Уильям Гибсон - Нейромант. Сборник
Я притормозил. Вспыхнув напоследок, погасли фары, и десяток алюминиевых банок из-под пива весело подмигнули мне, желая доброй ночи. Интересно, который час сейчас в Лондоне. Я попытался представить себе, как Дайалта Даунс завтракает у себя в Хэмпстеде, окруженная обтекаемыми хромированными статуэтками и книгами по американской культуре.
Ночи в здешней пустыне без конца и без краю, и даже луна как будто висит ниже. Я долго смотрел на луну, а потом решил, что Кин прав. Главное — не переживать. По всему континенту люди, гораздо более нормальные, чем я при всем желании смогу когда-либо стать, каждый день видят гигантских птиц, «снежных людей» или летающие нефтеочистители, обеспечивая тем самым занятость и платежеспособность Кина. Почему я должен расстраиваться, если мельком увидел в небе над Болинасом заблудившийся поп-образ тридцатых годов? И я решил поспать. Волноваться стоило из-за гремучих змей и хиппи-каннибалов — и то лишь в худшем случае. Приятно поспать, зная, что ты в полной безопасности посреди дружелюбного мусора знакомого континуума. Утром я поеду в Ногалес фотографировать старые публичные дома — сколько лет я уже собираюсь это сделать. Сон победил, таблетка стимулятора сдалась.
Меня разбудил свет, и только потом уж голоса.
Свет шел откуда-то из-за моей спины и отбрасывал внутрь машины колеблющиеся тени. Голоса звучали спокойно, но не отчетливо, судя по всему, мужчина и женщина были погружены в разговор.
Шея у меня затекла, а в глаза как будто кто-то насыпал песку. Нога занемела, прижатая к рулевому колесу. Я пошарил в карманах рабочей рубахи в поисках очков и, наконец, надел их.
Потом оглянулся назад и увидел город.
Книги по дизайну тридцатых лежали в багажнике, и в одной из них рисунок на развороте изображал идеальный город будущего. Художник явно передирал декорации из «Метрополиса» и «Облика грядущего»[6], но при этом придал своему идеалу еще более геометрическую форму. Зритель как бы плыл сквозь перспективу старательно вырисованных облаков к причалам для дирижаблей и совершенно безумным неоновым шпилям. Город в книге был уменьшенной моделью того, что вставал у меня за спиной. Шпили вырастали над шпилями сверкающими зигзагообразными уступами, взбираясь к башне центрального золотого храма, окаймленного сумасшедшими дулами излучателей с минговских бензоколонок. В самой маленькой из этих башен без труда уместился бы целиком «Эмпайр Стейт Билдинг». Меж шпилей парили хрустальные дороги, по которым, как шарики жидкой ртути, пробегали серебристые пузырьки. Воздух кишел кораблями: гигантские бумеранги лайнеров, маленькие серебристые стрелки (время от времени один из ртутных пузырьков изящно поднимался с небесного моста, чтобы присоединиться к общему танцу), дирижабли длиной в милю, зависшие на одном месте стрекозы гирокоптеров…
Я зажмурил глаза и повернулся на сиденье. Открыв их снова, заставил себя увидеть спидометр, бледную дорожную пыль на черной пластмассе щитка, переполненную пепельницу.
— Амфетаминный психоз, — сказал я самому себе.
Очень осторожно, не поворачивая головы, включил фары.
И увидел их.
Оба они были светловолосы. Они стояли возле своей машины, которая мне показалась похожей на алюминиевое авокадо с выступающим из хребта акульим плавником и черными гладкими шинами, как у детской игрушки. Обнимая женщину за талию, мужчина указывал в сторону города. Оба они были в белом: ниспадающие свободными складками белые одежды и такие же белые, без единого пятнышка грязи, сандалии. Меня они, похоже, не видели. Мужчина говорил что-то мудрое и мужественное, она кивала. И тут я очень испугался. Никогда раньше мне не было так жутко. Меня даже более не волновало, в здравом ли я уме, и почему-то я был уверен, что город за моей спиной — это Таксон. В этом городе, должно быть, воплотились чаяния целой эпохи. Этот «Таксон Мечты» был реален, абсолютно реален. А пара передо мной просто возвращалась домой. И вот эти-то люди меня и пугали.
Дети «восьмидесятых-которых-не-было» Дайалты Даунс, наследники Мечты. Они были белые, светловолосые, и глаза у них, вероятно, были голубые. Американцы. Дайалта говорила, что Будущее пришло сначала в Штаты, но в результате обошло их стороной. Возможно, и так, но только не здесь, в самом сердце Мечты. Здесь Америка не переставала шагать вперед, повинуясь логике сна, не ведающего о загрязнении воздуха, ограниченных запасах жидкого топлива, заморских войнах, которые можно и проиграть. Они были счастливы и до крайности довольны собой и своим миром. И в Мечте этот мир принадлежал им.
За мной — сияющий город: прожекторы обмахивают небо чистейшей радостью бытия. Я представил себе, как они восседают на мраморных площадях, бдительные и благонамеренные, их ясные глаза светятся энтузиазмом, отражают блеск залитых неоном авеню и серебристых машин.
Вот они — плоды пропаганды «Гитлерюгенда».
Я завел машину и медленно поехал вперед, пока бампер не оказался от них в трех метрах. Они по-прежнему меня не видели. Опустив стекло, я стал слушать, что говорит мужчина. Его слова были пустыми и яркими, как цитата из какой-нибудь брошюры Палаты коммерции, но я почему-то знал, что он безоговорочно в них верит.
— Джон, — услышал я голос женщины, — мы забыли принять пищевые таблетки.
Щелкнув замком поясной сумки, она извлекла из нее две яркие облатки и протянула ему одну.
Задом выехав на трассу, я двинулся в сторону Лос-Анджелеса, морщась, как от боли, и качая головой.
Я позвонил Кину с бензозаправки. С новой, в безвкусном псевдоиспанском стиле. Кин уже вернулся из экспедиции и был не прочь поболтать.
— Да, это уже странновато. Ты пытался сделать снимки? Не думаю, чтобы они вообще получились, но когда нельзя проявить фотографии, в историю это добавляет изюминку.
«Но что же мне делать?»
— Смотри побольше телевизор, в особенности — викторины и мыльные оперы. Сходи в кино, посмотри порно. Видел когда-нибудь «Мотель любви нациста»? Здесь это есть и на кабельном. Просто кошмар. Именно то, что тебе нужно.
«О чем это он?»
— Перестань кричать и выслушай меня. Открою тебе профессиональный секрет: средства массовой информации и вправду способны изгонять семиотические призраки. Если это избавляет меня от идиотов с их бредом о летающих тарелках, то и от тебя отвадит этих футуроидов в стиле «Арт-Деко». Попробуй. Что тебе терять?
Потом он взмолился, чтобы я его отпустил, потому что у него ранняя встреча с Избранными.
— С кем?
— С пенсионерами из Вегаса, теми, у которых микроволновые печи.
Я подумал, не заказать ли мне разговор с Лондоном за счет абонента, чтобы разыскать в «Бэррис-Уотфорд» Коэна и сообщить ему, что их фотограф отбыл на неопределенный срок отдыхать в Сумеречную Зону[7]. В конце концов, я позволил кофеварке сварить мне чашку действительно убийственного черного кофе и забрался обратно в «тойоту» для побега в Лос-Анджелес.
Лос-Анджелес оказался неудачной мыслью. Там я застрял на две недели. Вот уж где земля обетованная Дайалты Даунс. Кругом — Мечта во плоти, и ее фрагменты расставляли мне ловушки буквально на каждом шагу. Я едва не разбил машину на эстакаде неподалеку от «Диснейленда»: дорога раскрылась вдруг веером, как трюк оригами, — и что мне оставалось делать, кроме как петлять среди дюжин мини-полос и жужжащих на них хромированных капелек с акульими плавниками? Хуже того, Голливуд оказался полон людей, слишком похожих на ту парочку, которую я видел в Аризоне. Я нанял одного итальянца: этот режиссер-неудачник в ожидании своего корабля сводил концы с концами, проявляя пленки и устанавливая навесы в патио вокруг бассейнов. Он сделал отпечатки со всех негативов, которые я успел наснимать по эпохе Даунс. Самому мне на них даже смотреть не хотелось. Впрочем, Леонардо это не беспокоило. Когда он закончил, я проверил снимки, перелистнув их, как колоду карт. Запечатал фотографии в конверт и послал авиапочтой в Лондон. Потом взял такси до кинотеатра, где показывали «Мотель любви нациста», и всю дорогу туда просидел, не открывая глаз.
Телеграмму с поздравлениями Коэна мне переправили в Сан-Франциско. Дайалта без ума от фотографий; сам он восхищен тем, как я «действительно врубился», и надеется поработать со мной снова. Тем вечером сплющенный бумеранг снова парил над улицей Кастро, но теперь лайнер был каким-то прозрачным и разреженным, как будто присутствовал здесь лишь отчасти. Я бросился к ближайшему газетному киоску собрать все, что было по нефтяному кризису и напастям ядерной энергетики. Я только что решил купить билет на самолет до Нью-Йорка.
— В кошмарном мире мы живем, а?
Продавец оказался худым негром с гнилыми зубами и, судя по всему, в парике. Я рылся в карманах джинсов в поисках мелочи, занятый мыслью, как бы поскорее найти в парке свободную скамейку и погрузиться в веские доказательства того, в каком несуразном мире мы живем.
