Карина Вран - Восхождение
— А что вы делаете сегодня вечером? А не пойти ли нам в киношку, на «Грязные танцы»? А почему не сегодня? А когда вы согласитесь? А я всё равно буду вас ждать!
Видимо, бедняжка уже забодалась говорить ему «нет», поэтому моё появление явно приняла за последний спасательный круг. На этот раз её радость была столь искренна, что я, щадя чувства дамы, вновь был вынужден изображать гея…
— Доброе утречко, дорогуша! Как спалось, у вас круги под глазами, устали, да? А ну отстань от девочки, противный!
Флевретти, подняв обе руки в знак примирения и едва не задыхаясь от дебильного хохота, вернулся к себе на рабочее место. Директриса благодарно пожала мне руку. И тут наконец приехали шеф с Аферманом и офицерами из префектуры, которые были приставлены к преступнику в больнице. Капрал выскочил на улицу, чтобы их встретить, и по ходу дела доложить о нас.
— Такое облегчение, что вы тоже пришли меня поддержать, ещё минута с этим ужасным типом наедине, и я бы сошла с ума! А сейчас заявится ещё и этот негодяй Жерар… — Нервно кусая губы, мадам Шуйленберг достала из сумочки сигару, повертела её в пальцах и сунула обратно. — Уверена, он не изменился с тех пор, как я имела несчастье видеть его в последний раз. Всё такой же старый шовинист, его уже не переделаешь, правда?
— Да, вы попали в самую точку. Грубый, чёрствый, вульгарный мужлан, как я от него настрадался, — манерно прошептал я, доверительно наклонившись к её уху.
В глазах директрисы отразилось сочувствие, она понимающе закивала и похлопала меня по руке. Пришлось сделать вид, что я жутко расчувствовался, и блеснуть фальшивой слезой. К счастью, в этот момент вошли шеф, Флевретти, Аферман, ещё очень бледный, но уже с вызывающе сдвинутыми бровями, и два его конвоира.
— Итак, господа, я вижу, все в сборе, — начал месье Жерар, скользнув взглядом по мгновенно приосанившейся и посуровевшей мадам Шуйленберг, в его глазах мелькнули насмешливые искорки. — Ну-с, тогда приступим. Отпираться смысла нет, всем всё уже ясно, поэтому давайте не будем делать себе же хуже. Признавайтесь!
— Хорошо, месье комиссар, я и не собираюсь отпираться. — Задержанный даже с какой-то чуть наигранной лихостью опустился на предложенный табурет. — Всё просто, во-первых, я никого не убивал.
— Понятно. Мы с удовольствием выслушаем ваш рассказ. Но если позволите, чуть позже. Сперва одна небольшая формальность. Мадам Шуйленберг, вы узнаёте месье Афермана?
— Узнаю, естественно, — сразу поднапряглась директриса. — Только три дня назад я знала его как женщину, принимая её… в смысле его на должность преподавательницы хорового пения.
— Вы уверены, что не ошибаетесь? — важно уточнил месье Жерар, кивнув мне, чтобы я сделал пометку в блокноте.
— Конечно, уверена. Эти поросячьи глазки ни с чем не спутаешь.
— Ой, ой, подумаешь, не успел подвести ресницы. А у меня в больнице было на это время? — капризно надулся преступник.
Я ощутил тихий ужас, неужели и он…
— Хорошо, спасибо за помощь, вы свободны. — Комиссар поклонился главе Сафо.
— Свободна?! Разве я не имею права знать, что происходило в стенах моего университета? Это был вопиющий кошмар! Мерзавец проник в нашу среду, он изуродовал редчайшие книги в библиотеке, он погубил нашу старейшую и уважаемую служительницу кладбища мадам ля Гулю! И вы хотите, чтобы я вернулась к своим без объяснений?!
— Я её не убивал! — вновь заволновался Аферман. — Защитите меня от глупых обвинений.
— Подождите. Мадам, здесь идёт серьёзный следственный процесс, и мы не можем допустить присутствия посторонних.
— Это я посторонняя?! Я оказывала полное содействие следствию, спросите Брадзинского, мои преподавательницы, рискуя жизнью, помогали задержать убийцу!
— Говорю вам: я не убийца!
— Цыц! Жалкий негодяй, ты втёрся к нам в доверие, да я из-за тебя чуть не поседела, когда заворачивала твой труп в простыню и… Я тебе сейчас глаза бесстыжие выцарапаю! — окончательно завелась директриса.
— Сержант, уведите её отсюда.
— Нахал! Тиран! Мужлан! Ваш Брадзинский был прав, когда говорил, что вы всё тот же толстый, чёрствый, наглый хам и шовинист!
Комиссар Базиликус в полном изумлении уставился на меня. Я кисло улыбнулся. Когда всё кончится, могу подавать рапорт об увольнении, ибо кто меня здесь оставит…
— Позвольте напомнить вам, мадам, что сейчас вы оскорбляете должностное лицо при исполнении. — Шеф произнёс это с непроницаемым выражением лица.
В чём-то я эту Шуйленберг, разумеется, понимал. Комиссар действительно умеет вывести из себя, если захочет. А в данном случае он всё для этого и делал, хоть и непонятно, с какой целью.
— Шеф, она права. Она действительно очень помогла нам. То есть мне, во время расследования.
— Неужели? А вот эта подборка жалоб чья?! — Жерар Базиликус демонстративно хлопнул по папке с бумагами. Директриса открыла было рот, но быстро захлопнула его и пошла пятнами. — Но если вы обещаете отозвать их из министерства и префектуры…
— Да, — сипло выдохнула она. — Это было скоропалительное решение, но…
Комиссар удовлетворённо откинулся в кресле и продолжил:
— Вы обещаете? Что ж, тогда оставайтесь, но будете молчать — одно слово, и вам придётся покинуть участок либо сесть в камеру на трое суток в зависимости от того, что это будет за слово.
Мадам Шуйленберг молча кивнула.
— Ну что ж, мы наконец готовы вас выслушать, месье Аферман.
— Правда, что ли? А то я уже решил, что вам это неинтересно. Я начну свою историю издалека…
Вступление было многообещающим, а сама повесть длинная, как сага. Тем не менее его никто не перебивал, и мы честно выслушали всё до конца. Многое из рассказанного было нам уже известно, но мы услышали и много нового. Поэтому перескажу вкратце, но по порядку.
Мать Афермана считалась очень способной студенткой в Сафо, хотя и своенравной бузотёркой, но тем не менее после окончания обучения ей предлагали остаться преподавать в университете. Однако она ушла, потому что жалованье здесь было маленькое и социальное обеспечение крайне скудное, а девушка мечтала жить богато, устав от нищенского существования за годы учёбы. Что ж, я-то отлично её понимал…
Поначалу ей удалось осуществить свою мечту, выйдя замуж за богатого, но не очень здорового чёрта, владевшего двумя стабильными фирмами, но тот скончался уже через несколько лет, оставив её с маленьким сыном и большим наследством. Поскольку идеи, засевшие у неё в голове ещё в университете, были довольно сильны, а умения вести бизнес там не преподавалось, то бедняжка решила на эти деньги основать собственный университет в Маадьярии и приумножить капитал, сделав своё заведение престижным и крутым в расчёте на девушек из богатых семей.
Но, как вы помните, всё это начинание кончилось трагически, так как девушки, не выдержав спартанских условий, плюс постоянные денежные поборы, да плюс ещё полный запрет на общение с мужчинами, — буквально встали на дыбы! Студентки, не задумываясь, убили новоявленную подвижницу, задушив её же собственными колготками! Ужасно, но факт, хоть и нелепый… Мы проверили по иностранным полицейским сводкам, в своё время это было очень громкое дело. Задумчивого мальчика взяли на воспитание дальние родственники по отцовской линии…
— Они у меня были богаты, потом ещё компенсация за смерть мамы и остатки папиного наследства давали возможность безбедного житья, но всегда было ясно, кому предстоит приумножать семейный капитал. И главное, я всегда знал как! — Аферман время от времени прерывался, делал красивые паузы и продолжал вещать, словно любуясь самим собой. — Когда я был маленький, мама постоянно пересыпала речь поговорками, которые ходили у них в университете. Что-то вроде:
Убедись, что клад на месте,Закопай его обратно.
А когда не мог выучить уроки, подшучивала:
Не увидел клада,Так тебе и надо!
Конечно, в те годы я был слишком мал, чтобы понять, что мама имела в виду знания, поэтому всё воспринимал буквально. Я спрашивал её, о каком кладе речь. А она всё смеялась и говорила, что клад спрятали монахи в библиотеке. Естественно, она имела в виду книги, знания. Но я чётко запомнил: библиотека — монахи — клад. И вырос с этой мыслью…
— Но позвольте, — не выдержала директриса. — Вы же сами сказали, у вас были богатые родственники, отец оставил вам наследство, у вас всё было в отличие от нас! Почему же, почему, почему вы…
— Потому что быть геем — дорогое удовольствие! Уж вы-то должны меня понимать, сержант. — Преступник пожал плечиком и подмигнул мне.
Я покраснел, но смолчал, его рассказ был сейчас куда важнее моей репутации. Шеф сурово погрозил пальцем мадам Шуйленберг, и мы вновь стали слушать.
