Майкл Суэнвик - Путь прилива
– Послушай, Аниоба, – вмешался лавочник. – Сколько раз я тебе говорил, что могу купить у Анатоля эту хреновину раза в два дешевле, чем…
– А заткнуться ты не можешь? – раздраженно воскликнула женщина. – Что у тебя, Пуф, за привычка соваться куда не просят.
Чиновник вежливо откашлялся.
– У меня и дело-то совсем пустяковое, – пояснил он, прихлопнув впившегося в руку комара. – Съездить в усадьбу чуть ниже по течению, и сразу назад.
– Ничего не выйдет. Тут еще подшипники заедают, давно их не смазывала. Покупать смазку – значит, идти к Жиро, а этому старому козлу денег мало, он же зажмет тебя в угол и начинает лапать. Чтобы получить целую банку смазки, мне придется, небось, встать перед ним на колени и изобразить из себя доильный аппарат.
Парни молча ухмылялись.
– Господи, – тяжело вздохнул Пуф, – даже и не знаю, как я без всего этого буду жить.
Только теперь чиновник заметил на запястьях старика потертые, окислившиеся разъемы глубокого психоконтроля. Ну кто бы мог подумать, что этот божий одуванчик – каторжник, оттрубивший срок на Калибане? Любопытный экземпляр.
– Вот все обещают встречаться, поддерживать связь, а переедем в Пидмонт, так никто обо мне и не вспомнит. И чего, спрашивается, языком зря чесать?
– Ну вот, – фыркнула Аниоба, – опять этот скулеж. С такими деньгами ты нигде без дружков-приятелей не останешься, еще палкой разгонять придется. Старые знакомые, может, и пропадут, так тебе же один хрен, что те, что другие.
Еще одно бревно, на этот раз – последнее, Аниоба выключила лебедку, подняла борт. Рабочие не расходились, терпеливо ожидая приказа рыжей хозяйки. Один из них, молодой петушок с копной черных, жестких, как проволока, волос, начал лениво разглядывать выложенные на лотке связки ярких птичьих перьев – то ли амулеты, то ли мушки для рыбной ловли. Когда парень распрямился, Чу коршуном бросилась вперед и схватила его за руку.
– Я все видела! – Развернув ошалевшего от неожиданности работягу, она ударила его спиной о косяк. – Что у тебя под рубашкой?
– Н-н-ничего! Т-ты что, с-д-д-дурела?
Аниоба выпрямилась и уперла руки в бока. Все остальные присутствующие – трое парней, чиновник и лавочник – тоже замерли, молча наблюдая странную сцену.
– Раздевайся! – рявкнула Чу, – Быстро! Парень беспрекословно подчинился.
– В-вот, с-смотри, – испуганно промямлил он, снимая рубашку через голову. – Н-ничего у меня т-там нет.
Но Чу не интересовалась рубашкой. Она внимательно изучала тело парня, стройное и мускулистое, с длинным серебристым шрамом чуть пониже пупка и густой порослью черных, курчавых волос на груди. А затем улыбнулась:
– Ну так бы и съела.
Рабочие, Аниоба и лавочник покатились с хохота. Полуголый страдалец побагровел, набычился и стиснул кулаки, но затем отвернулся и начал одеваться.
– Ты обратил внимание, – спросила Чу, – как эта рыжая их заводила. Умеет ведь, стерва.
В конце улицы виднелось большое, донельзя обшарпанное здание с почти провалившейся крышей. Чуть не все его окна были заколочены обрезками старых рекламных щитов. Немногие изображения, сохранившиеся на черной, прогнившей фанере, казались окошками в иной, яркий и радостный мир: рыбий хвост, огрызок какого-то слова, затем – нечто розовое и выпуклое, то ли колено, то ли женская грудь. Нос, задранный прямо вверх, навстречу моросящему с неба дождю, и опять буквы, буквы” буквы. Над главным входом – вылинявшая вывеска: ПРИВОКЗАЛЬНЫЙ ОТЕЛЬ, а совсем рядом – бывшее железнодорожное полотно, лишившееся рельсов и шпал, превратившееся в полосу вязкой грязи.
– В точности как мой муж.
– А зачем ты с ним так? – спросил чиновник. – С этим грузчиком.
Чу не стала притворяться дурочкой.
– O! – улыбнулась она. – Насчёт этого молодого человека у меня есть планы. Сейчас он пропустит пару кружек пива и попытается забыть о случившемся, но не сможет – дружки не дадут. К тому времени как я устроюсь в номере, пошлю за багажом, поем и ополоснусь, он будет уже под градусом. Я постараюсь его найти. Увидев меня, он несколько возбудится – ощущая при этом смущение и неуверенность. Он будет глазеть на меня, не понимая толком, как же он, собственно, ко мне относится. А затем он получит возможность разобраться в своих чувствах.
– Не лучший, мне кажется, сценарий. Во всяком случае – не самый эффективный.
– Не бойся, – еще шире улыбнулась Чу. – Опробовано, и не раз.
– Ну, если… – неуверенно согласился чиновник и тут же добавил: – Давай тогда, действуй, заказывай номера, а я тем временем схожу к мамаше Грегоръяна.
– Ты же вроде говорил, что пойдешь к ней утром.
– Правда, что ли?
Чиновник осторожно обогнул груду прогнивших автомобильных покрышек. Фраза насчет “завтра утром”, небрежно брошенная несколько часов назад, предназначалась специально для ушей капитана Берже. С этого типа вполне станется послать ночью гонца, предупредить старуху, чтобы поменьше распускала язык.
И все, касающееся капитана, неотъемлемо связано с другой, более серьезной загадкой: где липовый Чу добыл свою информацию? Этот сучий сын знал, каким именем представиться, знал, когда нужно исчезнуть, чтобы не напороться на настоящую Чу, и – самое пикантное – знал, что никто не удосужился сказать чиновнику четырех простых и ясных слов: вас будет сопровождать женщина.
Короче говоря, у Грегорьяна есть агент в местном правительстве, а то и в самой Технологической комиссии. Вполне возможно, что Берже чист, аки агнец, но лучше уж перебдеть, чем недобдеть.
– Тогда говорил, а теперь передумал.
3. ТАНЕЦ МАЛЕНЬКИХ НАСЛЕДНИЦ
Закат. Яростный Просперо пиратским галеоном уплывал в ночь. Прикоснувшись к горизонту, он мягко сплющился, и тут же вспыхнули, охваченные пожаром, серые континенты облаков. Тени деревьев быстро исчезали, таяли в голубых сумерках. Дорога тянулась прямо по берегу реки, повторяя все его изгибы. Чиновник остановился, опустил чемоданчик на землю, взял в другую руку и мрачно зашагал дальше. У самого въезда в поселок горел костер, трое бродяг пекли ямс. Темнокожий верзила вытаскивал из миски с водой огромные, как лопухи, листья табака и оборачивал ими клубни. Второй оборванец, тощий и седоватый, ловко засовывал мокрые зеленые комки в огонь, а третий, совсем старик, засыпал их тлеющими углями. Прямо на песке стояли два телевизора; один из них, работавший беззвучно, обеспечивал изображение, а другой, повернутый экраном в сторону, – звук.
– Добрый вечер, – сказал чиновник.
– И вам того же, – поднял голову тощий, бесцветный бродяга; его костлявые колени, выпиравшие из дырявых брюк, были густо измазаны золой. – Присаживайтесь,
Он чуть подвинулся. Чиновник опустился на корточки, стараясь не испачкать белоснежный костюм. На бледном экране телевизора некий юноша мрачно взирал на бушующие за окном волны. Подошедшая сзади женщина тронула его за плечо.
– Старик не верит, что он увидел там русалку, – пояснил тощий.
– Папаши, они все такие.
Прозрачный голубой дымок таял в быстро темнеющем небе, от костра пахло морем и смолой.
– Вы, ребята, тут что – охотитесь?
– Вроде того, – неопределенно откликнулся тощий. Верзила коротко хохотнул.
– Мы – мародеры, – вмешался старик. Он говорил резко, с вызовом. – А тот, кого наша компания не устраивает, может сваливать на все четыре стороны.
На лицах бродяг застыло ожидание,
– Байрон, отойди от окна, — сказала женщина. – За ним нет ничего, кроме холодного, вечно изменчивого океана. Погуляй, подыши свежим воздухом. Твой отец думает…
– Мой отец думает о деньгах и больше ни о чем!
– Да, кстати, у меня же с собой есть посудина. Вполне приличный бренди. – Чиновник извлек из чемоданчика бутылку, приложился к ней и обтер горлышко рукой. – Вы, ребята, можете верить мне, – можете – нет…
– Приятно иметь дело с понимающим человеком.
– Так ты что, в эту деревню? – поинтересовался тощий, когда бутылка дважды прошла по кругу.
– Да. Хочу зайти к матери Грегорьяна. Вы знаете ее дом?
Троица переглянулась.
– Ничего ты из этой старухи не вытащишь, – покачал головой тощий. – Местные про нее всякое рассказывают. Та еще стерва. Вот бы кого по ящику показать, вместо этой мутотени. – Он кивнул в сторону телевизора.
– А что они рассказывают?
– Сам увидишь. Вон там, – костлявая рука указала на поселок, – дорога упрется в крайнюю улицу. Спустись по этой улице к реке и прямо по берегу, до пятой…
– До шестой, – поправил старик.
– До шестой улицы. Поднимешься по ней, пройдешь мимо церкви, мимо кладбища, одним словом – до конца, до самого болота. Самый большой в поселке дом, так что мимо не пройдешь. И чего, спрашивается, они себе такую крепость отгрохали?
– Спасибо, – сказал чиновник и встал.
Бродяги снова повернулись к телевизору. Девочка-альбиноска, занимавшая центр экрана, словно не замечала остальных персонажей, вовлеченных в какой-то яростный спор. Розоватые, словно у кролика, глаза взирали на бушующие вокруг страсти со спокойной, почти неземной отрешенностью.
