Наталья Щерба - Прыжок над звёздами

Но разве сможет он жить без «звездных дорог», как называл Тим свои ночные прогулки? Сможет ли без тусклого света фонарей на улицах, без мягкого шуршания шагов в тишине, без таинственных огней ночного неба? Без далеких мерцающих звезд – друзей своих путешествий…

– Тимофей, спускайся! Чай стынет! Тимофей!

Окрик отца вернул его к действительности. Тим вздрогнул, поморщился: он ненавидел, когда отец называл его полным именем, словно кота какого-то. Вот мама всегда именовала сына коротко: Тим. И никогда не стояла над душой, не нудила и ничего не навязывала, сколько он себя помнил. Наоборот, мама всегда говорила ему: будь самостоятельным, делай то, что тебе нравится, и делай это хорошо. А отец сейчас опять затянет волынку о курсах… Почему мама не взяла его с собой, когда уходила от отца? Где она сейчас, чем занимается? Не пишет, не звонит. Неужели ей совсем наплевать на них? Впрочем, это ее выбор, ее решение… Ладно, и вправду пора спускаться.

Как только Тим прожевал первый бутерброд, отец тут же спросил:

– Надеюсь, ты не забыл о собеседовании?

Тим сделал большой глоток холодного невкусного чая, выигрывая время.

– Тимофей, ты должен пойти. – Отец верно разгадал его замешательство. – Это хорошие курсы. Как раз для тебя. И на твои тренировки время останется…

– Пап, я же говорил, что не хочу быть кузнецом. – Тим посмотрел отцу в глаза. – Если мне нравится рисовать, это не значит, что я собираюсь всю жизнь делать эскизы оград и калиток.

– У меня связи в кузнечной мастерской, – продолжал гнуть свое отец. – Ты закончил девятый класс, пора подумать, как будешь деньги зарабатывать.

Тим закатил глаза, поставил кружку на стол.

– Я всего лишь закончил девятый класс. И сто раз уже говорил, что не хочу быть кузнецом. Буду тренером, может…

– Тренеры зарабатывают жалкие гроши, – процедил отец, нахмурившись. – А в кузнице тебя ждет отличный заработок… И, знаешь, сынок, пора бы прекратить эти твои ночные похождения.

– Может, хватит за меня беспокоиться? – Тим отодвинул кружку в сторону. – Хватит переживать? Я уже давно сам могу принимать решения, что и как мне делать.

– То-то весь дом на мне, – зло усмехнулся отец. – Покосить траву на газоне – это еще не все, сынок. Ты знаешь, во сколько мне обходится содержание этого чудовища? Только-только обновил забор, как начала протекать крыша… И откуда деньги брать?!

Тим неслышно вздохнул. Он любил дом, хоть и понимал, что такая громадина им сейчас не по карману. Дом остался от матери и записан был на нее. Все, что было в доме от отца, – это красивый кованый забор с листьями плюща и пиками. Когда мать ушла, отцу пришлось самому вести хозяйство, и это его очень злило – весь заработок уходил на быт.

– Ладно, – резко произнес Тим, вставая, – я пойду на эти художественные курсы, ясно? Но если меня не примут – не обессудь. А тренировки и ночные прогулки не брошу…

– Только захвати свои лучшие рисунки. – Голос отца сразу же подобрел. – Например, тот хорош, где узор из виноградных листьев и этих… звезд, такой любопытный орнамент. И несколько своих карт старинных… Собеседование назначено на два часа, не опоздай.

Тим не ответил, лишь кивнул. Машинально потер левый локоть – дурацкая привычка – и вдруг ощутил под пальцами шероховатый рубец. Вчера этой раны не было… Пригляделся – короткая толстая полоса запекшейся крови. Видать, хорошо так прошелся по кирпичу. Вспомнил оранжево-зеленую вспышку и теперь окончательно ощутил – правда. Была погоня, странный допрос и жуткая боль.

– Ладно, пойду на собеседование, а после – в зал, – пробурчал Тим, заметив, что отец внимательно следит за переменами в его лице. – Пока.

Селестина

Я же своей рукою

Сердце твое прикрою.

Можешь лететь

И не бояться больше ничего:

Сердце твое двулико.

Сверху оно набито

Мягкой травой.

А снизу каменное, каменное дно…

Тихо. Лишь ночь и серебро.

Тает вдали сияющее покрывало Звездного Моста; скользят по небу тонкие иглы призрачного света, льдистые осколки блуждающих искр. Безликие, равнодушные огоньки – чужие для людей миры, холодные, недружелюбные звезды.

Но не для всех. Не для Селестины.

Плавно взмахивая тяжелыми крыльями, гигантские совы облетают самую высокую башню полуразрушенного замка. Ее тонкий шпиль отчетливо виден в нежном сиянии звезд, усеявших небесную ткань. Хоровод из сов то разлетается в стороны, то вновь сжимает черное кольцо, но движение по кругу неумолимо продолжается, словно бег стрелок на циферблате старинных часов, отсчитывающих в холле родового гнезда третью сотню лет.

Собрание началось.

Но Селестина не спешила. Завидев сов, она приземлилась на верхушку сосны, росшей невдалеке от старого замка. Покачалась на ветвях, полюбовалась звездами. Мелькнула шальная мысль не ходить на семейное собрание. Но нельзя – накажут. Закроют в комнате, запретят ночные прогулки…

Вздохнув, девчонка резко взмахнула руками, свечой взмывая в небо, перекувырнулась и, войдя в пике, в самый последний момент уцепилась за одну из нижних ветвей. Спружинила, побалансировала немного, аккуратно сползла по стволу и тут же сорвалась с места – перешла на легкий бег, устремляясь по направлению к семейной обители.

За разрушенной наполовину угловой башней зияла темная дыра: узкая лесенка вела в подвальное помещение. Там, внизу, стояла кабина переходного лифта, ведущего в главную резиденцию астров.

Этот лифт ласково называли «Старый Томас»: если верить семейному преданию, ему было порядка девяноста лет, а может, и больше. Лифт доставлял гостей во все важные дома астров, находившиеся в самых разных городах и долинах двуликого мира. С его помощью можно было посетить практически любой город на Земле, но Селестине нравилось гулять здесь, в горах, да и в безлюдные места ее охотнее отпускали одну.

Она вставила длинный железный ключ в скважину, открывая первые стеклянные двери. Терпеливо подождала, пока Старый Томас медленно поднимется из лабиринта переходов. Железные двери лифта с треском и скрежетом раскрылись сами.

Она вошла – вспыхнул белый свет, и двери медленно-медленно закрылись.

Селестина набрала нужную комбинацию цифр. Старый Томас лениво вздрогнул и начал неспешный подъем.

Высокие и узкие проемы окон отбрасывают длинные отсветы на мозаичный пол: третий росчерк слева – место для Селестины.

Собрание встречает появление девчонки неодобрительным гулом: никто не любит опоздавших.

В самом центре залы на тускло мерцающем позолотой троне– кресле с подлокотниками сидит, вольготно развалившись, Старый Йозеф – вот уже двести пятьдесят лет глава семьи. Он окидывает Селестину цепким, внимательным взглядом. Рядом с ним, по левую руку, стоит отец – задумчив, неподвижен, даже не смотрит на дочь. Неужели обижается? Или просто недоволен?

Подумаешь, опять опоздала… Разве им объяснишь, что в такую звездную ночь лучше полазить по деревьям, попрыгать с камня на камень, искупаться в теплом ночном озере, чем выслушивать нудные речи на поднадоевших семейных сборах.

Селестина встала на очерченный для нее луч звезды, поклонилась, опустилась на колени, скрестив ладони, как положено по уставу, и замерла, ожидая худшего, но все же надеясь, что пронесет и на этот раз.

Напрасно.

– Подойди ко мне, Селест.

Девчонка неслышно вздохнула. Неужели час опоздания – такое уж преступление? Медленно поднявшись, Селест прошла по лучу звезды и остановилась в самом центре залы.

Йозеф окинул ее тяжелым, внимательным взглядом.

– Мне надоели твои фокусы, девочка, – четко проговаривая каждое слово, произнес глава семьи. – Ты становишься неуправляемой… Как и твой отец.

– И чем же отец опять провинился? – напряженно произнесла Селест, глядя Йозефу прямо в глаза. – Разве он плохо выполняет свою работу?

Она всегда делала так: отвечала ударом на удар. Вряд ли кто в этой зале не знал, что ее отец, Тимур Святов, – лучший разведчик астров, доверенное лицо старого хитреца.

Йозеф, конечно, даже не ответил. Некоторое время он размышлял. И вдруг лениво взмахнул рукой.

Повинуясь его жесту, из-за трона вышел человек. Он был напуган, но изо всех сил старался не показывать этого. Селест окинула его внимательным взглядом: невысокий, с выпуклым, немного отвисшим животом, уродующим контуры его длинного черного с желтым одеяния; на короткой шее – слишком маленькая голова. Черные зрачки прищуренных глазок словно бы пульсируют желтым, подтверждая догадку – лунат.

– У этого человека пропала ценная вещь, – сказал Йозеф, – и он указывает на тебя.

Сердце девчонки застучало с удвоенной силой, на один миг она перестала дышать… Раскрасневшиеся после полета щеки побледнели – она узнала этого двуликого.

Две недели назад Селест вместе с отцом посещала дом толстяка луната – декана известного Двуликого Университета в Болонье. Ей отказали в поступлении: толстяк высокомерным тоном пояснил, что учеба в стенах престижного учебного заведения только для самых талантливых абитуриентов.