Татьяна Богатырева - Фейри с Арбата. Гамбит

   Ильяс разлил кофе в две чашки, вернулся к столу. Прежде чем сесть, кинул взгляд на холодильник: может, от голода так мутит? И тут же отвернулся: там, среди магнитов, улыбалась с фотографии Лилька с облупившимся носом.

   - В состоянии, - ответил Ильяс и отхлебнул кофе. Горький, несмотря на три ложки сахара, пахнущий горелой резиной и безнадежность.

   - Превосходно. - Поздний гость кивнул, задержался взглядом на той же фотографии и хмыкнул. - Шесть лет назад, сударь мой, мы заключили с вами договор. Очень важный для вас. Надеюсь, вы помните, в чем он заключался?..

   Еще бы не помнить. Простой такой договор, жизнь за жизнь. Двадцатисемилетнего мальчишку вытащили из хосписа, где он полтора года никак не мог сдохнуть. Лично дьявол по имени Ярослав Андреевич Не-Янковский и вытащили. Непонятно как вылечили, пообещали исполнение заветной мечты и дали чертову кучу денег, - подъемные, командировочные, представительские и прочие шпионские, - а взамен попросили всего ничего. Безоговорочного подчинения по типу "сначала прыгай, потом спрашивай, куда". А чтобы прыгать было проще, сразу объяснили: вылечить-то вылечили, но не навсегда. Нельзя навсегда и насовсем, только отсрочка, лет на шесть-восемь, как повезет. Рак вернется. Или не рак, а что-нибудь еще. Карма, она такая - каждый кирпич тяжелее предыдущего, и так, пока не добьет. И ты, мальчик, не обязан нас слушаться. Чудо - даром. Первое. А вот чтобы лет через несколько ты снова не возмечтал об эвтаназии, придется кое-что делать. Ничего сложного, тебе еще и понравится.

   Действительно. Понравилось. Не все - но кое-что. Бонд, вашу мать.

   Ильяс пожал плечами и снова отхлебнул мерзкого кофе. Он уже понял, что последует дальше. Еще одно убийство его руками. Только на сей раз убивать прикажут не постороннего парня, на которого чихать с высокой секвойи...

   Почти шесть лет себя убеждал, что чихать. Что на месте безногого ветерана несуществующей войны, обреченного остаток жизни провести в коляске, он был бы благодарен тому, кто его пристрелит. Что тот сам бы просил пулю, как в самые темные дни Ильяс просил сестру в хосписе уколоть тройную дозу, чтобы насовсем. Но как ни убеждал, до сих пор снилось располосованное четырьмя параллельными шрамами лицо с удивленно-обреченными глазами: на той войне солдат научился слышать смерть за несколько шагов.

   Нет. Хватит с него. Он же может отказаться - если, конечно, не соврали...

   - Наша маленькая просьба, Илья Сергеевич. - Ярослав Андреевич бросил на стол фотографию, невесть как перекочевавшую с холодильника ему в руки, постучал по ней ногтем. - Совсем маленькая просьба. Жаль, что вы не сумели выполнить. Но, впрочем, у вас есть еще возможность решить эту проблему. Кардинально.

   ...и даже если соврали, все равно он откажется. Решать проблему кардинально. Сколько там осталось, максимум два года? Год? Шесть месяцев? Вот и отлично. Полгода просыпаться счастливым от того, что проснулся свободным и тебе не больно - это очень, очень много. Ему хватит. И для того, чтобы вернуть Лильку в реальность из этого гребаного игрового центра - тоже. Безо всяких заданий, просто ради того, чтобы она жила долго и счастливо.

   - Не откажетесь, Илья Сергеевич. - Не-Янковский покачал головой. - Поверьте, мы не звери какие.

   Улыбнулся, ласково и сочувственно, и Ильяс понял, что отказаться ему не дадут.

   Над дальним берегом Девьего озера догорал закат, изумительный, аметистово-палевый закат, каких не бывает больше нигде. На этот закат любовался сидящий на трухлявом бревне мужчина медвежьей стати, темноволосый, с двумя косицами на висках, в потертой дорожной куртке с медными бляхами. Рядом, на расстоянии вытянутой руки, лежал лук с натянутой тетивой, а на бедре висел длинный нож, почти меч, который обычно называют саксом. Казалось, путник расслаблен, полностью поглощен созерцанием заката и не замечает четверых головорезов, подкрадывающихся с поросшего березами пригорка. Троих с мечами и одного с луком.

   Но вот пятого, лучника, что прятался за старой сосной вовсе с другой стороны, он и в самом деле не видел.

   И не увидит, пока не станет поздно.

   Майлгенн нахмурился, отвернулся от экрана и потер виски.

   Он не мог понять, почему сегодня все идет наперекосяк. Еще вчера казалось, что тщательно продуманный план работает, но сегодня она снова вела себя так, словно резонанс не сломан - но этого не может быть! Резонанс ломается раз и навсегда, Безумный Бард доказал это со всей определенностью.

   Взглянув на часы, Майлгенн снова потер виски и подумал: если откатом за то, что они с Лайном сегодня сделали, будет только головная боль - он вознесет хвалу Кирмету и сожжет в его честь целый стог шалфея и ромашки. Не жалей-трава, конечно, но Кирмету это не важно.

   Ну, Лайн, ты где? Расчетное время - уже!

   На экране тем временем заканчивалась драка. Не в пользу одинокого путника. Из головорезов полегли трое и один был ранен, но свое дело они сделали. Восемнадцатое покушение на главу Малой Канцелярии Тейрона увенчалось успехом. Лорд Мейтланд будет гордиться своей хитростью, и с гордостью прирежет оставшихся двоих исполнителей. А на тризне скажет проникновенную речь о великом тейронском герое, отдавшем жизнь за отчизну.

   Люди!

   Наконец, ожил телефон.

   - Получилось. Она поверила, - сухо сказал Лайн. - Идет к остановке, собирается звонить.

   - Проводи ее, - велел Майлгенн и нажал отбой.

   Звонок Настасье он прослушал, кивнул сам себе и, убрав с экрана Девье озеро и тело тана Эллисдайр, проверил, где находится Ильяс Блок. Зеленый огонек на карте показывал, что темный фейри как раз на стройке, куда его послали ловить болотные огни. Что ж, еще час он потратит на замену колеса, затем его ждут англичане на выставке. А потом будет поздно.

   Закрыв глаза, Майлгенн глубоко вздохнул и позвал:

   - Свейл! У тебя осталась настойка?

   Через мгновение на его виски легли прохладные ладони. Боль утихла, и потянуло в сон.

   - Настойка тебе не поможет. Горе твое от ума, - грустно усмехнулась Свейл. - Спи. Я присмотрю за ним часик, если что - разбужу.

   Навеянный Свейл сон в самом деле помог, в голове прояснилось и боль почти ушла.

   - Она у Настасьи, - услышав, что ритм его дыхания изменился, сказала Свейл. - Пять минут как. И снова ничего не слышно.

   Не открывая глаз, Майлгенн пожал плечами: с привычкой Лиле засовывать мобильный в самый дальний карман или на дно рюкзака он ничего поделать не мог. Ни он, ни даже Элвуд. Мелкие привычки, как ни странно, поддаются вероятностной коррекции хуже всего. Инерция - страшная сила.

   Отпустив Свейл, он еще минут десять выжидал, давая Лиле и Настасье время обсудить единственного кандидата в убийцы и как следует перепугаться. Конечно, было бы куда удобнее следить за разговором, чем моделировать его, но здесь шанс отклонений настолько ничтожен, что можно его не учитывать. Можно было бы, если бы не проклятый Кирметом сломанный резонанс.

   Когда разговор должен был дойти до логической кульминации, Майлгенн набрал Лилин номер. Сморщился от резкого звука из динамиков: жучок работает, да толку с него!

   В динамиках послышались шаги, потом - дыхание... но на звонок Лиля не ответила.

   "Ильяс?" - послышался голос Настасьи. Неправильный. На имени "Ильяс" она должна была злиться или пугаться, но никак не надеяться.

   "Нет. - Лиля сделала паузу, повертела телефон в руках, и Майлгенн подумал, что сейчас снова спрячет в карман куртки. - Михаил Васильевич, из центра".

   Эта реакция тоже была неправильной. Слишком равнодушной, словно Тейрон вдруг стал для нее неважен.

   Что опять пошло не так?!

   "В пень его. Звони Ильясу!"

   Лиля несколько секунд молчала, потом твердо сказала:

   "Я домой. По телефону о таком нельзя".

   "Поговоришь с ним, позвони".

   Как девушки прощаются, Майлгенн не слушал. Он уже набирал Лайна:

   - Ты где?

   Лайн был по-прежнему возле дома Настасьи, уверенный, что дело сделано.

   - Ничего подобного. Они не поверили, Лайн! Лиле едет домой, разговаривать с темным. Со мной - не стала, не взяла трубку.

   - Могу перехватить и привезти в центр.

   - Не стоит, это уже крайние меры. Поезжай на выставку, проследи, чтобы темный не попал домой, пока...

   - Понял, - не дослушав, Лайн отключился.

   А Майлгенн откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Так было проще думать.

   Что могло произойти такого, что Лиле усомнилась в вине Ильяса? Она ни с кем кроме Настасьи не разговаривала. Значит - Настасья? Странно и неправильно. При тех данных, что были у Настасьи, вывод должен был быть однозначным. Следовательно, у нее появились иные данные. Какие? Откуда?!