Алексей Олейников - Дети утренней звезды
Он был смешной и умный, Пол, но представить его здесь, рядом, на Авалоне, у Дженни не получалось категорически.
Дженни уперлась в стену лбом – ну вот, она уже и Пола вспомнила, хотя когда это было – сто лет назад! Еще немного, и в ход пойдут теплые до дрожи воспоминания о беседах с миссис Томпсон из отдела семейного образования. Ей срочно нужно дело, нужно чем-то заняться! Иначе придется читать книжки…
Девушка просияла – Эвелина, Эдвард и Джеймс! Эта странная троица, вот кто ее спасет. Дженни отлепилась от стены и пошлепала вверх по ступенькам. Барды селились повыше, ближе к библиотеке.
Обычно на их уровне царил вечный праздник, карнавал с нотками безумия – над «вечными свечами» стояли в воздухе китайские бумажные фонарики, по сумрачным коридорам плыли красные, синие, золотые тени, музыка вылетала из распахнутых дверей келий и воплощалась в любые формы – не угадаешь, пока не шагнешь.
Из одной двери тебя мог окатить морской бриз, а возле другой обдать жар пустыни. То бабочки, то эфемерные цветы-драконы вспыхивали и развеивались в ладонях, а порой накатывало и вовсе не понятное – сверкающая геометрия, грохот квадратов, звон треугольников, долго гаснущие удары звезд, строгий перестук кристаллических граней – все это клубком вылетало из дверного проема, и надо было держаться, чтобы не упасть от такого звукового удара овеществленной музыки.
Но сейчас было тихо, приказ Юки вымел почти всех оперативников на пограничные заставы острова, в экзопарк и нижние залы Башни, где кипела бурная подготовка – на взгляд Дженни, слишком бурная, не так уж и страшна эта блокада, так, кораблики на горизонте. Не стоит это таких усилий СВЛ. Жаль, что не она директор Службы, ее никто слушать не будет.
Но сейчас тихо, фонарики приветственно качаются, узнают ее – да, она здесь бывала, да еще как отрывалась, какую вечеринку закатили Барды по приезде Эвелины и Эда, до сих пор в ушах звон слышится, когда глаза закрываешь!
Дженни протянула руку и даже не успела коснуться двери – та распахнулась. Перед ней стоял Эдвард. В руке у его был скрученный трубкой большой лист бумаги.
– Привет! А что ты тут забыла?
Дженни с радостью заметила, что за время скитаний акробат Эдвард Ларкин не растерял своей знаменитой тактичности и деликатности.
– Вас забыла. Скучно мне! – Честность лучшая политика, когда на языке нет хорошо подготовленной версии.
– Ох, а я как раз убегаю. Очень жаль, – совсем без сожаления сказал Бард. – Прямо сейчас. Ни секунды нет свободной, веришь?
– Может, Эвелина… – робко начала Дженни, но Эдвард ловко закрыл дверь на ключ:
– Ей нездоровится. Сама понимаешь, ее духовная связь с хранителем требует много сил.
– Я думала, наоборот, – растерянно сказала Дженни, – Джей дает ей силы.
– Да, и забирает нервы. – Эдвард зашагал по коридору. – Не могу одобрить выбор сестренки. Хоть этот парень нам сильно помог во Франции, но он ей совсем не подходит. Жаль, конечно…
– Чего жаль? – Дженни за ним едва поспевала.
– Что хранитель – это навсегда. – Эдвард стукнул по рычажку лифта, колеса в шахте заскрежетали. Акробат в задумчивости уставился в стену. Ноздреватый белый камень его занимал куда больше, чем Дженни Далфин, возможная Видящая и вообще девочка, из-за которой все заварилось так, что половником не расхлебаешь. Лифт тащился медленно, Дженни сложила руки на груди и прислонилась к стене.
Жизнь сегодня поворачивалась к ней неожиданной стороной.
Эдвард посмотрел на нее жесткими серыми глазами:
– Совсем осанку испортила с книгами. Сутулишься, ноги кривые. Небось сейчас на «мостик» даже не встанешь?
– Я прямая, как… как… лом! – Она отскочила от стены, вытянулась струной.
– И такая же гибкая, как лом. Так себя загубить – это же надо талант иметь, – беспощадно продолжал Эдвард. – Продолжай в том же духе, и мы будем называть тебя Мимира Прекрасная. Подарим на столетие ходунки для пенсионеров с дарственной надписью – «бывшей акробатке, которая так ничего и не смогла, но зато много ела и читала».
– Это не я, это Марко со своей учебой! – закипела Дженни. – Я, наоборот, на полигон сегодня хотела…
– Угу, по деревьям прыгать, – хмыкнул Эдвард. – Тарзан Дженни, повелительница джунглей. Когда ты последний раз манеж видела, циркачка?
На уровне Бардов лифт каждый раз играл разные мелодии, это неким сложным образом зависело от настроения тех, кто его ожидал или в нем ехал. Иногда из кабины люди вываливались под убойный рок, иногда – под трип-хоп или амбиент, а порой – под печальные напевы древнекитайской цитры. Сейчас же двери распахнулись, и Эдвард вошел в кабину под классический похоронный марш.
– С собой не приглашаю, я к Сатыросу, там опасно. Можешь рассыпаться.
– Но я…
– Книжку почитай, мороженого поешь, – посоветовал Эдвард. – В конце концов, кто я такой? Зачем меня слушать?
Лифт упал в темноту, Дженни осталась одна в коридоре. У нее было чувство, что ее только что переехал экскаватор.
…Арвет нашел ее в крытой галерее, на одной из внешних стен. Дженни мрачно смотрела на море, сосредоточенно дышала, опускаясь в растяжке.
– Я обыскался, – сказал юноша. – Тебя не найдешь.
– Закончил свое полотно, живописец?
– Хочешь посмотреть?
– Не особенно. Я занята. Не видишь, растя… растя… растягиваюсь.
Арвет присел рядом на корточки:
– С чего вдруг?
– Я же циркачка, черт меня побери! Кто бы там что ни говорил, – отозвалась Дженни. – Все меня игнорируют, не обращают внимания, а те, кто обращает, лучше бы вообще не смотрели в мою сторону. Ты бы не мог отодвинуться, ты мне загораживаешь прекрасный вид на закат.
Арвет улыбнулся. Дженни еще больше разозлилась.
– Пойдем со мной, кое-что покажу.
– И не подумаю, – заупрямилась девушка. – Я тут растягиваюсь… от черт!
– Что?!
– Застряла, вот что! А все Эдвард со своим, то есть моим, сколиозом. Потяни за руки, вот так…
Арвет подхватил ее, поднял, Дженни со стоном согнула колени. Встала.
Нервно засмеялась:
– А ведь он прав, крокодил сушеный, – совсем расклеилась. Какая из меня теперь циркачка! Не хочу я картину твою смотреть. Меня сейчас даже самая прекрасная в мире картина не спасет, честно, – только миска мороженого Сирены. С шоколадным топингом. Пропадать, так с музыкой, буду погружаться в бездну отчаяния и ожирения.
– Не время отчаиваться, – серьезно сказал Арвет. – Время радоваться. Давай за мной.
Он потянул ее за руку и почти втолкнул в лифт.
– Глаза закрой.
– Даже так?! – удивилась Дженни. – Я же не выдержу от любопытства.
– Тоже верно. – Арвет набрал комбинацию на клавиатуре лифта – крайне сложную, такой Дженни еще не видела. Схватился за поручень.
– Крепче держись, – посоветовал он и дернул за изогнутый пусковой рычаг.
Дженни вцепилась в ременную петлю на потолке, и лифт рухнул вниз. Пролетев несколько мгновений, он прыгнул вправо, Дженни уцепилась второй рукой за поручень и уперлась ногами в пол. В шахте гремело и грохотало, кабина сотрясалась, их мотало по всему лифту.
– Куда мы едем?!
– Тебе понравится! – ободряюще крикнул Арвет.
Дженни это совсем не успокоило, но тут лифт подпрыгнул вверх, во что-то врезался – судя по глухому звуку, довольно мягкое – и остановился.
Двери разъехались, Арвет отлепился от стены, вышел и галантно протянул Дженни руку:
– Прибыли…
Девушка вышла, не заметив его жеста. Она не отрываясь смотрела на шатер цирка-шапито, разбитый на лугу, у подножия серых запыленных холмов.
Над шатром бился на ветру зеленый флаг с гербом Службы Вольных Ловцов, закатное солнце заливало багровым светом серебристые травы, и внутри шатра уже зажглись огни.
Робкая музыка, шум, разговоры… Дженни ускоряла шаг, сердце у нее билось все сильней. Она пробежала мимо цирковых вагончиков – они были старинные, расписные, такие она видела только на открытках, сунулась к клеткам – и отшатнулась, увидев их обитателей, развернулась, как шаровая молния, и столкнулась с Арветом, который за ней не поспевал.
Молча, решительно, крепко его обняла, поцеловала и рванулась к шатру.
– Джен!
Не догнать, не остановить ее, Дженни влетела в шатер и застыла.
Вместо прожекторов под куполом плавали шары теплого света, как глубоководные рыбы, они поднимались вверх и спускались к самым рядам сидений. Над манежем на крепежных балках пылали белые цветы – лилии, лотосы, тюльпаны света, и белая сияющая пыльца падала потоком вниз. Песок жег глаза, бордовый бортик манежа отпечатался на сетчатке, скрипнул под ладонью, когда она выпрыгнула на манеж. Прошла несколько шагов, закружилась, запрокинув голову, ловя невесомые искры.
– Решила сбросить вес?
Дженни оглянулась.
Эдвард Ларкин спускался на трапеции. Знакомый тренировочный костюм, привычная поза. Чуть прикрой глаза, так и вовсе покажется, что они где-нибудь в Суррее репетируют перед воскресным выступлением.
