Фантастический Калейдоскоп: Механическая осень - Дарья Странник
Следующим днём мы Жбана стали расспрашивать, как, мол, у них в будущем — он такого нарассказывал!
Простые люди у них как баре живут, а баре — и того лучше, только называются иначе. Мясо могут есть хоть каждый день, а не только лишь по праздникам. Правда есть такие, что совсем не едят. Почему? Да я и сам не понял — не любят или не хотят, чудные они.
Живут люди в огромных городах. У них есть телеги, которые сами по дорогам ездят, а есть и такие, которые по небу летают — Жбан сказал, что это очень большие телеги. Какие-то и до луны долетают. Во всём там людям помогают такие вот Андроны, как наш Жбан, потому у людей всего вдоволь, а трудятся они лишь по желанию. Всегда в тепле живут — представляешь, барин?! И зимой печку топить не надо! И молодые они до ста лет!
Откуда Андроны берутся? Жбан сказал, что ему сложно нам объяснить. Единственно, я понял, что каких-то Андронов люди делают, а каких-то — сами Андроны. А вместо имён у них цифры — первый Андрон, второй и так далее.
Таких небылиц и чудес про будущее время нам Жбан рассказал — поди ж поверь!
Никодим послушал его и говорит:
— Хорошо вы живёте. Чай, у вас там, наверное, и Страшный Суд уже был, и Господь второй раз явился.
А Жбан ему молвит в ответ, что у них всеми признано, что Бога нет на свете, полная победа людского разума.
Тут Тимофей, Никодимов батя, осерчал, ох как осерчал! Как треснет Жбану по лбу половником — тот дух-то весь и испустил. Стали мы его трясти — не шевелится. И глаза перестали светиться. Жутко нам стало.
— Что ж ты наделал? Каяться, — говорю, — тебе придётся, Тимофей.
— Дык ведь он же нехристь железная, — отвечает, хотя сам, видно, не на шутку испугался.
— Может, и нехристь, а человек был хороший.
Решили мы горемыку схоронить. Никодим гроб сколотил, мы Жбана туда еле-еле вчетвером положили. Собралась вся деревня проститься. Крестили лбы, плакали. Прохор Тимофея ругал. И Тимофей сам себя ругал. Дети к мамкам прижимались. А Жбана только добрым словом поминали. Такая вот судьба — родился в будущем, а помер в прошлом, да и как-то по-глупому. Я вспомнил, как он на звёзды смотрел, как детишек катал… И не заметил, когда щёки успели намокнуть.
Как простились все, то мы его сразу повезли в лес хоронить. Гроб заколотили, на телегу взгромоздили, да и не спеша двинулись по дороге. Ивашка правил лошадью, Прохор сзади сидел, возле гроба, а мы с Никодимом плелись вслед за телегой.
Как в день, когда Жбан появился, было тепло и солнечно, так в этот небо затянули тучи. Начал накрапывать мелкий дождик. Где-то каркала ворона. Неисповедимы пути Господни, послал нам Жбана, а с ним — радости и небывалых чудес, да вот теперь назад забирает, хоть тот в Бога и не верил.
Довезли до крестов, взяли лопаты и начали нашему Жбану копать могилку. Когда закончили, уже сгущались сумерки, а из-за туч казалось ещё темнее, чем было. Подняли мы гроб, понесли. А как начали опускать — так я выронил, тяжёлый он, зараза, был, прости Господи! Громыхнуло будь здоров! Мужики на меня покосились нехорошими взглядами.
Вдруг, там внизу, в могиле — стучится! И колокол знакомый из гроба: «Вы чего ж это, православные, учудили!»
Воскрес, вот те крест, барин! Ох, мы и перетрухнули — кровь у меня в жилах застыла, Никодим побледнел, на смерть стал похож, а Прохор, тот вообще наземь повалился — думали, теперь и его хоронить придётся, да поторопились, Ивашка ему по щекам похлопал — оклемался.
Слабость у Жбана оказалась — засыпает он, если по шишке стукнуть, да так спать и будет, пока не стукнуть снова, а слово на их наречии это и означает. Прав был видно Прохор насчёт заклятья.
Обрадовался Жбан, сказал, что, если б лбом не ударился, когда гроб уронили, так бы лежать там и остался. А вот ежели бы мы его живьём закопали, то, говорит, наверное, выбрался.
То-то бы мы удивились, кабы он, откопавшись, в деревню пришёл!
А через неделю Жбан нас покинул. Погоревали мы, что умер, порадовались, что воскрес, а как-то вечером в деревне появились два мужика в диковинных белых одеждах. Безбородые, хоть и не юнцы.
Жбан навстречу им побежал:
— Господин Гоша! Господин Рома!
— Здравствуй, А сто четырнадцать! — ответил тот, что постарше.
А тот, что моложе, вытащил маленькую коробочку, во все стороны крутится, да в коробочку ту смотрит. По-нашему они, в отличие от Жбана, не говорили. Так, отдельные слова похожие. Хотя, конечно, они больше звуками говорили: «Да-а-а!», «О-о-о!», «Вау!»
Тот, что с коробочкой, начал нам показывать, чтобы покучнее встали. Жбан сказал, что всё хорошо. Чудной мужик подошёл к нам, вытянул руку и показал смотреть на коробочку. И вдруг мы в коробочке той появились, как в отражении, только маленькие — и я с Фроськой и Сенькой, и Никодим с Тимофеем, и Прохор с Ивашкой, и все, кто там был, и сам чудной мужик, и, конечно же, Жбан. Мужик в коробочку ткнул пальцем, а затем что-то радостно провозгласил.
Жбан растолковал нам, что это — люди из будущего времени, что они прибыли за ним и захватили ту хитроумную штуковину, без которой назад не вернуться.
— Пришло время прощаться, — прозвенел Жбан.
Сенька прижался к его ноге, а сам наверх смотрит:
— Жбан, а покатай ещё разок, пожалуйста.
Я частенько вспоминаю тот вечер — и как Жбан посадил Сеньку на плечи, как они бежали вместе, обгоняя ветер, как светила полная луна и так любимые Жбаном звёзды. Вспоминаю, как мы прощались — слёз было едва ли не больше, чем на тех самых похоронах. Вспоминаю то, как диковинные люди из будущего, оставив нам маленький подарок, вместе со Жбаном исчезли в свете ударившей молнии, и то, как Жбан, исчезая, махал нам всем на прощание своей огромной железной ручищей.
Так-то вот.
Мы потом хотели из дерева такого Андрона выстругать, даже буквы написали и по лбу колотили, но тот всё равно не ожил — видимо, нужно было из железа ковать…
Эх, барин, да где же я брешу-то?! Где ж брешу, когда все
