Татьяна Богатырева - Фейри с Арбата. Гамбит

   Закрыв окно, - все равно Тейрона там нет, а слушать море надоело, - Лиля влезла в шорты и пошла на запах кофе. Остановилась в дверях: Ильяс не обернулся, только плечи напряглись.

   - Ильяс?..

   Он обернулся, несколько мгновений вглядывался в нее, словно чего-то ждал...

   Лиле тоже казалось, что надо что-то сказать, что-то сделать, но что? Что вообще надо говорить в таких случаях? Извини, ты замечательный, мне с тобой хорошо, но я люблю не тебя? Да не нужна ему ее любовь! Где он, красивый, богатый, всем нужный - и где она, мышь белая! Ну да, сейчас она для него - идеальная модель, муза, но это ненадолго. Сам же говорил: пусть все честно. Фотограф и натура, никаких обманутых ожиданий и прочей любви - просто он такой вот, горит своим искусством, и добрый, и заботливый... О таком можно только мечтать, и то не ей.

   Скоро у Ильяса будет другая муза, а у Лили... у Лили всегда будет Эри.

   - На когда у нас билеты? - спросила, опустив глаза на его руку с браслетом, тем, что сама сделала.

   Подумалось: Ильяс так его и носит не снимая. Странно. Детский же браслет, рядом с его часами за тысячу баксов не смотрится.

   - На первый же самолет до Москвы, - ровно ответил Ильяс и отвернулся, разливать кофе по чашкам. - Ноут принеси, пожалуйста.

   Завтракали молча: Ильяс заказывал билеты и такси, Лиля гнала от себя иррациональное чувство вины и обдумывала план действий. Получалось, что если она хочет успеть все разузнать до середины октября, неплохо бы попросить помощи у Настасьи. Лучше бы, конечно, у Сеньки, он с инетом на короткой ноге, но Сенька снова будет ворчать и дуться. Настасья тоже, наверное, но она поворчит-поворчит и успокоится, а главное, поможет разобраться.

   Едва допив кофе, Лиля взялась за сборы: вытащила из шкафа ворох одежды, бросила на кровать, туда же бросила сумку... и вдруг подумалось, что за эти три недели она обросла безумным количеством тряпок и побрякушек. Особенно побрякушек. Когда-то давно она мечтала о таких вот деревянных бусах, и браслетах, и гребешках, и о вышитом рюкзачке. А теперь все это у нее есть, вот только... только... и с кухни - стук клавиш и запах вишневого дыма, не дыма от костра, и ждет ее там не Эри...

   Она машинально схватилась за свое ожерелье, нащупала морскую звезду и принялась ее крутить. Вспоминалось, как они с Ильясом наперебой таскали бусины из общей кучки, и круг света от старой лампы казался древним оберегом, а за кругом был весь остальной мир, чужой и враждебный... Совсем как в Кроу, когда война и смерть оставались за порогом их с Эри землянки.

   Эри.

   Нарисованный Эри - и живой Ильяс. Или наоборот, настоящий Эри и придуманный Ильяс?..

   Никаких "и". Только Эри. Она хочет к Эри, сейчас, немедленно! Это Ильяс ненастоящий, как все его глянцевые фотки, выставки и тусовки! Говорил ей - хочу все честно, а сам? Все эти недомолвки, все это... это... ненастоящее все это! Фальшь и театр, одна сплошная игра непонятно зачем! Не может он любить белесую моль! А даже если может - все равно это неправильно! Нельзя так, любить одного и жить с другим, чтобы только не сойти с ума, пока там ждет Эри, а тут - только она и монитор, и до осени так долго, и она никогда раньше не позволяла себе вот так, чтобы о ней заботились, чтобы так хорошо... но Ильяс же никогда не говорил, что любит... потому что - не может такого быть! Вот Эри... для Эри она - единственная, любимая, Эри ждет ее, а она?.. что она делает здесь, в этой жаре и духоте, зачем ей эти побрякушки?.. И душно, неудобно, и больно - словно крымский воздух не хочет в легкие, почему, зачем? Зачем она тут, а не в Тейроне, с Эри?..

   Лиля попыталась глубоко вздохнуть - не получилось, что-то сжимало горло, будто удавкой врезалось в кожу. В глазах потемнело, показалось - храпят кони, несут ее куда-то, а под ключицей засела стрела, и не вздохнуть, не выдохнуть... Эри?! Где ж ты, помоги!

   Она двумя руками рванула шнур на горле, не понимая, откуда взялась удавка, ведь была ж стрела, и почему правая рука онемела и не слушается?

   Шнур лопнул. По полу застучали бусины.

   Лиля со всхлипом втянула воздух и закашлялась, хрипло, со слезами.

   Ее тут же поймали сильные руки, прижали к чему-то теплому, родному. Мужская ладонь погладила по волосам.

   Лиля зажмурилась. Так хотелось верить, что это - Эри. Что Эри баюкает ее, обещает:

   - Все будет хорошо, Капелька. Тише, маленькая моя, не плачь.

   Забавно, подумалось ей отстраненно, оба говорят "маленькая". Но у Эри получается совсем иначе, необидно. И никаких дурацких Капелек. А Ильяс... а что Ильяс? И, главное, что она может дать Ильясу? Ни-че-го. Хорошо, что для него все это не всерьез. Вот только жаль ожерелье. Красивое было. И целый вечер...

   Она потрясла головой и зажмурилась, отгоняя то ощущение: тепла, безопасности, заботы. Любви.

   Нет! Нет никакой любви. Ильяс и слова-то такого знать не желает, и правильно не желает! Он, конечно, хороший, и помог ей справиться с депрессией, и сказка была хороша, но хватит уже! Пора автостопом в Сызрань, в Ильясову постель уже очередь на километр.

   В последний раз всхлипнув, Лиля вывернулась из его рук и присела на корточки: бусины и жемчужинки раскатились по всей комнате, надо бы собрать. На Ильяса она старалась не смотреть, но не слишком получалось: комната маленькая, и на стене зеркало, и в темном окне - его отражение. Везде он, словно нарочно, стыдит и укоряет!

   Ильяс тоже сел на пол, поднял крупную розовую жемчужину, покатал на ладони и с натянутой улыбкой глянул в зеркало - прямо Лиле в глаза.

   Она потупилась.

   - Я соберу, иди лучше в душ, - сказал он. Голос у него был хриплый, словно это его только что придушило ожерелье, и ровный. Слишком ровный. - Сделаем заново, подумаешь, рассыпалось.

   Рассыпалось, мысленно повторила за ним Лиля. Порвалось и рассыпалось, подумаешь, совсем неважно. И что никогда не станет прежним, тоже неважно. Все равно бы ничего у них не вышло.

   - Иди в душ. - Ильяс осторожно тронул ее руку, словно дикую кошку, что сбежит от любого резкого движения. - Такси будет через сорок минут.

   Лиля помотала головой и, наконец, посмотрела на него не через зеркало, а напрямую. Заставила себя улыбнуться и, вслепую нащупав на полу несколько бусин, подняла их и вложила в его ладонь. Ильяс сглотнул и накрыл ее руку своей, соглашаясь: вместе. Почему-то это "вместе" показалось Лиле важным и правильным - почему, думать она была не в силах.

   Когда под окном прошуршали шины и загудел клаксон, Ильяс еще брился, а Лиля воевала с молнией набитого под завязку рюкзачка. Только рассвело, и заспанный таксист всю дорогу до аэропорта сердито молчал. Ильяс тоже молчал. И Лиля. Только радио бубнило что-то очень серьезное и важное. А Лиля глядела в окно: те же туманные горы, те же поля и виноградники, только вместо предвкушения сказки - финал, совсем не похожий на сказочный. И грусть, потому что Лиля точно знала: она никогда сюда не вернется.

   Звонок застал Майлгенна в лифте, ровно за миг до того как он нажал кнопку своего, девятнадцатого, этажа.

   - Зайди, - сказал мобильник голосом Элвуда и отключился.

   - Как скажете, шеф, - ответил Майлгенн в пустоту и нажал-таки кнопку, но с цифрой двадцать два.

   Дверь была открыта, холл темен и тих, лишь из зимнего сада доносилось журчание фонтана и падали на деревянный пол смутные пятна света: похоже, ничего кроме камина Элвуд не зажигал.

   Он нашелся в глубоком кресле у фонтана. Молча махнул рукой на второе такое же и протянул полный бокал. Поднеся его к лицу, Майлгенн вдохнул холодный и горький аромат жалей-травы. Он уже забыл, когда в последний раз пробовал настойку - в этом мире жалей-трава не прижилась, а тейронский запас был слишком мал, приходилось расходовать крайне экономно. И уж точно не для того, чтобы напиться.

   Опустившись в кресло, Майлгенн отпил крохотный глоток, покатал настойку на языке. Она пахла родиной. Там, в Хрустальном городе, жалей-трава росла повсюду, заплетала стены и пробивалась сквозь плиты мостовой, светилась по ночам - так что фейри никогда не нуждались в уличных фонарях.

   - Ну, здравствуй, Принц Волков, - глухо, тщательно выговаривая слоги, сказал Элвуд.

   От удивления Майлгенн чуть не поперхнулся: наставник пьян? Впервые за сколько, за полсотни лет? Последний раз, помнится, Элвуд напился, когда нашел своего любимого ученика, Лайна, в застенках НКВД. Лайн возглавлял предпоследнюю группу уходящих из Хрустального города и попал в этот мир примерно столетием раньше.

   - Э... здравствуй, Ледяной Свет. - Майлгенн склонил голову перед последним королем фейри. - Ты позвал меня просто выпить, или?..

   - Она чуть не ушла в Тейрон сама, мой мальчик. Вот так просто, открыла дверь - и не ушла. Помешали.