Нейронная одержимость - Александр Стаматин
— Ты расскажешь. И тебе никакие старые молитвы не помогут, потому что в этой комнате проводник между сетью и Порайском — только я!
Вежливо улыбаюсь. Мне хочется выдать очередную пустую остроту, но нашу в высшей степени приятную беседу прерывают. Третий мужчина заходит в комнату. Его «крестьянский» ферязь кое-где слегка подпален лазерными разрядами, вымазан потеками дешевой, пустой каши и порван. Вот только массивные золотые украшения, осанка и (главное) горделивый взгляд вкупе с ледяным спокойствием создают ему куда более пугающий образ, чем фанатизм и обилие амулетов Каллиника.
— Я же просил никого не пускать, — огрызается Анастас, но пришелец даже не ведёт бровью.
— Мне неловко прерывать вашу беседу, господари. Но вынужден вас попросить выйти вон.
— То есть?
— То есть к чёрту, господари.
— А ты не охренел, часом?
— О нет, — смеётся «точно Уар» и задирает рукав. На нём затеняя остальные источники света мягким золотым светом разгорается электротатуировка, заставляющая моих мучителей заткнуться. — Охренели вы, отродье Каллиников.
«Отродье Каллиников» лишь благовейно взирает на «иерусалимский крест», огненным золотом слепящий им глаза.
Глава 23. Κρυπτός
в которой Комнин делает предложение, Адриан удивлён, а Каллиники получают хороший совет
Арки Скоморошего шпиля. Палаты мирского ордена.
Ради такого я даже поднял гудящую голову и пригляделся к гостю. Кавалерия прибыла, но цвет мундиров оказался иным? Как там было? «Первосоздатель не с нами, потому что он ненавидит идиотов»? Но нет, действительно — крест Комнинов и какая-то фигурка… ага, знак куропалата. «Внутренняя безопасность» Комнинов. Они, наверное, должны меня вытащить. Надеюсь.
— Я неясно выразился? — поднял бровь Комнин, прищурив серые глаза. — Или вы ослепли, не видя знаки моего сана и моего рода?
— Что вы, милсдарь…
— При всём уважении, куропалат, — твёрдо отвечает Белькаллин, пока его ноздри раздуваются от подавленного гнева, — но светская власть не властвует над духовной. А в данном деянии есть следы воздействия диких бесов. Если не демонов!
— Напомните мне, какому ордену подчиняется орден Птицы? — коротко отвечает мужчина и челюсть Белькаллина со стуком встаёт на место. — Вот то-то же. Свободны, кафолик. Вас уже ждут представители Скоморошьего ордена. А вы, черти — не забудьте вернуть вещи уважаемого Адриана.
Служаки начинают сборы с ретивостью, делающей им честь. Откуда-то появляется меч, плашки нейрочипов и браслет. Некто помазывает пальцы синей мазью, другой наливает из графина воду. Профессионалы. Иные бы препирались и заработали взыскание, но эти быстро поняли, что за птица заскочила на огонёк к обречённому. Наверняка Анастас притащил их с собой. Кстати, где он?
— Ещё что-то, милсдарь? — Белькаллин стоит неподвижной скалой. Даже несмотря на боль, я могу понять его выражение лица. Ярость, смешанная с бессилием. Словно хулиган оплевал перед всей школой. Однако не орёт и не бросается с кулаками. Какой молодец. Всё-таки точно профессионал. Выложил бы я ему всё за милую душу рано или поздно, наверное. Комнин глядит на него снисходительно и с некоторым одобрением.
— Даю вам дружеский совет — будьте аккуратны в выражениях с Балагуровыми. Ваша семья уже их достала своим вмешательством в дела Скоморошьего улья. Не наломайте дров ещё больше.
Церковник и служаки отвечают поясными поклонами и выходят. По очереди. Стражник и палачи — пятясь и сопровождая каждый шаг поклонами. Белькаллин — не оглядываясь. Мда, яйца у него есть. Едва дверь захлопывается, как новый гость бесцеремонно садится напротив и расстёгивает тулупчик. Выглядящий чуть более традиционно, чем моё двубортное пальтишко.
— Вот так-то лучше, — ухмыляется мужик в бороду. Ставит на стол какую-то обсидиановую пирамиду и сдвигает верхушку. — Теперь мы можем говорить свободно. Наворотил ты делов, братец. Благо, ума хватило не светить электротатуировкой перед кафоликами — Великие дома бы тебе баааааааааааальшое спасибо сказали за повод пощипать Комнинов за бороду. Но удивишься — внимание бати действительно привлёк. Он соизволил поинтересоваться происходящим, и даже при свидетелях.
Мужик скалится, словно отвесил весёлую шутку. Я прищуриваюсь и пытаюсь вспомнить, при каких обстоятельствах видел эту ухмылку.
Верхушка шпиля. Кажется, такое место называют «гнездом» — посторонние сюда допускаются лишь в рамках приёмов и церемоний, отягощённых запутанным этикетом. Особенно посторонние с оружием. Но я почему-то сжимаю двустволку, кажущуюся в детских руках настоящим слонобоем. Мне страшно — и холодный мрамор статуи, к которой прижимаюсь заправским коммандос, особенно не помогает.
— Нас не накажут?
— Даже если и накажут, — Фёдор усмехается, и его рожа становится похожей на оскал довольного пса, — то ангелок Каллиников стоит того. Неча им летать тута. Батёк их не особо любит — так что наказывать особо и не станет. Да и когда ещё ты будешь стрелять с настоящих кинетических пищалей?
— Федя, чёрт возьми!
— Узнал, чертяка. А мне уж казалось, что кумушки правду шепчут и ты совсем крышей поехал, — бурчит брат, но улыбается в бороду.
— Сам знаешь, брат, кумушки любят перемывать кости.
— Любят. Вот только ты, размахивая энграммным мечом, орал как одержимый в амоке. Я такое видал и раньше, поверь. Уж начал думать, что в своих путешествиях по стопам шпилей ты зашёл в какую-то не ту подворотню.
— То есть ты…
Ну да, конечно, наблюдал. Только как? Под конец схватки не то что камеры — даже свет и тот не работал. Может, подключился к чьей-то «ракушке»? Хотя, есть ещё один, куда более надёжный вариант. «Истинный Уар, как же». Крестьянский ферязь, отличная подготовка. Чёрт, интересно — Филлион знал или тоже обманулся? Нужно будет с ним поговорить по душам. Я-то его задницу перед Белькаллиным спасал, как мог. Видимо, мои эмоции очень ярко отображаются на лице.
— Ты на Уара зла не держи. Мы с ним пересекались по одному делу в стопах Ключевого Шпиля. Два наёмника, два дробовика и очень много должников. Славное время. Но история не для сегодняшнего дня. В общем, когда Фил начал собирать команду, он упомянул твоё имя. И я заинтересовался, потому что история пахла большими неприятностями — а неприятности хорошему брату не нужны.
— Зачем тогда этот маскарад?
— Не могу не спросить того же, братец, не могу не спросить, — барабанит пальцами Комнин. — Сколько лет ты сидел на дне города, словно навь в болоте? Два года? Три?
— Ээээ… — я морщу лоб, но воспоминания вновь приходят. Гораздо легче, чем раньше. — Четыре года. Если совсем точно — в понедельник пойдёт пятый месяц пятого.
— Сидел бы ещё десять, никто б и не трогал, если
