Уильям Гибсон - Нейромант. Сборник
Кейс открыл глаза. По лицу Мэлкома бежали полупрозрачные иероглифы.
— И твое лекарство, — добавил растафари. — Два дерма.
Кейс лежал на полу библиотеки под монитором. Мэлком помог ему сесть, но от движения он почувствовал мощный прилив бетафенэтиламина — левое его запястье жгли два синих дерма.
— Передозняк, — выдавил Кейс, с трудом ворочая языком.
— Давай, брат, давай. — Сильные руки подняли его, как ребенка. — Нужно двигать дальше.
22
Тележка рыдала. Бетафенэтиламин даровал ей человеческий голос. Она не смолкала ни в переполненной экспонатами галерее, ни в бесконечных коридорах, ни проезжая мимо черного стеклянного люка, ведущего в семейный склеп Тессье–Эшпулов, к камерам, где совсем недавно холод заползал в сны старого Эшпула.
Для Кейса поездка была сплошным и крутым кайфом — внешнее движение самым бредовым образом мешалось с сумасшедшим напором двойной дозы стимулятора. Но потом мотор заглох, из–под сидения вылетел сноп белых искр, и безутешное рыдание смолкло.
Тележка прокатилась немного по инерции и застыла за три метра до входа в пиратскую пещеру 3–Джейн.
— Далеко еще?
Как только Мэлком помог Кейсу слезть на пол, в машинном отделении сработал встроенный огнетушитель, и изо всех щелей посыпался желтый порошок. «Браун» свалился со спинки сиденья и, волоча неработающую конечность, заковылял по поддельному песку.
— Теперь, брат, тебе придется идти самому.
Мэлком подхватил деку с прицепленным к ней конструктом и вскинул ремень на плечо.
Кейс двинулся следом, бренча висящими на шее дерматродами.
Их встретили все те же голограммы за вычетом разрушенного Молли триптиха. Мэлком их игнорировал.
— Не торопись. — Кейс старался не отставать от широко шагающего сионита. — Нужно сделать все путем.
Крепко сжимая обрез, Мэлком остановился и сверкнул глазами на Кейса:
— Путем? А это как — путем?
— Молли там, но она вне игры. Ривьера может отколоть какой–нибудь номер с голограммами. Возможно, он завладел игольником.
Мэлком кивнул.
— И еще там этот ниндзя, телохранитель.
Растафари помрачнел.
— Послушай, ты, вавилонский брат, я — воин. Но это — не моя война и не война Сиона. Это — война Вавилона. Вавилон пожирает сам себя, понял? Но Джа сказал, что мы должны вытащить оттуда Танцующую Бритву.
Кейс недоуменно моргнул.
— Она — тоже воительница, — несколько загадочно объяснил Мэлком. — А теперь, брат, скажи мне, кого я не должен убивать.
— 3–Джейн, — сказал, секунду помедлив, Кейс. — Девушку, которая там. На ней что–то вроде белого балахона с капюшоном. Она нам нужна.
Когда они достигли входа, Мэлком сразу направился внутрь, и Кейсу ничего не оставалось, как идти следом.
Страна 3–Джейн оказалась пустынна, а бассейн пуст. Вручив Кейсу конструкт и деку, Мэлком подошел к кромке воды. Вокруг бассейна стояла белая пляжная мебель, а дальше начиналась тьма, лабиринт полуразрушенных стен.
В бассейне мирно плескалась вода.
— Они где–то здесь, — прошептал Кейс. — Должны быть.
Мэлком кивнул.
Первая стрела пронзила ему предплечье. В ответ раздался грохот, из ствола «ремингтона» вырвался длинный сноп пламени. Вторая стрела выбила обрез из рук Мэлкома и швырнула на белый кафельный пол. Мэлком резко сел на пол, взялся за торчащую из руки стрелу и слегка ее подергал.
Из темноты, держа на изготовку изящный бамбуковый лук с третьей стрелой, вышел Хидео. Он вежливо поклонился.
Мэлком поднял голову; его пальцы продолжали ощупывать черненое стальное древко.
— Артерия цела, — сказал ниндзя.
Кейс вспомнил, как Молли описывала человека, убившего ее дружка. Вот и Хидео такой же. Человек без возраста, прямо излучающий спокойствие, полную безмятежность. На нем выцветшие, аккуратные брюки защитного цвета и темные туфли, облегающие ступню плотно, как перчатки, с отдельным большим пальцем, как у традиционных японских носков таби. Бамбуковый лук выглядел музейным экспонатом, зато торчащий из–за левого плеча металлический колчан украсил бы витрины лучших оружейных магазинов Тибы. Грудь голая, загорелая и без единого волоска.
— Вторая отстрелила мне большой палец, — пожаловался Мэлком.
— Кориолисова сила, — пояснил ниндзя и снова поклонился. — Вращательная гравитация и медленно летящий снаряд, очень трудная задача. Я не хотел.
— Где 3–Джейн? — Кейс подошел к Мэлкому и встал с ним рядом. Стрела, пробившая руку растафари, имела не совсем обычный наконечник — плоский, с двумя острыми, как бритва, кромками. — И где Молли?
— Привет, Кейс.
Откуда–то из–за спины Хидео появился Ривьера с игольником в руке.
— А я, вообще–то, ожидал увидеть Армитиджа. А это что, наемник–растафари? Уже и до этого дело дошло?
— Армитидж мертв.
— Вернее сказать, он никогда и не существовал, так что я не очень потрясен.
— Его убил Уинтермьют. Выкинул в космос.
Ривьера кивнул, переводя взгляд миндалевидных серых глаз с Кейса на Мэлкома и обратно.
— Думаю, это — конец, для вас обоих.
— Где Молли?
Ниндзя ослабил тетиву, опустил лук, затем подошел к валяющемуся на полу «Ремингтону» и поднял его.
— Весьма неутонченно, — заметил он, как бы самому себе.
Голос звучал приятно — и абсолютно бесстрастно. Каждое движение Хидео было частью танца, танца, не прерывающегося даже в те мгновения, когда тело его застывало неподвижно, отдыхало. В ниндзе чувствовалась мощь туго сжатой стальной пружины и, одновременно, открытая, бесхитростная простота, даже смирение.
— Какая разница? — пожал плечами Ривьера. — Ей тоже конец.
— А вдруг этого не захочет 3–Джейн? — спросил Кейс неожиданно для самого себя. Двойная доза стимулянта не прошла даром, им овладевало дикое, знакомое по Ночному Городу, бешенство. Он не раз замечал, что, находясь на крутом взводе, способен действовать на автомате, говорить, даже не успев подумать.
Серые глаза опасно сузились.
— Почему, Кейс? Почему ты так думаешь?
Кейс улыбнулся. Ривьера не знает о симстим–передатчике — попросту не заметил его, торопясь найти наркотики. Но как мог пропустить такую вещь Хидео? Кейс не сомневался, что ниндзя ни за что бы не позволил 3–Джейн ухаживать за Молли, не обыскав сперва пленницу на предмет оружия. Так что Хидео знает о передатчике. А значит, знает о нем и 3–Джейн.
— Объясни мне, пожалуйста, — проворковал Ривьера, поднимая ствол игольника.
За его спиной что–то скрипнуло, затем снова. Из темноты появилась 3–Джейн, катившая Молли на редчайшем музейном экспонате — причудливо орнаментированном викторианском инвалидном кресле; высокие, с тонкими спицами, колеса беспрестанно скрипели. Молли была закутана в полосатое, красное с черным, одеяло, над ее головой возвышалась узкая плетеная спинка допотопного чудища. Выглядела отважная самурайка, она же Танцующая Бритва растафарианцев (и что бы это значило?), неважно — очень маленькой и совсем сломленной. Голова бессильно болтается, разбитое зеркало прикрыто круглой, ослепительно белой заплатой, второе поблескивает, но как–то тускло, бессмысленно.
— Знакомое лицо, — протянула 3–Джейн. — Я видела тебя на представлении Питера. А это кто?
— Мэлком, — сказал Кейс.
— Хидео, удали стрелу и перевяжи мистеру Мэлкому рану.
Кейс не мог оторвать глаз от Молли, от ее мертвенно–бледного лица.
Положив лук и обрез подальше, ниндзя вынул что–то из кармана и подошел к Мэлкому. Мощные кусачки.
— Придется перекусить древко, — пояснил он. — Слишком близко к артерии.
Мэлком кивнул. Его посеревшее лицо блестело от пота.
Кейс посмотрел на 3–Джейн.
— Времени совсем в обрез, — сказал он.
— У кого?
— У нас у всех.
Раздался щелчок — Хидео перекусил металлическое древко стрелы. Мэлком глухо застонал.
— Слушай, — горячо начал Ривьера. — Ну какая тебе, спрашивается, радость слушать, как выворачивается этот прогоревший мошенник, наблюдать его последнюю, отчаянную попытку кинуть тебя? Зрелище будет, уверяю тебя, самое тошнотворное. В конце концов он бухнется на колени, готовый продать родную мамашу, предложит тебе свои крайне неквалифицированные сексуальные услуги…
— А что бы делала я на его месте? — весело расхохоталась 3–Джейн.
— Сегодня призраки поцапаются, и всерьез, — сказал Кейс. — Уинтермьют поднимается против второго духа — Нейроманта. Он принял окончательное решение. Ты это знаешь?
— Ну–ка, ну–ка, расскажи поподробнее, — подняла брови 3–Джейн. — Питер, он тоже болтал о чем–то в этом роде.
— Я встретился с Нейромантом. Он вспоминал твою мать. Думаю, он — нечто вроде огромной памяти для записи личностей, только с постоянным прямым доступом через оперативку. Все конструкты думают, что они и вправду там, по–настоящему, но все события для конструктов повторяются и повторяются, движутся по вечному кругу.
