Дмитрий Старицкий - Горец. Оружейный барон
— Осмелюсь доложить, ваше императорское величество, в настоящее время я состою на службе в гвардии рецкого герцога, в должности командира 'Железной' бригады в чине гвардейского майора, — отчеканил я строго по-уставному.
— А как же твои несовместимые со службой раны? — голос императора закипел подозрением с некоторой долей ехидства.
— В начале октября я прошел медицинскую комиссию во Втуце, и она признала меня годным к занятию командных должностей. Горы лечат, ваше величество.
Черте что… драгоценное время тикает, а меня тут мордуют по каким-то бюрократическим придиркам.
— Ладно, раз так, — разом успокоился император. — Ремидий известен своей добротой. А ты у него еще и в камергерах ходишь, не так ли?
— Так точно, ваше величество.
— Хорошая идея, — улыбнулся монарх и снова вставил монокль в глазницу. — Надо и мне половину моих камергеров загнать в окопы. В воспитательных целях. Но мы отвлеклись. Кто пилот этого аппарата?
Мой сосед по подпиранию аэропланного крыла сделал шаг вперед и откозырял.
— Я, ваше императорское величество. Мичман воздушного флота Йозе Гоффен. Откомандирован командором Плотто на калужский авиазавод в качестве летчика-испытателя аппаратов тяжелее воздуха. На данном аппарате конструкции барона Бадонверта мной сегодня совершен тридцатый вылет.
— Аппарат тяжелее воздуха? Летает? А мне, адмиралу неба, никто ни слова. Безобразие…
Император был искренне возмущен.
— Осмелюсь доложить, ваше императорское величество, — четко барабанил слова мичман, — данный аппарат не выставлялся на комиссию по принятию на вооружение и только проходит окончательные войсковые испытания, к тому же является собственностью барона Бадонверта. Впрочем, как и калужский завод по их производству.
Накрылся вылет. У меня опустились плечи. Все насмарку идет, когда операция запланирована по часам и даже минутам. Принесла же монарха нелегкая в самый неподходящий момент. Вот и воюй в такой обстановке!
А мичман-то сияет так, хоть от лица его прикуривай. Сподобился монаршего внимания и млеет.
Император ходил вокруг паролёта, щупал плоскости, колеса, гладил перчаткой пропеллер и кабину. Издавал какие-то междометия. Наконец сказал громко и с большим удивлением.
— Надо же… Просто этажерка тряпочная… несерьезная такая с виду. И летает. Сколько же он стоит, барон? По сравнению с дирижаблем?
— Точно не подсчитывали, ваше величество, — отозвался я. — Пока модели экспериментальные и они обходятся намного дороже тех, что будут поставлены на поток. Но по сравнению с затратами на дирижабль, думаю, сотен пять — шесть аэропланов построить можно. Может даже больше. — На всякий случай цену самолета я загнул в большую сторону. Авось… — А если использовать дюралевые трубы вместо стальных…
— Для чего вы построили именно такую модель, барон? — перебил меня монарх.
— Разведка. Оперативная связь между штабами. Скоростная курьерская почта, — ответил я. — Вооружения на ней нет.
— Как долго готовить пилота? — заинтересованно спросил уже не монарх, а адмирал неба.
— Шесть месяцев, ваше величество, — ответил я.
— Сколько у вас готовых пилотов?
— Три летчика-испытателя из воздушного флота. Мичманы-энтузиасты. Два гражданских летчика, инженеры с моего завода. И я — человек, который первым в мире поднял в небо летательный аппарат тяжелее воздуха. Всего шестеро.
— Вейхфорт, — император оглянулся на своего бессменного адъютанта. — Возьми список этих мичманов и заготовь приказ о производстве их всех в лейтенанты воздушного флота. Заслужили. Энтузиасты, — последнее слово император просто выплюнул.
Адъютант с готовностью кивнул.
— А теперь, лейтенант, поднимите-ка меня в воздух, — приказал император пилоту и попёрся прямо к кабине с явным намерением сесть в нее
— Ваше величество, осмелюсь заметить, что наверху очень холодно, а вы легко одеты, — проявил заботу новоиспеченный лейтенант, на что император только отмахнулся.
Я незаметно отошел от них, наткнулся на Моласа и попросил его.
— Дай закурить.
— Ты же не куришь, — удивился генерал.
— Тут не только закуришь, тут запьешь… — ехидно отозвался я. — Все полетело верхним концом вниз. Весь наш график.
Главный разведчик империи только рукой махнул.
— Форс-мажор. Большое начальство непостижимо как подземные демоны.
Достал из кармана портсигар, раскрыл его и протянул в мою сторону.
— Угощайся.
Я взял папиросу неудачно размял ее, так что табак весь высыпался на снег.
— Не умеешь, не берись, — наставительно заметил Молас.
Видно ему стало жалко дорогого контрабандного табака. Он сам прикурил другую папиросу и дал ее мне.
Я затянулся и тут же закашлял.
— Как вы эту гадость только курите?
— Сам попросил, — пожал плечами Молас. — К табаку привычку иметь надо. Однако тебя там зовут, — махнул он рукой в сторону аэроплана.
Мичман, то есть уже лейтенант, сидел в пилотской кабине и махал мне рукой. Император с важной мордой лица сидел на месте летчика-наблюдателя и смотрел вперед поверх голов.
Котел мы не глушили, так что к взлету аэроплан был готов. Давление пара было в норме.
Я только снял с головы очки-консервы и протянул их монарху.
— Ваше величество, глаза в полете поберегите.
Император благодарно мне кивнул и напялил очки на голову.
Вся толпа по моему приказу отошла от самолета, и аэроплан после короткой пробежки круто взлетел ввысь.
— Сволочь похвальбушная, — прошипел я в адрес Гоффена. — Угробишься сам и императора угробишь.
С легким креном машина пролетела виража на бреющем над городом, поднимая перепуганных ворон с деревьев. Те с диким граем метались по небу. Из-за этого шума не разобрать было, о чем говорят пилот с пассажиром.
Тут с неба послышались характерные звуки автоматной очереди, и пара птиц шлепнулась на землю.
— Понеслась душа в рай, — сплюнул я на грязный снег.
Похоже, мое наступление отменяется до того момента пока император не наиграется новой игрушкой. Семьдесят километров верхом можно преодолеть за сутки. Но это уже будет поздно. Самолет же такое расстояние кроет за час. Но аэроплан у меня отобрали, и другого нет в радиусе тысячи километров. Остается телеграф, но им пользоваться фельдмаршал запретил. Во избежание…
Сверху опять раздались автоматные очереди, но я уже туда не смотрел. Ждал, когда у них боеприпасы закончатся.
Одна ворона шлепнулась почти мне под ноги. Еще живая она все пыталась подняться, отставляя в сторону перебитое крыло и уйти от злых людей пешим порядком. Все косила на меня умным глазом, ожидая подвоха или прося добить. Черт ее знает.
Подошел фельдмаршал. Постоял рядом, помолчал. Потом сказал тихо, чтобы окружающие его не услышали.
— Это тебе, Савва, не в Будвице и не во Втуце. Здесь все сложнее и тоньше. Здесь интриги, а не работа. И многие интриги корнями уходят в седую древность.
— Император про нашу фронтовую операцию в курсе? — спросил я также полушепотом.
— Он в курсе, что мы попробуем совершить прорыв, иначе движение стольких масс войск ничем не оправдать, но вот про твои броневые коробочки мы в ставке не рекламировали, держали в тайне, как тогда в горном замке и договаривались. Называли тракторами, тягачами… А сейчас ты просто терпи и если получится то пробуй подмять ситуацию под себя. Иначе всем нам может быть плохо. Император не дурак, вот только сильно капризен. А может и сознательно лицедействовать. Его двор еще та клоака.
Наконец аэроплан приземлился туда же, откуда взлетал и лейтенант погонял аппарат взад — вперед по земле на реверсе. Пижон.
Довольный монарх поднялся в полный рост, не покидая кабину, возвышаясь над толпой военных и своих приближенных придворных.
— Барон, подойдите, — приказал.
Я рысцой подбежал к самолету, вытянулся в струнку, прокричав 'по вашему'… И так далее, что положено по уставу говорить в таких случаях.
— Барон, я очень сердит на вас, что вы от меня скрыли такой прекрасный летательный аппарат, — выговорил мне император.
— Ваше величество, демонстрацию этих аппаратов и демонстрацию их возможностей мы хотели провести в Калуге, после окончания испытаний, которые сознательно держали в секрете от врагов. Мы обязательно бы пригласили вас в Рецию, чтобы провести запуск промышленного производства аэропланов с вашего благословления.
Хорошо лизнул. Вижу — понравилось. Заулыбался монарх.
— Но этого мало, Кобчик, — император смотрел на меня сверху вниз. — Вейхфорт, записывайте. За то, что барон Савва Бадонверт первым в мире поднял в небо аппарат тяжелее воздуха я поздравляю его корвет-капитаном воздушного флота.
— Служу императору и отечеству, — рявкнул я.
