Пол Уиткавер - Вслед кувырком
– Это, боюсь, невозможно. Хотя ты несешь в себе вирус Уничтожения, ты к нему иммунный. Ты останешься таким, как есть. От этого тебе не уйти.
– Я не хочу уходить от того, кто я есть.
– Дурак ты. Ты даже не знаешь, кто ты есть.
– Я мьют. Я эйр. Я – Чеглок из Вафтинга, что бы ты там ни говорил.
Святой Христофор встает перед Чеглоком, загораживая от него все еще неподвижную оболочку Моряны. Впервые Чеглок замечает, что антеховский глаз нормала темен. Это он его сломал, когда перерезал псибертронную связь святого Христофора с Мицаром? Хочется надеяться. Но естественный глаз нормала со зрачком дымного янтаря горит такой ненавистью, которая может восполнить любую потерю. Однако Чеглок встречает этот одинокий взгляд, не дрогнув. И с такой же ненавистью.
– Ты, – говорит нормал отрывисто, – ты оружие. Оружие, созданное для единственной задачи.
– Как-нибудь я освобожусь. И тогда ты увидишь, какое я оружие.
– Давай я тебе расскажу одну историю, Чеглок. Она поможет нам скоротать время, пока мы ждем выхода Моряны… если она выйдет.
Чеглок знает, что нормал, загораживая от него кокон Моряны, видит его отчетливо в зеркале за спиной Чеглока. И еще он знает, что нормал нарочно его дразнит, хочет заставить умолять дать ему заглянуть в ту комнату или хотя бы сказать, что там делается – или не делается. Его желание это выяснить так яростно, что Чеглок не решается говорить. Вместо этого он плюет в наглую рожу нормала.
Брызги слюны до святого Христофора не долетают. Ни одна капелька. Летающие в воздухе селкомы поглощают их все.
– Много лет назад, – говорит тем временем нормал, даже глазом не моргнув, – до твоего рождения, наши ученые наткнулись на особо разумный вирус, троянского коня, который прятался в геномах инфицированных и лежал там неактивно, по всем признакам – просто мусорная ДНК. Чем этот вирус был для нас особо ценен, так это тем, что мог поколениями передаваться митохондриями матерей – что мьютов, что нормалов – их детям, даже той мерзости, которую вы зовете инкубаторскими. Сам по себе вирус был абсолютно безвреден, но его потенциал как средства доставки был очевиден. Если бы любая женщина нормалов несла в себе этот вирус, то любая женщина, схваченная и подвергнутая институциональному изнасилованию родильных отделений, передала бы этот вирус своим отпрыскам-полукровкам. В наших руках оказалось мощное оружие, но как его лучше применить? Что будет доставлять наша идеальная система доставки? Как что: конечно же, другой вирус, и уже намного менее безвредный. Но если мы раскроем свои карты слишком рано, Святые Метатели обнаружат наш вирус и разработают средства изолировать и удалять его из своего так называемого племенного стада. Если же, с другой стороны, наш вирус и то, что он несет, останутся дремлющими, он за сравнительно короткое время сможет заразить существенную часть популяции мьютов. А когда достаточный уровень насыщения будет достигнут, вирус можно будет активировать, его скрытое оружие пустить в ход, чтобы оно пронеслось по Содружеству галопирующей и неостановимой эпидемией. Таким образом мы могли бы нанести врагу опустошительный удар, от которого ему уже никогда не оправиться.
– Так родившая меня мать заразила меня вирусом Уничтожения? – фыркает Чеглок. – Прости, святой Христофор, тебе придется придумать что-нибудь получше. Научись сначала не завираться, когда врешь. Ты мне сказал, что я был шпионом, запущенным к мьютам, нормалом, обладающим силами эйра и тельпа. Ты сказал, что мне был придан внешний вид и память похищенного эйра – настоящего Чеглока, чье место я занял перед Испытанием, а моя истинная личность, силы и цель подавлены. Потом я инфицировал свою пентаду этим вирусом, который был активизирован самоубийством нормалов. То, что ты говоришь сейчас, всему этому противоречит и еще менее правдоподобно.
– Верь или не верь, от этого оно не станет менее истинным. Я тебе лгал раньше, да, но в этой лжи были крупицы той правды, что я открываю тебе теперь. Ты несешь в себе вирус Уничтожения, переданного тебе родившей тебя матерью. Но на полукровок он действует не так, как на чистокровных мьютов. Как ты видел, этот вирус, активизировавшись, превращает чистокровных мьютов в нормалов. А на инкубаторских, таких как ты, он действует иначе – диаметрально противоположно. Догадываешься, как?
– Второе Становление, – тихо говорит Чеглок.
– Именно так. Ты теперь обладаешь псионическими способностями не только тельпа, помимо способностей эйра, но и способностями всех рас мьютов. Увы, тебе никогда не будет предоставлена возможность ими воспользоваться. Как я уже говорил, ты – оружие, созданное для единственной задачи. Задача выполнена. Как же теперь избавиться от оружия? Уничтожить? Или же сохранить, даже в почете? Плюрибус Унум, в мудрости своей – и, мог бы я добавить, добросердечии, – выбрал второй вариант.
– Вы меня не убьете?
– Это была бы плохая благодарность за все, что ты сделал. Конечно, я не имел в виду одного тебя. Каждая женщина, пойманная мьютами в последние пятнадцать лет, несла в себе этот троянский вирус. Каждый полукровка, рожденный за эти годы, тоже был носителем и передавал его в половом контакте чистокровным мьютам, а потом промискуитет распространял его дальше. И наконец, степень зараженности достигла сорока процентов. Это было сочтено достаточным. Троян был активизирован, эпидемия разразилась. В своем активном состоянии вирус Уничтожения крайне вирулентен, он захватывает селкомы, чтобы реплицироваться и распространяться. То, чему ты сейчас был свидетелем, происходит по всему Содружеству и по всей Пустыне. Вы проиграли, Чеглок. Долгая война наконец завершилась. Мьютов больше нет: милостью Божией заблудшие овцы вернулись в стадо. Человеческий род снова един, восстановлен в первичной своей чистоте. Несколько сотен полукровок, выбранных из пяти рас, разделят твою судьбу и будут служить экспонатами, напоминанием о величайшей победе человечества. Остальные будут преданы смерти. Их прямо сейчас разят победоносные армии Плюрибуса Унума, их убивают раньше, чем они могут осознать свои возросшие силы.
Рассудок Чеглока отшатывается от масштаба и охвата того, что говорит ему святой Христофор. Наверняка, думает он, это очередная ложь. Но то, что он видел, и ощутимое торжество, исходящее от святого Христофора, не позволяет рассеять сомнения.
– Время недомолвок миновало, – говорит нормал. – Пришло время убедить тебя в правде моих слов. Я оставляю тебя.
Святой Христофор проходит мимо него.
И Чеглок снова видит соседнюю комнату. Из двух оставшихся коконов лишь один лежит не взломанный, покрытый трещинами. Поддерживаемая служителями, голая нормалка смотрит на него с отвращением и ужасом, и кровь крещения течет по ее лицу. Моряна.
Только в ней ничего не осталось от прежней Моряны.
Он стонет. И шепчет у него в ухе голос святого Христофора:
– Я хотел, чтобы это было последним, что ты увидишь, чтобы эту память ты унес в свое заточение в темноте.
И Чеглок чувствует, как глаза его наливаются тяжестью. Там собираются селкомы, давление их беспощадно. Зрение размывается, в глазах краснеет. Чеглок воет, но давление не ослабевает. И звучит в голове голос святого Христофора:
Сказано в Священной Трилогии: «Око за око». Но я плачу свои долги с процентами. Ты взял у меня один глаз, я возьму у тебя два.
Спускается тьма, прорываясь сквозь искореженные цвета. Чеглок чувствует, как течет по щекам кровь. И последняя мысль вспыхивает в уме алым:
Почему я?
Потому что ты – особенный, отвечает святой Христофор с елейным сарказмом. В точности как предсказали кости Святых Метателей. Ты был первым инкубаторским, кто нес в себе троянский вирус. И еще по одной причине ты мне особо интересен, Чеглок. Родившая тебя мать была моей сестрой, которую ты убил своим рождением. Все, что осталось от нее, вплетено в твои гены. И еще – в твоей сумке для костей. Эта кожаная сумка и кусочки кости, которые в ней, будут похоронены с честью. Но это не оплатит твой долг. Месяцы и годы будут идти, а ты будешь расплачиваться за ее жертву. С процентами.
И я буду лично следить за этим.
* * *Джек сидит на ржавых металлических листах платформы на верхушке старой вышки, болтая свешенными за края босыми ногами. Далеко внизу сливаются в лунный пейзаж море и дюны в далеком свете ламп на террасах в домах Мидлсекса и Саут-Бетани. Он сидит, обернувшись лицом на юг, в сторону Оушен-сити. Мерцают звезды в разрывах строя неровных кораблей серых туч, спешащих на запад по лицу неба с ямочкой луны, убегающих от надвигающейся бури. Слишком темно, чтобы разглядеть контуры больших отелей за мили отсюда, но ровно пульсируют предупредительные огни для самолетов над их крышами, красные, как рубины, и движутся по улицам огни фар и красные хвостовые огни машин группами и поодиночке на окутанном ночной тьмой коридоре шоссе № 1, будто их несут ветра или течения.
