что ж, тогда помогу, – она наклонилась к уху Отца Богов, быстро и горячо зашептала:
– Будут войны, будут походы и битвы. Пламя повсюду, огонь, смерть, как положено от века. Мать Ведьм видит и знает. Видит, как расступятся стены мира, как войдёт сквозь них чернота, что не чернота, и ночь, что не ночь, но Мать Ведьм останется незримой. Не стоит искать её и призывать, ибо справитесь без меня. И тебе лучше обо мне забыть, бог О́дин, пока не настанет час, пока не изменится мир, пока не прогремит по всему сущему и не-сущему гибель богов, великая, настоящая. Никто не поможет вам, кроме лишь вашего разума, а я, Мать Ведьм, займусь извечно женским: буду готовиться принять роды.
– Чьи?
– Нового мира, конечно же, – её губы слегка коснулись виска Старого Хрофта. – Если не удастся мужам, настанет черёд жён. Но не на поле битвы.
– Загадки, Гулльвейг, загадки…
– Таковы уж мы, ведьмы. Обожаем говорить загадками. Ну, прощай, бог О́дин. Мы увидимся. Хоть и не скоро. Да! Чуть не забыла. О Фенрире я позаботилась. Твой названый племянник в безопасности, Отец Дружин.
И она исчезла.
(Комментарий Хедина: никогда я не слышал от Старого Хрофта об этой встрече с загадочной Гулльвейг. Сам я этой особе никогда не придавал значения – в Упорядоченном преизрядно древних сил, Молодые Боги истребили их без числа, но и осталось немало. С иными мы оказывались в союзе, иные, окончательно обезумев, выступали против нас, иные оказывались в заложниках у сил молодых и дерзких, вроде так называемых «Безумных Богов», кого пришлось давить Гильдии Боевых Магов; иные так и оставались сами по себе, ни нашим, ни вашим; их не трогали ни мы, ни наши противники.
Прародительница ведьм, основоположница женской магии – но при этом никогда ни во что не вмешивавшаяся открыто. Загадочные сущности вроде Лунного Зверя всегда интересовали меня гораздо больше. Однако, перечитав эти строки Старого Хрофта, я невольно подумал, что эту самую Гулльвейг неплохо бы отыскать. Потому что уж больно всё это смахивало на заговор. Самый настоящий заговор, ну или чей-то «план» с большой буквы.
Не привык становиться мелкой тавлейной фигуркой в чьих бы то ни было руках.
Добавлено уже совсем на полях страницы, всё той же рукою Хедина:
Гулльвейг скрылась, подмастерья не могут отыскать никаких её следов.
Ещё дальше, иным пером и другими чернилами:
Специально вернулся к рукописи Хрофта – Гулльвейг нет нигде. Множество лет так называемая «мать ведьм» никак и ничем себя не проявляет. Она не в союзе с козлоногими, она не в союзе с Дальними. Она сама по себе и так запряталась, что не вдруг отыщешь. Подмастерья требуются в иных местах, поиски прекращаем.)
IX
Была весна. Старый Хрофт ненавидел весну. Ненавидел всем сердцем, потому что помнил, как оно было, когда отступали снега и Большой Хьёрвард оживал, дружно сбрасывая ледяные оковы. Радовались асиньи и асы, радовались эйнхерии, на время забывая даже о ратных забавах. Слейпнир весело нёсся сквозь легкие облака, и даже сумрачные гримтурсены на краткий срок забывали о собственной воинственности.
Сейчас, когда в Восточном Хьёрварде, у Живых Скал, вновь журчали бесчисленные ручейки, а мелкая лесная нелюдь пела и плясала, Старый Хрофт мрачно сидел внутри дома, заперев дверь на засов. Очаг пылал так, словно на дворе стояла лютая зима, а бог О́дин пил хмельную брагу, забывая утереть усы и бороду.
Весной, когда всё возвращалось к жизни, осознание вечной потери становилось почти нестерпимым.
Что делать, как жить с кровавой раной вместо памяти?
Отец Дружин видел молодого мага. Он шёл медленно и осторожно, Живые Скалы могут напугать даже Истинных. Нет, не потому, что с самими чародеями со Столпа Титанов что-то может случиться, но оттого, что кто-то, кроме них, оказался в силах сотворить подобное.
Маг Хедин явился один. До Старого Хрофта доходили слухи, что с его учеником – Флавием, верно? – приключилось что-то нехорошее.
А Истинный-то – колеблется. Чувствует, что переступает не просто через порог. Что ж, Отец Дружин помнит слова Гулльвейг.
Стучит.
– Кого тут принесло?
– Досточтимый Хрофт?
– Он самый. А что надо у меня Истинному магу?
Он изменился, этот Хедин. Время не властно – до срока – над его племенем, однако они позволяют себе стареть, как давно уже понял Отец Дружин, просто меняя внешний облик. Наверное, для солидности.
Волосы до плеч, густые брови, резкая линия скул. То же лицо, что тогда, на ярмарке. Простая одежда, никакого оружия. Правда, многовато перстней на пальцах и талисманов.
(Комментарий Хедина: да, всё наше Поколение проходило тогда через увлечение всякими магическими игрушками…)
– Знания, могущественный Хрофт.
– Льстишь, чародей, и льстишь неумело. Иди отсюда. Дверь у тебя за спиной.
Не уходит, однако в лице что-то дрогнуло.
– Я говорю правду, достойный Хрофт.
– А я отвечаю – ты даром тратишь красивые слова, достойный Хедин.
– Слова в разговоре двоих не могут потратиться даром. Так я войду?
– Нет, ты не войдёшь. Тебе нет места возле моего огня. Ступай обратно, в Замок Всех Древних.
– С каких же это пор хозяин стал отказывать усталому путнику в приюте?
– Послушай, маг. На улице – весна, пришло тепло. Тебе не составит труда устроить свой собственный приют, достаточно лишь сотворить пару-тройку заклинаний. Разве не так?
– Может, и так, – маг Хедин шагнул к скамье, но сесть не осмелился. – Конечно, Хрофт, мне не составит труда воздвигнуть здесь дворец. Но я явился говорить с тобою, а не пререкаться. Отчего ты гонишь меня? Твои честность, прямота и открытость давно уже легенда.
– Вот именно потому, что я честен, прям и открыт, я и гоню тебя, маг. Мы не одной крови, между нами – бездны времени. Вы явились на готовенькое, играть, радоваться и забавляться. Прости, но детские игры – не для меня.
– Мы? Явились на готовенькое? – искренне возмутился Хедин. – Как может «явиться на готовенькое» Великий Предел? Как можно назвать «детскими играми» великую борьбу добра и зла, творения – и разрушения? О чём ты, почтенный Хрофт?
Он шёл прямиком в ловушку, молодой и горячий маг Хедин, ещё не сделавшийся холодным и рассудочным Хедином Познавшим Тьму.
(Комментарий Хедина: в ловушку тогда у нас топал Старый Хрофт, и куда более прямым путём! Я сразу понял, куда он клонит, и быстро составил (зачёркнуто) так что не составило особого труда ему подыграть.)
Отец Дружин протянул руки к огню, словно замерзая.
– Скажи, маг Хедин, зачем ты здесь? Только скажи правду. Тебе нет нужды хитрить.
– Знания, – пожал плечами молодой чародей. – Великий Предел только тогда именно Предел и именно Великий, когда вбирает в себя всё доступное. Магия не может пребывать безнадзорной. Текучее, неупорядоченное – всё собирается злом. Две твердыни в этом мире – тёмная и светлая, и очень жаль, что тьма досталась злу.
– Какие две твердыни, маг? Кому они принадлежат? Почему тьма досталась злу?
– На вопросы твои, достойный Хрофт, ответить легко, – Хедин напоказ пожал плечами, но Старый Хрофт видел – глубоко внутри Истинного Мага гнездилась неуверенность. Он пришёл, потому что старые пути завели его в тупик, он пытался отыскать новые. Дело оставалось за малым – направить его туда, куда требовала месть Хрофта.
– Твердыня света – это Обетованное, удел Молодых Богов. Оттуда исходят порядок и добро. Твердыня зла… – он чуть замялся, – это тьма. На Дне Миров, в сопредельных областях, где нет света и, следовательно, нет настоящей жизни. Страшный Кипящий Котёл питает те места, даруя им подобие… движения, скажем так.
– Отчего ж тогда не уничтожить эту «твердыню зла»? – усмехнулся Старый Хрофт. Он не сомневался, что молодой маг заговорит про равновесие. И не ошибся.
