Чарли Хьюстон - Неспящие
— Кто вы?
Роуз защелкала языком, и девочка повторила этот звук.
— Не будь козлом, Парк.
Мужчина покачал головой.
— Нет, Роуз, ваш муж не грубит. Я ввел вас в некоторое заблуждение.
Парк попробовал рассчитать, как войти в комнату, чтобы оказаться между мужчиной и своей семьей.
— Кто вы такой?
Роуз улыбалась:
— Ты видишь, как радуется Омаха? Я уже давно не видела ее такой. С самого Беркли.
Парк шагнул к кровати.
— В Беркли ее еще не было, Роуз.
Она перестала катать ребенка на животе.
— Что это ты? Да была она. Мы.
Она обернулась к человеку:
— Что я вам только что рассказывала, Джаспер?
Парку вспомнился Живодер.
Его семья в комнате. Он не может бежать. И не может атаковать.
Мужчина кивнул Роуз, не отводя взгляда от Парка.
— Вы мне очень много рассказали, и я вам за все благодарен. Вы удивительно правдивая женщина. Однако боюсь, что муж ваш прав; в Беркли у вас еще не было ребенка. Во всяком случае, если я не упустил какие-то подробности.
Ее глаза забегали. Парк увидел, что в комнате его старая Роуз, что она снова погружается, когда ее заплутавший двойник поднялся на поверхность.
— Что? Нет. Ну конечно. У нас не было ребенка. — Она посмотрела на Парка: — Где ты был? У тебя все хорошо?
Стон раздался из груди ребенка.
Парк шагнул еще, выставил руку, в которой не было стакана, ладонью наружу, как бы отодвигая мужчину от кровати.
— Кто вы такой?
Роуз покачала головой:
— Парк, это Джаспер.
Мужчина не отодвинулся от кровати, но что-то в его позе изменилось, он перенес вес тела с пяток на пальцы ног, и угроза стала ближе.
— Боюсь, заблуждение вызвано тем, что я вас обманул. Понимаете, Роуз, я не детектив, и Парк не присылал меня к вам, чтобы Франсин ушла домой пораньше.
Парк стукнул ободком стакана по изножью кровати, которая принадлежала еще бабушке Роуз. Стакан разбился и оставил в его ладони нижнюю часть с острыми рваными краями.
— Сделайте три шага назад от кровати и держите ваши руки так, чтобы я все время мог их видеть.
Малышка захныкала громче и пронзительнее.
Мужчина показал на нее двумя длинными белыми пальцами.
— Вы пугаете ребенка, полицейский Хаас.
Роуз подтянула малышку к груди.
— Парк, мне здесь не нравится. Здесь жарко и никому нет дела ни до чего, кроме работы, и еще я скучаю по дождю, и моя мама не видела ребенка, и я ненавижу оружие и помню, как все было лучше, и я хочу, чтобы все снова стало лучше.
Парк сделал шаг вперед с поднятой рукой, так чтобы оказаться между своей семьей и мужчиной, который так и не сдвинулся с места.
— Отойдите и держите руки на виду.
Мужчина показал ему руки.
— Если вы будете видеть мои руки, я вас заверяю, это никому в комнате не прибавит безопасности.
Роуз обняла ребенка и стала раскачиваться.
— Я уеду домой. Я прошла через Заводной Лабиринт, и я еду домой.
Мужчина кивнул:
— Вы знаете, это правда. Она действительно прошла Лабиринт; я сидел здесь и смотрел, как она это делает, пока мы разговаривали.
Парк сжимал разбитый стакан; он знал, что должен держать его легко, чтобы использовать в качестве оружия, но не мог справиться с собой.
— Отойдите. Я прошу вас отойти.
Глаза мужчины дернулись к окну.
— Хаас.
В переделанном гараже на заднем дворе быстро вспыхнул и погас свет.
— Полицейский, у вас в доме гости?
Мозг Парка запнулся на этом вопросе.
— У вас в доме гости?
Мужчина протянул руки к его дочери.
Стакан треснул в руке у Парка, когда он начал ее поднимать.
Мужчина выдернул маленький темный прямоугольник изо рта девочки, резко нажал большим пальцем, и небольшое острое лезвие выскочило на конце.
Он шагнул назад, ударил Парка по руке, которая прошла перед ним, выбил стакан на пол, повернулся спиной и шагнул к окну.
— На нас напали, офицер. Скорее всего, их будет трое. С ними я справлюсь. Но, возможно, шестеро. В таком случае они меня убьют. Они будут хорошо вооружены и обучены. Я полагаю, у вас есть оружие. Прошу вас не стрелять из него в меня. Возьмите его и оставайтесь здесь с женой и дочерью.
Он показал на лампу у кровати.
— Роуз, выключите свет, пожалуйста.
Роуз выключила лампу. Мужчина снял сетку с оконной рамы, подтянулся вверх и вылез, словно мангуст из змеиной норы.
Роуз кивнула.
— Это Джаспер.
Омаха заплакала.
Парк пошел к сейфу за пистолетом.
Я нашел троих. Одной группой.
Показательное число. Несмотря на поспешное бегство через город, в течение которого удостоверение личности фиксировало мой курс, они, по-видимому, не знали, что я явился в дом к Хаасу. Если бы знали, то почти наверняка прислали бы больше киллеров. То, что они ожидали найти там неспящую мать, ребенка, молодого неопытного полицейского и, может быть, няню, вселяло в них надежду.
Мне было отрадно думать, что они понятия не имели о моем присутствии, что они, возможно, даже не знали, что я еще жив и на свободе. Или, во всяком случае, что аппарат безопасности Афронзо еще не получил обо мне всю информацию. Мне было отрадно думать, что это наемники того рода, которые могут задеть электрический выключатель и тем самым объявить о своем присутствии. Скорее всего, это были люди плохо информированные и слегка беспечные, и они пришли убить больную женщину, ее растерянного мужа и младенца. Хотя нельзя сказать, что в свое время мне не доводилось убивать беспомощных и кротких. Отраднее всего мне было думать, что это наверняка была их административная группа, так как боевую группу и группу поддержки до этого отправили ко мне. Честно говоря, сомневаюсь, что мне еще оставалось чего-то желать.
Однако они вполне были способны использовать в своих целях мою собственную беспечность. Я стал рассуждать.
Во-первых, это был тот, который задел выключатель. Я наблюдал за ним из тени гниющей поленницы, которую Парк, должно быть, купил в приступе романтики, когда они переехали в этот дом. В основном дрова были заранее нарублены так, чтобы влезть в его скромный камин. Я нащупал полено, которое удобно легло в мою руку.
Человек, который включил свет, находился у самой сетчатой двери гаража, его разоблачало то, что он то и дело что-то регулировал и пристраивал, отчего лазерный луч на его оружии проблескивал сквозь стальную сетку прямо под его носом. Он должен был прикрывать тыл. Следить, чтобы никто не сбежал из дома, пока его товарищи проникают туда через другие точки. Если внутри поднимется шум, он пойдет на помощь и выйдет из укрытия. Поэтому я проигнорировал его, направился от поленницы вдоль дома и нашел окно в комнату Омахи. Я снял сетку, сунул нож в карман, бросил полено на матрас в ее колыбельке и пролез в детскую, оцарапав ноги и закусив губы от боли.
Там я снова вооружился ножом и поленом, чуть приоткрыл дверь и наблюдал, как второй наемник крадется в гостиную, идеально готовый к вооруженному бою, представляя собой минимальную мишень, оружие поднято перед собой в обеих руках, пальцы перекрывают друг друга, указательный вытянут параллельно стволу, чтобы случайно не выстрелить.
Он стал подавать жестами знаки кому-то вне моего поля зрения, видимо, третьему члену группы, которого он, скорее всего, прикрывал, пока они просматривали дом комната за комнатой. Он делал тому знаки, показывая на коридор, не поворачивая головы, сообщая, что пойдет по другому пути. Я открыл дверь чуть шире, вышел и закрыл ее за собой.
Петли на этой двери до недавнего времени ужасно скрипели. Пока Омаха спала обычным сном младенца, скрип мало кого волновал, но по мере того, как ее сон становился беспокойнее, она все больше реагировала на тихие звуки. Скрип этих петель лишал ее всяких шансов на сон. Поэтому Роуз как следует залила их смазкой. Теперь дверь распахивалась совершенно беззвучно. Это была одна из многих историй про сон, которые она мне рассказала. Не считая болезни, в этом отношении она была вполне обычной молодой мамашей из тех, с которыми я встречался.
Я скрючился в темноте, там, где коридор поворачивал в гостиную, и подождал, пока человек в идеальной боевой форме не ударился пальцем ноги о полено, которое я оставил посреди пола. Он не споткнулся, только задержался, прежде чем двинуться дальше, и убрал палец от спускового крючка, застигнутый врасплох мелкой помехой. Благодаря этому секундному расслаблению он не выстрелил, корчась в спазме, когда я вонзил лезвие в его шею пониже левой челюстной кости, разрезал горло широким полумесяцем и оставил нож в ране.
Это был плохой прием. Если оставить лезвие, оно будет сдерживать кровотечение из раны. Не говоря уже о том, что ты отдаешь оружие в руки врага. Но это был рассчитанный риск. Его рана достаточно велика, чтобы кровотечение не остановилось, и я сомневался, что он в состоянии представлять для меня какую-либо угрозу, как бы хорошо он ни был вооружен.
