Чайна Мьевиль - Железный Совет
При виде пятна Каттер побледнел.
— Курабин, — позвал он, — открой нам секрет. Что оно такое? Что в нем происходит?
В воздухе раздался звук какого-то поспешного движения, и голос монаха ответил:
— Есть такие секреты, о которых я ничего не хочу знать.
Впереди лежал Вихревой поток. Ландшафт, искореженный неведомой дурной энергией, то и дело взрывающийся новыми формами, до ужаса щедрый на обличья. Одна перспектива сменяет другую. «То, что мы видим, — это не то, что он есть, — думал Каттер. — Это лишь одно представление о нем. Лишь один способ его бытия».
Даже там, на самом краю какотопических земель, пейзаж лишь наполовину походил на реальный — вторая половина напоминала дурной сон. Все здесь было шиворот-навыворот: каменные рога соседствовали с деревьями, похожими на каменные рога, в лесах из грибов и папоротников с человека ростом прятались карликовые сосны, а вдалеке, на отмелях речной дельты, небо словно застряло в расщелине между двумя слишком высокими выступами. Каттер не замечал никакого движения. He-пространство тянулось до самого горизонта. Чтобы его миновать, надо было пройти много миль.
Каттер не мог понять, на самом деле он видит холмы или это какие-то мошки мелькают у него перед глазами: он знал, что такого не может быть, но невозможность сфокусировать взгляд ужасно раздражала. Что это там, вдалеке, лес? Который тянется на много миль? Или не лес, а яма для варки гудрона? А может, вовсе не яма, а море костей, или стена, украшенная решетчатой углеродной мозаикой, или струп величиной с город?
Он не мог понять. Он видел гору, но гора тут же обретала новую форму, и снег на ее вершине окрашивался в Цвет, совсем не характерный для снега, и вообще это уже не снег, а что-то живое и экзотически-мрачное. Удаленное нечто протягивало усики размером с дерево к приближающейся тьме. В небе зажглись огни, засияли звезды, пролетели птицы, взошли луны, две или три, которые оказались брюшками огромных летучих светлячков, а потом все исчезло.
— Смысл всего этого непостижим для меня. — Голос Курабина был страшен. — Есть вещи, которых Момент Скрытого и Утраченного не знает или боится открывать.
Пейзаж Вихревого потока изобиловал намеками, страстями и жизнью; звероскалы там охотились, «как всякий нормальный гранит», невозможное сплошь и рядом становилось возможным. Каких только историй они не наслушались: и о дереве-таракане, и о гибридах мух и духов, и о насекомых-рептилиях, и о тварях, похожих на деревья, и о деревьях, превращающихся в дыры во времени. Уразуметь все это Каттер был не в силах. Его глаза и мозг работали, силясь охватить все.
— Как им это удалось? Проехать сквозь все это?
— Насквозь никто не ехал, — сказал Иуда. — Это невозможно. Не забывай. Рельсы клали по самому краю. В одном шаге от самого жуткого.
— В одном шаге от смерти, — сказал Каттер, и Иуда склонил голову. — А что за твари там живут?
— Сосчитать невозможно. Каждая — единственная в своем роде. По-моему, там есть… там есть шанны, червеки на окраинах…
— То есть там, куда мы идем.
— Да, именно там.
На окраине какотопической зоны они проведут недели три. Три педели они будут прокладывать рельсы настолько близко к зараженной местности, насколько хватит смелости. За пять сотен лет, прошедших с того момента, как земля болезненно содрогнулась и извергла Вихревой поток из своего чрева, кто-нибудь наверняка проходил здесь. По крайней мере, Каттер знал историю крылатого человека по имени Калли; доходили до него и другие россказни о приключениях внутри пятна.
— Должен быть другой путь, — говорил он.
Но нет, все твердили, что другого пути нет.
— Это единственный способ уберечься от милиции, — шептал Дрогон. — Единственный способ наверняка оторваться от преследователей. Дальше границы они не пойдут. У них приказ: в зону ни при каких условиях не заходить. И вообще, — он зашептал чаще и другим тоном, — так они — я имею в виду Совет — нашли путь. Проход в другую часть континента. А знаешь, как долго это пытались сделать до них? Найти проход? Через дымный камень, горы, болота, холмы? Так что не надо ничего менять. Другого пути может не быть.
Несколько миль были уже пройдены, когда Иуда исчез в арьергарде поезда и вернулся, измученный. Каттер стал кричать, чтобы тот не смел больше уходить в одиночку, но Иуда лишь улыбнулся в ответ, словно святой.
Укрытые ветками, лежали рельсы. Разведчики и землекопы соединяли их один за другим, и состав полз по краю пятна. Каттер залез на поезд, чтобы его обдувал ветерок. За паровозом бежали одомашненные демоны движения — дети и правнуки тех, первых, которые глотали ритм и кусали колеса. Маленькие бесплотные существа были напуганы. Каттер наблюдал за ними.
Он следил за скалами и деревьями, он слышал блеяние невидимых животных за грохотом машин и стуком колес. Вспыхивали драки из-за того, чья очередь спать в вагонах. Лагерь землекопов напоминал палаточный городок, в котором палатки стояли кругами — для безопасности. Но и это не спасало от воздействия какотопического пятна.
Воду выдавали по норме, и каждый день команды под предводительством лозоходцев-водяных отправлялись на поиски годных для питья источников; они всегда уходили на юг, подальше от Вихревого потока и от опасности. И все равно почти каждый день кто-то возвращался, оборванный и заикающийся, и приносил вещи того, кто сбился с пути, или тело того, кто подвергся изменениям. По ночам Поток протягивал свои пальцы и за пределы пятна.
— С ней все было хорошо, пока мы не собрались домой! — кричал охотник, сжимая переделанную женщину.
Ее безостановочно била такая частая и крупная дрожь, что вокруг конечностей и головы образовались и затем уплотнились нимбы, так что женщина стала тихо вскрикивающим комком полужидкой плоти.
— Тенефагия, — говорили люди, указывая на перепуганного до смерти мальчика, который светился так ярко, что полость его открытого рта была такой же светлой и хорошо видной, как волосы на голове.
Кое-кто, вернувшись, таял прямо на глазах — с такой скоростью пожирали его хищные черви. На пути Железного Совета попадались следы: узкие глубокие дырки, оставленные королевским морским ежом, и странные следы червеков — кучки истолченной в порошок земли на расстоянии четырех-пяти ярдов друг от друга.
Некоторых пострадавших от Вихревого потока или диких зверей спасли и выхаживали в санатории — бывшем телячьем вагоне. Остальных похоронили: по традиции их закапывали перед путями. Однажды те, кто рыл могилу, наткнулись на кости кого-то из своих предков, погибшего в этих же местах, на пути к другому краю континента. Почтительно извинившись за беспокойство, рядом со старым покойником положили нового.
— Это неправильно, — ярился Каттер. — Скольких еще он заберет? Сколько будет погибших?
— Каттер, Каттер, успокойся, — сказала Анн-Гари. — Да, это ужасно. Но если мы остановимся и встретим милицию лицом к лицу, мы все умрем. И еще, Каттер… на пути туда погибло куда больше народу. Гораздо больше. Так что на этот раз мы совсем неплохо справляемся. Вечный поезд излучает безопасность. Он зачарован.
С каждым днем на обшивке паровоза появлялось все больше и больше звериных голов. Он превратился в нелепый памятник удачной охоте.
Встречая Дрогона, Каттер каждый раз замечал, что мастер шепота пребывает в постоянном изумлении. Охота доставляла ему удовольствие даже здесь, в дурных землях, и, куда бы Совет ни направился, он всюду пристально всматривался в утесы и расщелины, по которым пролегал путь, выслеживая малейшее движение в какотопической зоне. Он запоминал каждую мелочь, надеясь понять аномалию. Это был один способ существовать внутри Пятна. Но Каттер предпочитал другой: просто жить в надежде, что все это скоро закончится.
Вместе с командами собирателей Каттер ходил на поиски съестного, угля, торфа, всего, что могло гореть. Вместе с товарищами он ходил искать воду.
Главный лозоходец вынырнул из цистерны на колесах — специального вагона для водяных. Звали его Шухен. Он был хмурый и молчаливый, как, по слухам, и полагается водяному. Каттеру это нравилось. Его собственные цинизм, резкость и вспыльчивость располагали его к желчным и раздражительным водяным.
Всю дорогу Шухен покачивался в наполненном водой мешке, приспособленном под седло, а один из команды развлекал спутников рассказами о расколе между фракциями Железного Совета, не знающими, куда направиться дальше. Фракций было четыре: бывшие мятежники, циники, молодежь и пугливые старики. По его словам, неуверенность в правильности выбранного пути нарастала.
Шух распластывал свои большие ладони и нюхал землю, похлопывая по ней и прислушиваясь. Через три часа они пришли. Чистая вода вытекала из скал и собиралась в водоеме между корней, почти не затронутых влиянием Вихревого потока, так что Каттеру даже показалось, будто он снова в Строевом лесу. Каждый раз при мысли об этом его долго не покидало чувство утраты.
