Ворон с ключом - Софья Ковыль
– Работы и впрямь много, – сказал Гриша сам себе. В оправдание.
И перехватил правой рукой стилус, левую опустил в чуть прохладную черную глубь голограммного поля и протянул белую линию от начала координат вправо наискосок, под углом в тридцать градусов, вдоль пунктирно-зеленой «линии» полярного отслеживания. По умолчанию она была и впрямь просто линией, но Гриша задал ее как полусектор, так, что она выходила за плоскость основного чертежа: так было удобнее. И проще для его безвременно желтевших глаз. Он совместил плоскости, вбил размеры, отнял стилус.
«Что-то с этой линией не так,» – подумал Гриша.
Он стоял, смотрел на нее с полминуты: линия раздражала тем, что она была одна на этом слое, да и она – неверная. Почему-то неверная. Он достал бумажную распечатку эскизного проекта. Бумага была дорогой, белой, но он мог себе позволить такую – точнее, мог его работодатель. Конечно, мог. Гриша плюнул на пальцы, долистал до нужного чертежа…
В нем были те же тридцать градусов.
– А, ну да.
Гриша кивнул сам себе, вдавил большой палец левой руки туда, где в голограмме застряло изображение окружности с отсеченным на ней сектором – вылезло контекстное меню, застыло над плоскостью чертежа: в отслеживании были выбраны углы в 45, 90, 135 и 180 градусов. Глупая ошибка, даже детская.
Он ткнул на нужный диапазон с шагом в тридцать градусов, стер предыдущую линию, положил на панель новую. Теперь все в порядке.
– В порядке… – повторил он шепотом.
Положил еще линии, сектора, отсек часть, нанес кое-где линейные и угловые размеры: пока не по ГОСТу, так, для себя. Опустил пару перпендикулярных плоскости чертежа линий доп. построения, передвинулся на слой выше, снова почти что девственно пустой. Отобразил нижние слои, развернул их в объемную модель, убрал отображение «невидимых» линий, внутренних деталей и каналов прошивки, ввел условное отображение квантово-туннельных слоев композита…
– Микроволновка какая-то, а не оборонное сооружение.
Но, конечно, эта штука была гораздо сложнее микроволновки. И значительно крупнее. Оно состояло из слоев, способных растянуться на многие и многие километры, тонкость материала компенсировала его гибкость и способность создавать мощные магнитные поля… Вроде как. По задумке.
Какая это все-таки ерунда. А ведь времени так мало.
Он усмехнулся и вернулся к последнему незаконченному слою. Надо бы завершить эту модель сегодня, запросить кое-какие материалы со склада «на пробу»… Ну да, конечно. «На пробу». Гриша долго не решался на то, чтобы запрашивать со склада материалы, которые были ой как нужны ему для того, куда более важного, куда более личного дела.
«Зачем, ведь все можно купить,» – думал он раньше, долго так думал, но слишком часто купить было невозможно или по причине цены, или по причине отсутствия такого странного, мало кому нужного товара.
Люди не собирают машин времени в гаражах. По крайней мере те, которые могли бы работать.
И он стал их запрашивать: парни со склада были дружелюбными, с сильным духом товарищества и любовью к деньгам. А Гриша делал все, чтобы у него были достаточные запасы денег и дружелюбия, по крайней мере – минимально необходимые.
Итак, он воровал. Руками других, но иногда – своими собственными.
Воровал у руки, что кормила его.
Потрошил – он же ворон.
Но как все-таки было бы проще, если бы он делал то, ради чего жил и чего больше жизни хотел, здесь, открыто, на благо и во имя ЗАСЛОНа. Это могло быть так, могло так сложится, но… Гриша закрыл глаза, откинул назад голову, от чего сухие жилы натянулись на его шее. Представил, накладывая на слова разные, слышанные им на улицах и по телевизору голоса:
«Никогда еще техника не служила так долго…»
«…очередной технологический прорыв…»
«…изобретение, невозможное нигде, кроме как на базе АО ЗАСЛОН…»
«Все в строжайшей тайне, но по нашим источникам, АО ЗАСЛОН…»
Но именно что – Заслон. Ему – деньги, ему – патент, а Гриша… что – Гриша?
– Я муравей, – хрипло сказал он и увеличил масштаб чертежа. Положил еще одну линию. Скоро – все…
Итак – муравей. Всего лишь один из. Его эта мысль отвращала и ела от сердца к ребрам, но все-таки… Но все-таки с недавних пор гордость и жадность в нем стали затухать и гнить, а ощущение нехватки времени – напротив, крепнуть.
«Если не выйдет, то я скоро умру,» – говорил он себе, когда ел, чистил зубы или трахался с Линой.
В этой простой мысли не было ни героического пафоса, ни страха, ни интриги, только лишь какие-то странные ему самому сожаление и, пожалуй, растерянность.
Когда-то он целый месяц рисовал картинку «Моя семья» на школьный конкурс, там был он, его мама, их собака и почему-то домашняя крыса, хотя у них никогда не было крыс. Но Гриша тогда перепутал дату окончания приема работ и опоздал. Вот такое же чувство было с ним сейчас.
Но он не отдаст всего себя. Только часть.
– Зато, в конце концов, оно будет моим. Только моим: моей стремящейся к вечности жизнью и радостью, – проговорил Гриша губами, без слов, исключив свое хрипло-свистящее дыхание из речи.
Так безопаснее.
Он поднял глаза вверх, смотря выше замутнённой перегородки: огромные, общие для цеха часы показывали без двадцати минут два часа. Скоро обед. Он еще раз просмотрел почти готовую модель, сделал несколько разрезов, сохранил их. Сохранил и сам чертеж отдельным файлом, отправил его на автоматическую пробную сборку, технической возможностью которой так гордился ЗАСЛОН. Затем – отключил голографическую панель. Без нее в его отсеке стало непривычно пусто. Он помедлил, но все-таки ударил сгибом пальца по перегородке:
– Ли?
Пластик стал прозрачным и проницаемым для звука. Гриша повторил:
– Ли?
Ли-шуй улыбнулся, сложил тонкими морщинками свое здоровое, жизнерадостное и чисто азиатское лицо:
– Что, Geleisha?
– Обедать идешь?
– Да. Сейчас, мне надо только сохраню проект.
Он говорил со смешным китайским акцентом, смягчая согласные и с «жь» вместо «р»: «сохж’яню»… Акцент сейчас был редкостью: люди предпочитали пользоваться портативными синтезаторами речи, а не учить чужие, всегда со странным звучанием языки, но Ли был, конечно, выше простых путей, а потому казался экзотичным и даже инородным своему времени.
Как и, наверное, сам Гриша. По крайней мере отчасти.
Каждый, кто входил в столовую, неизменно проходил мимо стены-экрана, на которой во весь рост, в масштабе 5:1, стояли «лучшие работники месяца». Таковых было около полусотни, и сейчас, как и
