Великий и Ужасный - 2 - Евгений Адгурович Капба
— А…
— Вот такая хурма, друг ситный! Я действовал по наитию, и смогу ли такое повторить — в виду не имею. Ну что, вру? Ты же менталист? Умеешь правду распознавать?
— Менталист… — он досадливо поморщился. — Пустоцвет! Телепатия, и то только на прием. А с вами, уруками, так и вовсе… Как в говне искупаешься, прежде чем хоть один внятный образ уловишь…
Я радостно ухмыльнулся. Всё-таки — мелкая сошка, а не принц крови, ур-р-р-ра! Везет мне тут на молодых придурков. Уже целая коллекция, и среди друзей, и среди врагов. Я, в общем-то, и сам такой, так что учитывая правило про силу действия и силу противодействия — всё сходится. И хорошо, и замечательно! Вот как взрослые большие дяди интерес проявлять начнут — тогда всё, может и закончиться Бабай Сархан. А пока — улыбаемся и машем!
— А звать-то тебя как, жертва таксидермиста? — уточнил я. — Откуда ты такой слабоумный и храбрый выискался, чтоб в хтонь переться у урука мысли читать?
— Иван Иванович Рикович, — потупился он. — Целовальник Сыскного приказ.
— Ага! Целовальник, значит! — сказал я. — Целовальник и притом — ублюдок. У нас тут собралась целая ублюдочная компания — Рикович и Сархан, как занимательно.
Бастардов человеческих аристократов в Россиийском Государстве издавна называли огрызками фамилий. Бецкой — от князя Трубецкого, Рукин — от Долгорукова, Темкин — от Потемкина соответственно. А тут — Рикович. К гадалке не ходи, от кого-то из Рюриковичей. Такую фамилию, насколько я знал, всякие Государевы двоюродные-троюродные кузены носили. Не Грозные — прямая ветвь, но тоже — солидно. А этот Иван Иванович хоть и бастард, но дар фамильный унаследовал, пусть и в усеченном виде. Вот его к делу и пристроили. Аж в Сыскной приказ! Ну да, там с его способностями самое место… А что такое этот целовальник — с этим еще предстояло разобраться. Но потом, позже.
— И что от меня надо Сыскному приказу? — уточнил я. — Против Государя я не злоумышлял, врагов Государства Российского рубал, вне Хтони не грабил и не мародерил, а значит вроде как по вашему ведомству проходить не должен…
— Песни крамольные поешь! — блеснул глазами Рикович. — Вот и приставили к тебе ярыжек, трех — одно за другим.
— И? — это было даже интересно.
— Всех твари сожрали, — он снова пощупал горло. — Пришлось новых набирать. Ну и меня направили — в усиление.
— Это печально, — сказал я, делая вид что смахиваю слезу из уголка глаза. — Вечная память им там, вечный покой и всё такое прочее. Так что, Иван Иванович? Расскажешь своим великим начальникам, что я тебе поведал? Что нет у меня универсального рецепта, как заставить всю хтонь перетрахаться и народ не жрать. Не вышел я калибром для таких дел…
— В каком смысле? — насторожился он.
— Я же уже говорил — случайно получилось! Знать не знаю, почему монстры устроили свальный грех на пляже! Я нарисовал какие-то каракули, каляки-маляки, бред воспаленного разума, сигналы иных вселенных — что тебе еще объяснить? Загогулина по наитию, такой ни в одном учебнике по магическому символизму не найдешь. Начирикал на дверях маяка — и вот оно все и случилось. Какие именно каракули — так то можно пойти да посмотреть, вдруг остались? — я откровенно глумился, но это ведь всё было чистой правдой! Пусть и неполной.
Он чувствовал, что напрямую я не вру, и тер свои виски, и хмурил брови, и играл желваками на тяжелой нижней челюсти. Конечно, полезут они в эпицентр! Нифига подобного. Униженные и оскорбленные Хранители теперь любого в порошок сотрут, кто там появится. Да и сунься туда сыскари — ничего толкового не рассмотрят. Рисовал я ведь не перманентным маркером, а кровью — дождиком там смыть могло, или еще какая оказия приключиться. Вот даже у Кузи на видосах ничего не различить — чистая мистика! А если и различат, то станет ли действовать символика из моего мира как инструмент для кого-то другого, пусть и Резчика или мага — еще один хороший вопрос.
А вот с «Варшавянкой» да, тут прокол вышел. Мой косяк. Про «кровью народной залитые троны» можно было бы и потише вопить, неловко получилось. Свергать-то я никого не собираюсь, делать мне что ли больше нечего? Я тут с Ордой управиться не могу, какая мне, к японой матери, революция и шатание устоев?
— Иван Иванович, ты ведь не один пришел, да? Ага… Значит, строй своих ребят рядами и идите отсюда прямо нахрен, — устало махнул рукой я. — Будет желание пообщаться — на электронную почту напиши, или так заходи, только без этой твоей телепатической херни. Я ж защиту новую поставлю, в следующий раз мозги через ухи вытекут.
— Через уши, — сказал он и встал.
— Капец ты душнила, — глянул на него я исподлобья. — Я тебя едва не удавил, а ты за чистоту речи выступаешь. Принципиальный! Героическая личность! На таких начальство любит кататься. Не видать тебе следующей ступеньки по карьерной лестнице как своих ухов!
— Ушей! — душный Иван Иванович быстренько потер горло и также быстренько выскользнул из подсобки.
Я проводил его взглядом, в корне задавив мощное желание придать этому рыжему целовальнику (что бы это ни значило) ускорение тяжелым пинком под зад. Потом сел на лежак, запустил себе пальцы в волосы и крепко сжал черепную коробку: похоже, шансов тихо отсидеться на курортной помойке становилось всё меньше. А поскольку лучший способ защиты — это нападение, то по всему выходило: нужно было задумываться об экспансии всерьез, не откладывая расширение Орды в долгий ящик!
Глава 23
Пионы
Два клерка — один из Торгово-Промышленной палаты, второй — из Муниципалитета смотрели друг на друга как те бараны и не могли понять, что они тут делают оба, за этим столом, на Проспекте, в хтони.
— Вы тут зачем, Прокофий Кондратьевич? — спросил, тот из них, который был потолще, из Муниципалитета.
— А вы зачем, Аполлинарий Яковлевич? — набычился отвечая вопросом на вопрос второй, который был посубтильнее, из Палаты.
— По приглашению нашего радушного хозяина, зарегистрировать ЗАО Сеть рестораций и выездных кулинарий «Орда», — высокомерно задрал нос Аполлинарий Яковлевич.
— Это как же так? Я ведь тут, чтобы зарегистрировать Общество самопомощи пострадавших от хтонических и магических катастроф «Орда»! — вздернул брови вверх Прокофий Кондратьевич.
И оба чиновника уставились на меня:
— Господин Сархан, как вы себе представляете…
— Очень просто! — я поставил на стол сначала две чашечки с кофе, потом — эклеры на блюдечках
