Дмитрий Старицкий - Вверх по течению (СИ)
Топали долго, до обеда, отмахав километров пятнадцать. Не сильно-то и устали – налегке шли по хорошо укатанной дороге при прекрасной еще не жаркой погоде. Воздух чист все горы окрест видно. Ранец только вещь для меня непривычная – ни разу не сидор тряпочный. Но на первом привале я его лямки подогнал поудобней, и стало легче.
По сторонам шоссе цвели какие-то цитрусовые сады, уходили на косогоры шпалерами виноградники, и поля уже зеленели первыми всходами. В этой долине, наверное, нет ни одного клочка земли, к которому бы не приложились трудолюбивые крестьянские руки. И щедрая земля долины на труд отзывалась сторицей.
Когда проходили поселками, то народ нам улыбался, девчонки слали воздушные поцелуи, а мальчишки – дошколята пристраивались за колонной, пародируя строевой шаг. Чувствовалось, что здесь свою армию любят. И это неожиданно грело и заставляло подтягиваться.
Поселки эти я бы не назвал богатыми – у нас в горах дом был намного больше и кузнецы строились просторней. Но и косых нищих халуп замечено не было. Дворы в цветущих фруктовых садах вообще создавали праздничную атмосферу. Заборы имелись, но, на мой взгляд, несерьезные такие… У нас в России таким штакетником разве что палисадник огородят. Так что это даже не забор, а так… вид забора, символ.
Прибыли в летний лагерь, который неожиданно для меня огородили от окружающего пространства не двухметровым забором, а таким же низеньким штакетником.
На воротах со шлагбаумом «грибок» с одиноким часовым, мявшим плечо длинной винтовкой. Ворота настежь, шлагбаум опущен. Нет, вру… Еще один встречающий нас офицер тут был, который тут же повел нас по усыпанным речным песком дорожкам к стройным рядам шатров на кирпичном основании.
Внутри брезентового шатра обнаружились центральный опорный столб, деревянные полати буквой «Г», матрасы стопкой, подушки на них. В каждый шатер влезало отделение – дюжина рыл.
Тут мы оставили ранцы и нас повели на кухню, к которой была пристроена летняя столовая под навесом с двумя рядами длинных столов с лавками – каждая на шесть седалищ. Всего такая столовая вмещала сотни четыре человек. И не все столы в обед были заняты.
Назначили методом тыка бачкового и всем приказали сесть. Бачковым в нашем отделении выпало быть мне. Показали где получить дюжину мисок и ложек, буханку хлеба на всех и бачок с гороховым супом одуряюще пахнувший копченостями.
Когда дружно смолотили суп, то пришлось мне опять бежать, менять пустой бачек на кастрюлю с макаронами по – флотски.
Потом еще метнуться за большим чайником с неистребимым, наверное, в любой армии компотом из сухофруктов и дюжиной кружек.
А когда все поели, то отнести грязную посуду на мойку предстояло тоже мне. Нормальный расклад для дежурного. Завтра другой так же шуршать будет.
А дальше началось… С того, что всех постригли под ноль ручной машинкой. Механической. Электричества я тут пока в быту не видел.
И строевая, строевая и еще раз строевая подготовка до седьмого пота и отлетания стальных подковок с сапогов. Тут и мне пришлось попотеть, потому как и ходили в этой армии строевым шагом несколько по другому и честь воинскую отдавали другим манером. И туева хуча других нюансов которые отличали эту армию от российской. Вместо «есть», тут говорили старшему по званию «слушаюсь». Вместо «разрешите обратиться?» – «осмелюсь обратиться…» и т. п. мелочи, но которые надо в себя вбивать на уровне рефлексов. Так что КМБ этот и для меня – российского дембеля, оказался настоящим КМБ, как и для любого другого новобранца. Может быть даже труднее, потому как мне приходилось переучиваться.
И еще одно суровое отличие от российской армии. Передвижение по лагерю хоть в одиночку, хоть в группе исключительно бегом или парадным строевым шагом. Вот так вот. Поймали на обычном прогулочном шаге – залет. А залётчики по вечерам, когда у всех краткое свободное время, подновляли дорожки, таская песок носилками с речки. Меня пока эта стезя не коснулась. Не был я «курсант Образцов», но и не ходил в «курсантах Разгильдяевых». Так крепкий середнячок. Еще Пушкиным в «Капитанской дочке» завещано: «На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся». Вот я старался соответствовать древней русской мудрости. Все равно этот курс молодого бойца всего на месяц, а там нас раскидают по разным частям – прокатила такая параша по личному составу. Ну и стоит ли в таком разрезе анус драть на британский флаг?
На вторую неделю немного сократив строевую подготовку добавили начальники занятия по изучению винтовки.
Ефрейтор Бут держа в руках изумительно изящный агрегат, кое – где еще с латунными частями, наставительно произнес.
– Вот господа новобранцы наше основное оружие пехоты – малокалиберная однозарядна винтовка системы инженера Кадоша. Ее вы должны будете изучить от мушки до последней антабки и должны знать ее особенности и конструкцию лучше, чем прыщи на заднице своей подружки. Ясно всем?
Дождавшись нестройного ответа и сдержанных смешков, переспросил.
– Ясно всем? Не понял?
– Все ясно, господин ефрейтор, – на это раз все гаркнули дружно, зная уже, что будут отвечать до тех пор, пока ефрейтору не надоест задавать свой вопрос.
– Ну, коли всем все ясно, то приступим к занятиям. Слушать внимательно. Отдельно повторять не буду. Сами вечером на песочке повторите.
Никому вечером таскать песок, пока остальные отдыхают, не захотелось. В учебной беседке настала мертвая тишина.
Винтовка была длинной – больше полутора метров. По сравнению с трехлинейкой – тонкой и стильной. К ней еще длинный штык – нож прилагался с сорокасантиметровым лезвием. Нижняя сторона клинка заточена, верхняя изображала собой пилу. По центру лезвия «сток для крови», но на самом деле такие выемки в клинках делаются всего лишь для его облегчения. Носят его в обшитых кожей деревянных ножнах на поясе, рядом с подсумком для патронов, ближе к боку. Скорее всего, из-за его длины.
– Вот унитарный патрон для этой винтовки, – продолжал свою лекцию ефрейтор, показывая нам сей гаджет в распяленных пальцах. – Гильза латунная с толстым рантом, который работает как капсюль бокового воспламенения. Пуля свинцовая с медной полуоболочкой, что с одной стороны не дает забивать нарезы ствола свинцом, а с другой сохраняет сильное убойное действие на всей дистанции выстрела. Это понятно?
– Так точно, господин ефрейтор, – дружно гаркнуло отделение.
Довольный эффектом командир отделения по – доброму так улыбнулся. Знаю я такие добрые сержантские улыбочки… Ну, вот… накаркал…
– Новобранец Кобчик.
– Здесь, господин ефрейтор, – подорвался я с лавки.
– Чем отличается винтовка от ружья? – задал он, по его мнению, каверзный вопрос неграмотной деревенщине.
– Осмелюсь доложить, господин ефрейтор, – затарабанил я, не уставая «есть глазами начальство», как то здесь и положено. – Тем, что в стволе винтовки есть закручивающиеся нарезы, которые сообщают при выстреле пуле вращательное движение, чем достигается повышенная меткость и усиленная дальность при одинаковом пороховом заряде и весе пули. А у ружья внутренние стенки ствола гладкие.
– У – м–м – м, – ефрейтор несколько раз удивленно кивнул головой, подтверждая мои слова. – Горец?
– Так точно, господин ефрейтор. С горы Бадон.
– Егерь?
– Никак нет, господин ефрейтор, я кузнец. Но на охоту ходил часто и подрабатывал егерем у охотников с долины. Они на нашей земле свою заимку держали.
– Дома у тебя оружие какое?
– Гладкоствольное дульнозарядное капсюльное ружье. Чья система не ведаю.
– А из винтовки стрелять приходилось?
– Так точно, господин ефрейтор, только не из такой системы. Та винтовка была с поворотно – скользящим затвором, – припомнил я оставшуюся дома свою драгунскую «мосинку», которую батя мне подарил на шестнадцатилетние, – как на оконном шпингалете.
– Откуда тебе в руки попала армейская винтовка Островного королевства? – в голосе ефрейтора прорезалось подозрение.
От, блин, чуть не спалился, Штирлиц недобитый.
– Дык… господин ефрейтор… Охотники дали как-то раз из такой стрельнуть в козочку, – соврал я на голубом глазу.
– Садись, – отпустил меня ефрейтор.
А я сам себя вовсю внутренне материл за несдержанность. Мне оно надо? Попадать на карандаш к контрразведке как потенциальному шпиону Островного королевства? Что такая тут есть, я голову заложу. Не может в массовой армии не быть контриков и особистов, по определению.
– Калибр винтовки системы инженера Кадоша составляет шесть с половиной миллиметра, – продолжил свою лекцию ефрейтор. – Кажется мало, если сравнивать с нашими соседями, у которых винтовки калибром восемь, а то и одиннадцать миллиметров. Но это только кажется. На самом деле малый калибр обеспечивает лучшую настильность выстрела, а соответственно и увеличивает прицельную дальность прямого выстрела. А неполная оболочка пули еще и хорошее останавливающее действие при меньшем весе самой пули. Новобранец Гримат, повторить, что я только что сказал!
