Ант Скаландис - Катализ
Наверно, ни одна партия, ни одна организация в мире не была до такой степени выбита из колеи случившимся, как партия зеленых в ФРГ. Разве только еще «Грин пис» в США, да аналогичная партия во Франции. Лидеры объявили о роспуске: программа оказалась выполнена сама собой. Но тут же объявились новые лидеры. Причем, одни из них приветствовали всеобщую сибризацию и только спешили подчеркнуть, что сами собой не решаются никакие проблемы, а потому экология как была, так и остается основной задачей партии; другие же категорически отвергали сибризацию, аргументируя это самыми разными соображениями, начиная от предупреждения о потенциальной опасности сеймеров для земного экологического баланса и кончая абсурдным до смешного обвинения в том, что они лишили зеленых главной точки приложения сил. (А ведь по сути дела это и стало истинной причиной их ненависти к Брусилову.)
Среди тех, кто решительно и сразу подал свой голос против сибров, оказался и Алекс Кротов. «Я готов, — говорил он на съездах и форумах, — встать между Брусиловым и сибром, чтобы принять на себя его гарпунной силы телепатический импульс. Я готов умереть ради спасения человечества от сибров. О, если бы это было так просто!»
В период действия Всеобщего закона о монополии государств на сибры и сибр-технологию-того самого, который называли просто Законом, — именно Кротов от имени партии обратился во Всемирный Координационный Совет с научно обоснованным и детально проработанным предложением законсервировать сибры, пока не поздно. Этот документ, отклоненный тогдашним составом Совета, вошел в историю как Зеленое воззвание. А затем последовала целая серия диверсий на государственных сеймерных предприятиях в самых различных странах, диверсий в сущности безобидных, бескровных, носящих скорее агитационный характер: уничтожались сибры и похищался оранжит. И было совершенно ясно, чьи уши торчат за всеми этими диверсиями, но привлечь к ответственности персонально Кротова никто не мог, поэтому просто вся его партия была объявлена вне закона. И вот именно тогда, в подполье, новая партия зеленых окончательно сформировалась и окрепла. Кротовцы отказывались не только от сеймеров, но и от вакцинации. И это не было суеверным страхом, как у многих в те годы, – это было принципиальной позицией и актом настоящего мужества, ведь многие из них были уже не молоды, многие – больны. Но они отказывались, не желая иметь ничего общего с наступающей на мир оранжевой чумой. И чистота крови была в те годы необходимым условием членства в партии зеленых.
А потом закон отменили. Сибры сделались общедоступны. Партия зеленых пережила второе чудовищное потрясение. Сам Кротов заявил о роспуске, не видя, как можно бороться дальше. Он сдался. Уйдя от дел, женился в Кракове на Монике Ланевской и уехал с ней в Швейцарию, где несколько лет работал над книгой воспоминаний, считая себя побежденным. У молодых супругов родился сын, которого решили назвать оригинальным русским именем Игнатий. Разумеется, Моника тоже отказалась от вакцинации, хотя была предельно далека от политики, а просто безоговорочно верила мужу во всем.
Мир благополучно катился в оранжевую бездну или, если угодно, взмывал к оранжевым высотам, а партия зеленых осталась существовать только в отдельных умах. Но она существовала. Это стало ясно, когда на политической арене возник Кнут Петрикссон – один из старейших, но до этого неприметных членов партии. Он заявил, что именно теперь, когда на Земле воцарилась истинная свобода, настало время решающей борьбы за чистоту человеческих идеалов. «Еще не все потеряно! Мир еще станет зеленым!» — с этими словами, которыми он закончил выступление на съезде своей возрожденной партии в Осло, Кнут Петрикссон вошел в историю. Партия пополнилась новыми членами, стала многочисленной, как никогда. И Александр Кротов вернулся, приглашенный в руководящие органы как ветеран и профессионал лично Партикссоном. Однако уже при составлении программы выявились серьезные разногласия.
Кротов по-прежнему был сторонником радикальных мер, рвался во Всемирный Совет, мечтал о новых строгих законах, убеждал в неизбежности принудительной конфискации сибров. "Да, — говорил он, — раз уж мы выпустили джинна из бутылки, надо теперь постараться вытрясти из него максимум, прежде чем загонять обратно в узкое темное горлышко. Но джинн – это не игрушка, и обращаться с ним следует осторожно. Главное – все время помнить: сам он в бутылку не полезет, загнать его туда – наша с вами задача.
А суть концепции Петрикссона как раз и состояла в утверждении, что джинн может самостоятельно вернуться в свою посудину. «Конечно, ему придется немножечко помочь, ведь джинн наш старый, ленивый и склочный. И все-таки он туда залезет!» — говорил Петрикссон и предлагал создать мир, альтернативный сеймерному – мир без сеймеров, но технически способный конкурировать с ним. Преследовались сразу две цели: обеспечение относительной безопасности хотя бы части человечества на случай той или иной сеймерной катастрофы и соревнование технологий, в ходе которого сибр-технология должна была проиграть. Вот когда оранжевый джинн вынужден будет грустно вскарабкаться по бутылке и начать впихивать свое старческое тело в узкое горлышко. А параллельно с соревнованием технологий предполагалась перестройка психики людей путем воспитания, и Петрикссон всерьез надеялся, что рано или поздно каждый собственноручно уничтожит все принадлежащие ему сибры, а от вакцинации откажется. Пока же для зеленых, то есть для создаваемого ими альтернативного мира предусматривалась возможность временного – и только временного! — использования сибров. Так, допускалось применение строительной сибр-технологии, но категорически отрицались сибр-материалы; разрешалось использование в медицине сиброкопий органов и тканей для пересадки, крови для переливания, но абсолютно исключалась вакцинация и вживление в организм оранжита. Петрикссон требовал бежать от Апельсина и сибра, а не технологии и ее продукции. Такой и стала программа партии. Кротов тоже подписался под ней, но прежде настоял на включении нескольких дополнительных пунктов с изложением своей экстремистской позиции на случай – как было оговорено – чрезвычайного положения на планете. Расплывчатая получалась формулировка.
А меж тем свобода, воцарившаяся в мире, была свободой для всех. И наряду с зелеными все большее влияние стала иметь партия оранжевых и оранжистов. У них появилась своя наука – оранжелогия, своя религия – брусилианство, своя глобальная программа – всеобщая оранжетация. Стоит ли говорить, что ненависть, возникшая между зелеными и оранжевыми была настолько лютой, что с ней не сравнилась бы никакая известная до этого национальная или религиозная нетерпимость. Частые межпартийные столкновения, если не по масштабам, то по накалу страстей, были вполне сопоставимы с отчаянными битвами первых лет Катаклизма. И самым ужасным было то, что эти «кровавые» стычки стали особо яростными именно в период наступившего всеобщего благоденствия. Возвращаться к реакции и террору никто не хотел, а примирить этих разноцветных фанатиков представлялось совершенно немыслимым. ВВедение представителей от обеих партий во Всемирный Координационный Совет (ВКС) не помогло. Положение казалось безвыходным. И все-таки выход нашелся.
История умалчивает, чья это была идея, но кто-то из членов ВКС вдруг вспомнил о полярных «радиошапках» (этот феномен так, кстати, и не получил удовлетворительного научного объяснения) и предложил воспользоваться редкой возможностью предельной изоляции одной группы людей от другой. Оранжевым достался центральный район Антарктиды, а зеленых выселили на ледовые просторы Северного приполярья. Разумеется, это не было примитивной ссылкой провинившихся, а скорее выглядело как предоставление двум большим разросшимся семьям, переругавшимся в коммуналке, отдельных квартир со всеми удобствами: ведь в сеймерном мире не существовало труднодоступных районов, да и строительство города посреди океана считалось делом в общем-то обычным, хотя и пока беспрецедентным.
Так появились на Земле Норд и Сан-Апельсин, отделенные не только друг от друга, но и ото всего остального мира глухими и, похоже, вечными, радиобарьерами. Но в ВКС понимали, что разогнать подравшихся детей по разным углам – это еще не все. Стоит на мгновение зазеваться, и вот уже один из них ухитрился обидеть другого. Так и случалось, причем чаще всего это были подлые нападки из-за угла и удары в спину.
Одним из подобных ударов стал налет оранжевых на загородный дом Кротова в Швейцарии. Все обитатели его, включая охрану, были обработаны усыпляющим газом, и экстремисты в противогазах вакцинировали Кротова, его жену и сына. Аналогичное, но безуспешное нападение было совершено на Петрикссона. После чего председатель зеленых выступил в ВКС с предложением о строжайших карательных мерах за принудительную вакцинацию. «Это удар ниже пояса, — заявил он, — мы не можем ответить оранжистам тем же – мы можем только убивать. И мы будем убивать, если ВКС не возьмет это на себя». Решение приняли: потребовалось несколько десятков смертных казней, причем каждый приговор широко освещался в прессе и по Интервидению, а также – еще двенадцать лет, в течение которых новый закон действовал как бы в профилактических целях, прежде чем страсти полностью улеглись, и человечество вновь – хотелось верить, что теперь уже навсегда, – отказалось от узаконенного убийства.
