Саша Готти - Влада и заговор Тьмы

Саша Готти

Влада и заговор Тьмы

Пролог

Трансильвания, 1706 год

– Тьма надвигается, идет сюда… – прошептал худенький юноша с перепуганными глазами, напряженно вглядываясь в лощину, задернутую ночным сумраком. – Отец! Я не уверен в своих силах… – Он не уверен! – гневно загремел голос из ночной темноты. – Пока твои братья и сестры изучали магию, сражались с вампирами, ты носился по лесам за валькириями, веселился с троллями в их мерзких тавернах, якшался с нечистью, вместо того чтобы охотиться на этих тварей! А теперь вся нечисть, которую мы убили за все века, вышла в наш мир! Собери все силы, нас должно быть тринадцать! Тьма идет сюда, остались секунды!

Как только он это произнес, цикады, которые надрывались в высокой траве, смолкли, и ветер донес с отдаленных холмов полный ужаса и тоски собачий вой. Словно повинуясь незримому сигналу, лес ожил, наполнился звуками хлопанья крыльев, шуршанием, треском веток; перепуганные птицы заметались в ночном небе.

От черного подножия дальнего леса отделились тени, только теперь это были не бегущие лесные звери, а медленная черная волна, сверкающая сотнями глаз. Даже в ночи она была настолько черна, что становилось больно глазам. Тьма, заполнив лощину, двигалась с неумолимостью чужой всему живому силы, от которой ночной воздух пульсировал ужасом.

– Начали! – скомандовал громовой голос во мраке.

В ту же секунду ночь наполнилась шепотом, а воздух начал потрескивать, будто пронизанный разрядами молний. Лощина начала сворачиваться в узел – земля прогнулась, изгибаясь в огромную воронку, посередине которой набирал силу бешено крутящийся смерч. Черный узел, пульсируя, схлопнулся, сжался в размерах до белой сверкающей звездочки, которая начала подниматься вверх, освещая пустую уже лощину белым ярким светом.

Раздался оглушительный грохот, и все вокруг окатило ледяным ветром.

Хлопья серебристого инея, как мотыльки, полетели вниз – посреди летней ночи, порхая, шел настоящий снег.

Часть первая

Глава 1 Жильцы из тринадцатой

Санкт-Петербург, август, 2010 год

Проводить четырнадцатое лето своей жизни в пыльном и душном центре Питера – хуже ничего не придумаешь.

Влада закрыла глаза, раскачалась на качелях как можно сильнее, подставляя лицо теплому ветру.

Сегодня последний день, когда можно бездельничать.

Завтра уже тридцатое августа, надо отгладить форму и сбегать за астрами для торжественной линейки. Форма маловата: надо будет отпороть подол у клетчатой юбки и подшить хотя бы тесьму – за лето Влада вытянулась, ноги стали длиннее, это уж точно.

Других собирали мамы и бабушки, которые уже вовсю суетились и бегали через двор с покупками для школьных занятий, а вот Влада уже давно привыкла заботиться о своих вещах сама.

Вообще, человек без родителей – он немножко не такой, как другие.

Когда некому тебе говорить, как тебе жить и что делать, то взрослеешь намного раньше сверстников, за которыми вечно носятся мамы и папы, решая любую, даже самую мелкую, проблему. А у Влады был только дед, за которым ей самой приходилось приглядывать, – в свои семьдесят старик иногда забывал о возрасте и мог полезть на стремянку вешать занавески или начинал варить себе крепкий кофе, хотя часто хватался за сердце.

Деда надо беречь, кроме него, никого и нет. Настолько никого, что старый телефонный аппарат в их квартире – допотопный, с крутящимся диском, – всегда молчал по праздникам, за исключением тех дней, когда кто-то начинал звонить после полуночи и вешать трубку. Последний месяц Владе даже пришлось выдергивать телефон из розетки, чтобы молчащий невидимка перестал их доставать ночными звонками.

– Эй, Огнева! Что, так никуда и не ездила этим летом? Торчала в городе? – громко спросила Анжела, высоко взлетая на соседних качелях и так откинув голову, чтобы еще эффектнее подметать землю длинными светлыми волосами.

Влада резко затормозила подошвами сандалий о гравий и остановилась.

Подруги, с которыми она более-менее общалась в младших классах, вырастая, менялись на глазах. Наверное, организмы у некоторых девчонок к старшим классам начинают вырабатывать вредность, даже голоса становятся одинаково противными.

– Что, язык проглотила, Огнева? – не отставала Анжела. – Я спрашиваю, куда летом-то ездила?

– Никуда, ты и так знаешь, – тихо ответила Влада. – Зачем в десятый раз-то спрашивать?

– Как так можно, я не понимаю! – нарочито громко, чтобы услышали пожилые соседки на скамейке, возмутилась Анжела. – Я вот с родителями уже отдохнула в Испании и во Франции – в море каждый день купалась!

– А мы каждые выходные на дачу ездим, – поддакнула Полина, которая, как тень, повсюду следовала за Анжелой, только изредка подавая голос. Полина была похожа на очень правильного совенка из какого-то скучного детского мультика, который Влада терпеть не могла.

– Мне и в городе нравится… – расстроенно буркнула Влада. – Ясно?

Да и что еще отвечать, если и так понятно, что куда-то поехать отдыхать для нее просто нереально?

Это Анжелу родители каждое лето возили туда, где море было немыслимо-прекрасного лазурного цвета. А самым дальним путешествием Влады была школьная экскурсия пасмурным осенним днем в Ботанический сад, после которой, кстати, она две недели провалялась с простудой.

– Тебе бы, Владочка, в санаторий или в Крым… – подключилась к разговору одна из сидящих на скамейке соседок, Нина Гавриловна. Ее полная фигура напоминала дрожжевое тесто, которому очень хотелось сбежать из необъятного платья расцветки «паника в цветочном магазине». – Да-а-а, трудно одному деду-то тебя тянуть… Наверное, дома и кушать-то нечего?

– Есть чего, – выпалила Влада, чувствуя, как от обиды перехватывает дыхание. – А дед работает!

– Работает?! – язвительно засмеялась вторая соседка, Марья Петровна, тощая шея и выпученные глазки которой делали ее похожей на суслика. – Ему бы лучше пойти и разобраться, почему перестали платить пенсию. Ведь столько лет проработал учителем, а нате вам, жить не на что стало! Я его в скупке встретила в начале лета, когда ходила сдавать пальто, пытался продать фигурки какие-то за бесценок. Мы ведь по-доброму тебя жалеем, люди-то все видят…

Влада промолчала, до боли закусив губу.

Чертовы соседки, везде суют нос, даже деда застукали с его подработкой.

А все началось с конца весны, когда у них пошла полоса какого-то катастрофического невезения. Скромную пенсию почему-то вдруг перестали присылать бывшему учителю истории и, сколько дед ни пытался разобраться – куда-то ездил, звонил и ругался по телефону на волокиту и тупость, – отвечали ему одно и то же – ошибки в документах, разбираемся. А вот квитанции об уплате за квартиру приходили регулярно, причем оплата выросла настолько, что дед каждый раз даже надевал очки, не веря своим глазам.

Когда стало понятно, что денег скоро не хватит даже на еду, дед, сокрушенно крякнув, достал стремянку, полез на антресоли и после долгих поисков слез обратно с коробкой из-под сапог.

Усевшись за стол, открыл ее – внутри оказалась целая коллекция ракушек вперемежку с камнями и галькой. Потом сходил в прихожую за своей тростью, без которой он не выходил на улицу, и, покрутив ее в руках, осторожно отделил рукоятку. Внутри прятался раскладной нож, украшенный резьбой – витиеватыми буквами и листьями.

Отмалчиваясь на вопросы «что такое и откуда?», дед расстелил на столе газету, выбрал из коробки плоскую гальку с нацарапанной надписью «Сочи-1955» и, повозившись с минуту, вырезал из нее ножом забавную фигурку сидящего по-турецки смешного гоблина с острыми ушками и крючковатым носом. Странный нож резал камень, как масло, и гоблин сверкал так, будто его долго и упорно полировали. В тот же день фигурка была продана, а довольный дед вернулся домой с сумкой картошки. Так и пошло дальше – как только на столе выстраивался ряд маленьких, с мизинец, деревянных и каменных гоблинов или троллей, дед тщательно упаковывал их в газету и нес продавать.

– Ты, Владочка, такая хиленькая растешь из-за плохого питания, – с деланой заботой покачала головой Марья Петровна. – В твоем возрасте девочки вон какие… посмотри на Анжелочку, глаза радуются. Ну кровь с молоком, ну чу-у-удо…

Анжела самодовольно улыбнулась, откинув волну золотистых волос на округлые плечи, а Влада с досадой тряхнула волосами, отбрасывая челку со лба.