Виталий Вавикин - Нейронный трип
– Хоть за это спасибо.
– Да, – Глори вздыхает. – Часть из них умрет по пути в Европу, часть достигнет Марселя, где купцы пообещают переправить их в Палестину, а сами отвезут на невольничьи рынки Египта.
– Жуть какая-то!
– Именно. Но каков замысел?!
– Лучше уж из Туниса, с трупом короля на борту корабля, домой.
– Да. Восьмой крестовый поход тоже неплох, – соглашается Глори. – Но не так грандиозно. Совсем не так…
Она ведет Мерло в конец улицы, где красуется дом одного из местных миллионеров.
– Гранит и мрамор. Крыша из золотистой меди. Искусственное озеро… Фэн-шуй. Восточный стиль, – говорит Глори, а потом так ненавязчиво рассказывает о французском дизайнере, прославившемся благодаря таким домам. – Самое главное – стать частью истории! – вдалбливает она в голову Мерло приобретенные за последние годы истины, а потом, так ненавязчиво, предлагает встретиться с ее бывшим мужем и взять на пробу немного а-лиса. – Только представь, какая из этого может получиться история!
– Ты имеешь в виду прием а-лиса или встречу с твоим бывшем мужем?
– И то и другое! – смеется Глори. – И то и другое…
19
– Ты либо дурак, либо ищешь смерти, – хмуро не то шутит, не то говорит всерьез Клод Маунсьер, встречая Жана Мерло.
– От меня ушла жена, – пожимает плечами Мерло.
– Из-за нее? – спрашивает Клод Маунсьер, указывая взглядом на Глори.
– Из-за всего.
– Вот как? – Клод Маунсьер сверлит его несколько долгих минут тяжелым взглядом, затем неожиданно начинает как-то надтреснуто смеяться. – Чертовы журналисты! – ворчит он.
– Ты продашь нам а-лис или нет? – начинает злиться Глори.
Смех стихает. Мерло смотрит на Клода Маунсьера. «Любит ли Клод Глори? – думает он. – Любил ли он ее вообще когда-нибудь? А она его?» Вместе с этими мыслями приходят мрачные размышления о смерти. Не о собственной смерти, нет, а о смерти вообще. Особенно здесь, в этих пропитанных потом и сигаретным дымом стенах, с красной пилюлей а-лиса на языке.
Выдержать паузу. На столе два стакана воды. Глори запивает таблетку. Клод Маунсьер улыбается, смотрит на Мерло и ждет, когда тот проглотит пилюлю.
– Боишься? – спрашивает он.
– Не больше, чем нужно, – говорит Мерло и берет стакан с водой.
Маунсьер улыбается, включает нейронный модулятор. Специальных программ для а-лиса нет. Впрочем, после приема этих пилюль можно вообще не использовать программы. Лишь модулятор, который объединит сознания, остальное сделает ваш собственный мозг. Обо всем этом Мерло знает еще с тех времен, когда четыре года назад написал свою лучшую статью о пропавших детях.
Детектива, проводившего расследование, звали Хинда Соркин, и после вышедшей статьи она больше года преследовала Мерло, обещая свернуть ему шею. Ее коллега и любовник – детектив из отдела нравов Бобби Раст – заверил молодого журналиста, что ему нечего бояться и уж тем более не стоит обращаться с жалобами в участок.
– Она просто немного не в себе из-за пропавших детей, – объяснял он.
Именно от него Мерло и узнал о незаконном бизнесе Клода Маунсьера, узнал о том, что такое а-лис и в кого превращаются люди, подсевшие на этот новый наркотик. У Бобби Раста был низкий, глубокий голос, напоминавший голос Клода Маунсьера, и сейчас, глядя на бывшего мужа Глори, Мерло видел, что Бобби Раст и Клод Маунсьер каким-то странным образом объединились, став одним целым. Он попытался сказать об этом Клоду Маунсьеру, называя его именем знакомого детектива.
– Это а-лис, – сказал бывший муж Глори. – Постарайся не думать обо мне, не думать ни о чем плохом. Вспоминай детство. Не хочу, чтобы твои крики распугали посетителей.
– Вспоминать детство? – тупо переспросил Мерло, чувствуя, как каждая мысль набирает силу, становится способной материализовать себя.
Он закрыл глаза, но продолжил видеть. Все было реальным, но в то же время не имело ничего общего с реальностью. Десятки, сотни историй плыли и плыли по реке жизни, а Мерло стоял на берегу и чувствовал на своей коже тепло далекого солнца, свежесть летнего ветра, запах жимолости и полевых цветов. И был еще голос. Знакомый, доверительный. Голос друга из детства. Мэтью Колхаус.
Он сидел на огромном природном камне и рассказывал историю о своей забытой любви. Мерло знал эту историю и знал камень, на котором сидит старый друг. Камень, который в его крохотном родном городе превратили в памятник, посвятив предкам и борьбе за независимость. История о забытой любви и старый камень каким-то образом стали одним целым. Мерло смотрел на оставленные зубилом надписи на поверхности камня и представлял любовные шрамы, оставленные на разбитом сердце. Слова мемориальной таблички и слова прощаний сливались, уносясь в прошлое.
– Почему бы тебе просто не позвонить той девушке? – спрашивает Мерло.
– Позвонить? Она ведь прошлое.
– Тогда зачем вспоминать?
– Чтобы помнить. – Колхаус поднимает футболку и показывает ему превратившееся в камень сердце, на котором оставлены десятки неразборчивых надписей.
– Думаю, нужно позвонить, – говорит Мерло, увидев высеченный на камне телефонный номер.
– Зачем ты издеваешься надо мной? – спрашивает Колхаус.
– Почему издеваюсь? Когда от меня ушла жена, я ей звонил.
– Ты живешь в прошлом, – качает головой Колхаус. – Ты ничего не понимаешь в настоящем. И ты совсем не ценишь будущее.
– Всего лишь истории, – говорит Мерло, пытаясь понять смысл сказанного другом детства, а по реке за спиной уже плывет водоворот нейронных текстов, где детектив из отдела нравов по имени Бобби Раст рассказывает ему о том, что только в полиции он может законно избивать людей да еще получать за это деньги. – Чертовы истории! – бормочет Мерло. – Чертовы истории…
20
– Тебе понравилось? – спрашивает Глори, когда они, покинув новый клуб бывшего мужа, возвращаются в гостиничный номер.
– Я видел друга детства, у которого вместо сердца был камень с гравировкой, – говорит Мерло.
– Мне больше понравилась твоя река историй.
– Ты видела мою реку?
– Конечно, мы же были подключены к одному модулятору.
– Если честно, то у меня до сих пор мурашки по коже от а-лиса.
– Зато какой опыт!
– Никогда не хотел писать об а-лисе.
– Думаешь, о пропавших детях писать лучше? – Глори открывает мини-бар, делает два двойных виски. – Как звали детектива, проводившего расследование?
– Хинда Соркин.
– Точно, Хинда Соркин, – Глори улыбается, пытливо заглядывая Мерло в глаза. – Скажи, она правда сумасшедшая или ты написал это, чтобы газета лучше продавалась?
– Думаю, она свихнулась от своего бессилия найти детей.
– Ты редкий сукин сын, Мерло. Ты знаешь об этом?
– Ты критикуешь меня?
– Нет, завидую. Эта история… Это ведь настоящая золотая жила. Жалко, я не смогла добраться до нее.
– Будут и другие.
– Да. Будут.
Они пьют, затем отправляются в кровать. После а-лиса все тело кажется напряженным, готовым взорваться. Чтобы достичь оргазма, требуется не больше пары минут, включая прелюдию и снятие одежды. Напряжение спадает, принося опустошение.
– Так что ты там говорил о друге детства, у которого вместо сердца был камень? – спрашивает Глори, театрально смахивая с мокрого от пота лба челку. – Думаешь, из этого может получиться хорошая история?
– Он уехал в большой город, и больше я его не видел.
– А другие? У тебя же были еще друзья? Может быть, мы сможем продать пару статей о них?
– Не хочу я больше продавать никаких историй.
– Это еще почему?
– Они все-таки мои друзья.
– И что?
– Тебе бы понравилось, если бы я написал о тебе?
– Если бы это сделало мне имя, то да.
– Ты чокнутая.
– Так как насчет истории твоих друзей?
– Хватит на сегодня историй.
– Нужно было сначала спросить, а потом трахаться! – театрально сокрушается Глори.
Мерло долго смотрит ей в глаза.
– Ты изменилась, – говорит он, пытаясь дотянуться до оставленной на прикроватной тумбе пачки сигарет.
– Тебе не нравится?
– Еще не понял.
– Минуту назад мне казалось, ты всем доволен.
– Дело не в сексе.
– Секс – это жизнь.
– Может быть, но продавать за секс истории своих друзей – это подлость.
– Подожди до завтра, и я тебя так заведу…
– Не будет никакого завтра, – говорит Мерло, зажимает в зубах прикуренную сигарету и начинает одеваться.
– Это как наркотизация, – смеется Глори. – У каждой зависимости есть своя цена, свои последствия. А угрызения совести… С ними можно жить.
– Тебе это не грозит.
– Да я не за себя волнуюсь, дурачок, – улыбается Глори и как-то по-детски начинает разглядывать свои соски. – Хочешь, я расскажу тебе об абортах?
– Нет.
21
Дом, тишина, одиночество. Мерло трижды пытался дозвониться до жены – никто не ответил. Звонок Глори тоже не дал результата. Лишь в кармане нашлась пара красных пилюль а-лиса. «Почему бы и нет?» – подумал Мерло, устав от четырех стен.
