Сергей Лукьяненко - Прозрачные витражи
— Нет. — Как загипнотизированная смотрю на него. А что, если он предложит мне…
— Стресс. Сильные эмоции. Отвращение. Страх. Ненависть. Тоска. — Чингиз запрокидывает голову и смотрит в безоблачное небо. Над этим сквериком всегда чистое небо, это не знаменитый «Le quartier des Pluies» во французском секторе… — Реже — восторг. Радость. Гораздо реже… Вы никогда не замечали, Карина, что в языке куда больше слов, означающих грусть? Печаль, хандра, кручина, тоска, сплин, меланхолия…
— Ну и что?
— Они экспериментируют над людьми, Карина. Пытаются создать дайверов.
— Кто — они?
— Не знаю. Какие-то умные ребята из МВД. Они и без того выходили на дайверов, особенно когда у тех было подобие своей организации, «совет дайверов». Просили что-то сделать, в чём-то помочь… обычно им не отказывали. Но, видимо, этого стало мало. Виртуальность стала слишком уж большой частью нашей жизни. Здесь есть всё — банки, институты, корпорации, военные базы и штабы. А значит — нужны осведомители, агенты, шпионы. Дайверы нарасхват. Тех, кого удалось выявить и склонить к сотрудничеству, не хватает. Вот и пытаются создать новых.
Сильные эмоции?
Я вспоминаю убийцу, пытающегося приручить лисичку.
«Потом фенек умрёт».
Значит, катарсис, товарищ подполковник?
Хакеры, запертые без доступа к своим любимым компьютерам — и при этом запертые в виртуальности! Убийцы и насильники, проворовавшиеся бизнесмены, сбившие пешеходов водители…
— Они все знают, что тюрьма стоит в Диптауне. Они мечтают вырваться… хотя бы на чуть-чуть, — говорит Чингиз. — А им устраивают стресс за стрессом. И пусть называют это психотерапией… цель у неё — превратить человека в дайвера.
— Какие у вас доказательства? — спрашиваю я.
— Неофициальные. — Чингиз улыбается. — И раскрывать своих информаторов я не стану. Но подумайте сами: комплект оборудования для каждого заключённого стоит около пяти тысяч долларов. Содержание — около четырёх тысяч в год. С чего это вдруг МВД проявляет подобную щедрость?
— Люди с… с необычными способностями… — Почему-то я избегаю слова «дайвер». Это всё равно что поверить в Бабу-Ягу или Деда Мороза. — Они и впрямь нужны. И замечательно будет, если эти способности сможет получить любой желающий.
— В своё время фашисты замучили тысячи военнопленных. Но наука при этом получила ценные данные. Карина, кому я должен объяснять, что эксперименты над людьми преступны? Сотруднику МВД?
Он очень серьёзен.
— И что вы хотите от сотрудника МВД? — спрашиваю я. — Помощи?
— Вначале ответьте, Карина, вы разделяете моё мнение? Или всего-то не желаете спорить? — спрашивает Чингиз.
— Ну а что, если я совру? — спрашиваю я.
— А вы скажите честно.
Какая смешная просьба!
«Скажите честно»!
В Диптауне, в городе, где у каждого — тысяча лиц. В городе, где каждый придумывает себе новую биографию и новое имя. В городе, где выдумка нужнее правды.
А Чингиз смотрит на меня так, будто ни секунды не сомневается — я послушаюсь.
— Мне тоже всё это не нравится, — говорю я. — Но что я могу поделать? Вы рассказали о заговоре едва ли не государственного масштаба! А понимаете, кто я? Год назад окончила университет. Специализируюсь на сетевых правонарушениях. Ни с того ни с сего мне поручили эту инспекцию… сказали, что есть серьёзные сомнения в надёжности тюрьмы. Всё! Я напишу отчёт, моё начальство даст ему ход… но если прикрикнут сверху — отчёт ляжет под сукно. Никто меня не послушается, Чингиз.
— Это и не нужно. — Он улыбается и протягивает мне руки. — Арестуйте меня, Карина.
— Да вы с ума сошли! — Я невольно отшатываюсь.
— Арестуйте! — с напором повторяет Чингиз. — Проект мы не угробим. А вот вокруг тюрьмы шум поднимем. Мы с Тохой отделаемся условным сроком, это я вам обещаю. У меня хорошие адвокаты… и всё продумано. А вот тюрьме — крышка. Газеты будут мусолить историю с побегом, граждане завопят от ужаса. Тюрьму либо прикроют, либо уберут из Диптауна.
— У меня нет права вас арестовывать!
— Вызовите полицейского!
Он всё держит передо мной руки, словно ожидая щелчка наручников на запястье.
— Прекратите… — бормочу я.
— Ну вы же этого хотели, Карина! Вы же мечтали поймать беглеца! Ну так что же — ловите!
Я вскакиваю. Я позорно отступаю. А Чингиз вдруг падает передо мной на колени. Это какая-то невозможная смесь клоунады и искренности.
— Я прошу вас! Прошу выполнить ваш служебный долг! Задержать преступника!
— Да прекратите же, Чингиз! Не паясничайте!
Молодёжь, сидящая у памятника, начинает нам аплодировать. Со стороны всё это, наверное, походит на объяснение в любви… белокурый рыцарь склонился перед прекрасной дамой…
Я вздрагиваю, когда понимаю, что мне это напоминает.
— Хорошо, я помогу вам это сделать, — говорит Чингиз. — Я этого не хотел…
Он суёт руку под полу пиджака — и когда рука возвращается, в ней блестит пистолет.
Но в следующий миг откуда-то из-за спины раздаётся хлопок. Лицо Чингиза заливает кровь — и он падает мне под ноги.
0110
— Давно ты со мной не советовалась, — сказал папа.
Мы сидели на кухне и пили чай. Мама спала, я не стала её будить. Я бы и отца не будила — он сам проснулся, когда я выбралась из комнаты.
— Ты же всё равно не ходишь в глубину, — пробормотала я.
— Когда-то ведь ходил, — ответил папа.
— А почему бросил? — болтая ложечкой в чашке с чаем, спросила я. Чай я всегда пью без сахара, но упорно опускаю ложечку. Так он быстрее остывает.
Я и раньше спрашивала отца, почему он так сторонится виртуальности. Хороший ведь программист, а живёт словно в каменном веке, только электронной почтой и пользуется.
— У меня был неплохой бизнес, — внезапно ответил отец. Впервые ответил! — А потом… пришлось переквалифицироваться в управдомы.
Больше я спрашивать не стала. Наверное, папа работал на какой-то специфической операционной системе, и когда она перестала использоваться — не сумел вовремя переквалифицироваться.
— Что дальше? — спросил папа.
— Дальше… полиция набежала. Притащили сканеры, сняли след… говорят — стреляли чем-то незаконным, второго поколения. Видимо, пожгли машину основательно. Стали искать стрелка… да куда там…
— Тебя не заподозрили?
— Да нет… обыскали, но ничего.
— А его пистолет? — спросил отец.
— Зажигалка. — Я опустила глаза. — Самая обыкновенная зажигалка! Паяц…
Папа вздохнул. Покосился в тёмное окно. По улице, скользя фарами по мокрому асфальту, проехал автомобиль. Хороший какой-то, почти бесшумно проехал…
— Каринка, давай думать… Первое — как ты считаешь, этот Чингиз — он не врал насчёт тюрьмы?
— Думаю, не врал, — призналась я. — Там что-то нечисто. Ну не станут наши такие деньги выбрасывать! Даже чтобы перед иностранцами пальцы раскинуть — не станут!
— Хорошо… — Папа воровато посмотрел на меня и спросил: — У тебя сигареты остались?
— Откуда? — Я округлила глаза.
— Карина…
— Сейчас, пап…
Курю я редко. Но пачка «Ротманса» в сумочке всегда болтается. Мы закрыли дверь кухни поплотнее и закурили. Курить с отцом было как-то неловко… последний раз подобную неловкость я испытала лет в десять, когда родители меня купали… и ничего я тогда не сказала, но только отец больше не заходил в ванную, когда я мылась.
— Второе. Дайверы — индивидуалисты, — вдруг сказал папа. — Куда большие, чем хакеры. Не станут они ради общего блага воевать… а вот ради того, чтобы остаться уникальными…
У меня начали гореть уши. Я думала точно о том же. Красавчик Чингиз мог говорить всё что угодно, но, если копнуть поглубже, всюду обнаружится корыстный интерес. Всегда и везде.
— И ты веришь в дайверов, папа? — спросила я.
— Верю, Карина. Третье. — Папа посмотрел мне в глаза. — Если за виртуальной тюрьмой скрыт какой-то серьёзный государственный проект… Дочка, это тебе нужно? Даже у свихнувшихся на законности и правах личности американцев… что говорить о нас.
— У меня есть задание, — сказала я. — Я должна составить отчёт.
— Составь. Ты обязана была пользоваться «жучками»?
— Да. Как иначе наблюдать за персоналом?
— И что — персонал?
— Несёт службу. — Я пожала плечами. — Качает порно из сети. В игрушки играет.
— Ну и прекрасно. Обнаружено неуставное несение службы… или как там у вас положено говорить? Ты ведь не должна была сажать «жучков» на заключённых? Ну и всё. Нельзя пускать под откос собственную жизнь ради абстрактной справедливости!
— Папа, а ты не знал какого-нибудь Чингиза? — спросила я.
Папа покачал головой:
— Если и знал, то ничем он мне не запомнился. Да ты не беспокойся. Наверняка ты ему важнее, чем он тебе. Карина?
