Морис Дантек - Фактор «ноль» (сборник)
Вы поняли, о чем идет речь. Вы сверились с картотекой. Гораздо быстрее, чем с содержимым черепных коробок, как обычно.
Да, но только сейчас текст и изображение передаются с задержкой на двадцать четыре часа. Я вынужден предпринять некоторые меры предосторожности. Порой мне бывает нужна отсрочка, и у меня есть все возможности совершенно безнаказанно ее себе предоставить.
Двадцать четыре часа, целые сутки. Примерно такой отрезок времени понадобился мне для того, чтобы убить одного за другим двести сорок шесть человек разного возраста, разного пола, разного происхождения. По меркам века, столь утомившего моего начальника, это совершенно нормальная средняя цифра, даже если включить в нее детей.
Я считаю, что это должно быть сказано: Дьявол – демократ, он чрезвычайно предан идее равенства всех и каждого перед гильотиной.
Коммюнике номер восемь
«ХРАМ ВЫСШЕГО СОЗДАТЕЛЯ» – вы, как и я, видите эту надпись на экране моей камеры. На заднем плане можно заметить деревья, широкие сверкающие снежные равнины, яркое солнце, большой дом в неоклассическом стиле начала прошлого века и выросшие вокруг него строения поменьше, более современные. Это община.
Община, которая выдумала себе Бога.
С тех пор как, благодаря моему Брату, Христа умертвили на кресте, а затем повторяли это деяние в течение всех последующих веков, он постоянно старался заполнить возникший таким образом пробел верой собственного изобретения.
Поэтому наше главное достоинство – это, конечно, изобретательность.
Босые ноги на снегу, запятнанном потоками крови из ран, образовавшихся от впившихся в заледеневшую плоть железных колючек.
Руки, вывернутые железом и морозом. Опустошение, отчаяние, одиночество среди толпы.
Это то, что пережила женщина, которую эта секта смогла буквально уничтожить, вступив в союз с моим Старшим Братом, отдыхающим сейчас на пляже. Теперь наступило время младшего братишки. Того, что придет снять показания счетчика, того, что заберет наличные из кассы, того, что принесет обещанный товар.
Я уверен, вы до сих пор считаете, что один мужчина не сможет убить двести человек, добрая половина которых – взрослые самцы. Вам не хватает исторических сведений, и вы слишком быстро забыли, кто я такой.
Страх – это одиночество. Ужас – это толпа. Страх передается. Ужас – средство сообщения.
Воздействующий на нервную систему газ, зажигательные бомбы, черный комбинезон спецназа, противогаз. Я врываюсь в строения, снайперская винтовка М-40 за спиной, «калашников» последней модели в руках. Я демонстрирую эффективность этого оружия во всем его ужасном и убийственном совершенстве. Действовать надо решительно: несколько предварительных убийств, еще до утреннего пробуждения, позволили мне создать мизансцену, свойственную любому ужасу, поскольку он всегда является зрелищем. Посмотрите на эти болтающиеся на деревьях человеческие тела, которые мужчины и женщины этой общины обнаружили, проснувшись утром, за те недолгие минуты, пока боевые отравляющие вещества не подействовали на большинство из них. Все, что происходит дальше, все чрезвычайно просто: уничтожение всякой связи с внешним миром, применение самого жестокого насилия, поспешная, в качестве завтрака, казнь нескольких младенцев, сброшенных на дно колодца, демонстрирующая размах затеянного. Очень быстро плотная толпа становится клейкой жидкостью, готовой заполнить любую форму. Она уже не жесткая, она изменила состояние. Она подчиняется законам гравитации, принимает форму сосуда, в который ее бросают. Она наконец становится похожей на то, чем является в действительности.
Для начала все, раздевшись догола, встают на колени, прямо на снегу. Каждый, кто медлит с исполнением приказа, немедленно наказывается пулей в голову.
Затем – по одному, по одной – матрикулярным номерам разрешается подняться. И тут на сцене появляется наша подруга-судья.
Босые ноги на снегу, колючая проволока, руки за спиной, полная нагота, и это все лишь предварительные ласки. Вы, в канадской полиции, уж должны это знать.
Вы видели хотя бы один эпизод холокоста?
Конечно, весь смысл в том, что предварительные процедуры длятся неизмеримо дольше, чем само умерщвление.
Необходимо, чтобы судья стала привилегированным живым свидетелем. И главное, чтобы этот опыт остался навсегда в ее памяти. Для этого недостаточно быть просто свидетелем. Быть жертвой, кстати, тоже.
Дьявол (будем говорить о нас как о единой «семейной» сущности) обладает часто неожиданными возможностями.
Опыт – совершенно невыразимый и, следовательно, незабываемый – дает ужас в квадрате.
Появляющийся тогда, когда ты одновременно становишься и жертвой, и палачом.
Поскольку эта судья капитулировала перед абсурдностью законодательства, написанного для счастливых дураков и педофилов, подчинилась указам секты иллюминатов[65], которых в таком большом количестве поставляет созданная нами эпоха, она отныне должна встать на мою сторону. Опыт останется навсегда отпечатанным в ее памяти. В ее теле.
Ей пришлось связать по рукам и ногам всех этих людей, уже не существующих.
Теперь она должна будет убить несколько десятков из них. Я не пощажу ее даже тогда, когда дело дойдет до стариков, детей, младенцев. Если, конечно, кто-нибудь из них переживет долгие часы предварительной гипотермии.
Она знает, что ждет ее в противном случае. Я и ее заставил прочесть список.
Быть может, некоторые мои друзья-читатели ничего не знают об этом деле? Позвольте мне, господа баронеты нашего Мира, воспользовавшись режимом украденного у вас нереального времени, в нескольких словах объяснить суть вещей. Я не стремлюсь к некоей точности описания событий, но может так случиться, что с помощью этих описаний я вобью крепкий клин в основу убеждений моих читателей. Их сомнения будут расти до тех пор, пока у них самих не возникнет однажды искушения стать временно исполняющими обязанности.
Люди часто думают, что для того, чтобы вырастить хорошего убийцу, то есть человека жестокого, но совершенно бесстрастного, нужно с самого начала иметь дело с какой-то несокрушимой скалой. Это серьезная ошибка. Мы с Братом хорошо знаем истинный рецепт приготовления настоящего убийцы, ибо именно так был создан я. Возьмите невинного ребенка и повторяйте ему, что мир прекрасен, а люди – добры. Повторяйте это ему без конца до тех пор, пока он не станет в этом полностью убежден. Потом перенесите этого молодого, подающего надежды поэта к подножию креста, на котором мой Брат помог человеку казнить Христа. Дайте ему возможность досмотреть спектакль до конца, до плевков и оскорблений со стороны толпы. А потом дайте ему вилку.
Вот кто я такой – маленький мальчик с вилкой. Я – то, что вы из меня сделали. То, что вы разрушили. И сделали заново. Я – маленький мальчик с вилкой, вонзенной в глаз проходящему мимо преподавателю, школьному товарищу, подружке, всему классу, а потом – целой толпе.
Можно убить целую толпу одной вилкой, поскольку толпа – всего лишь агрегат, состоящий из страха и подлости вплоть до атомов.
Но в царствование моего Брата, надо заметить, толпа сохраняет все шансы на победу, и маленький мальчик с вилкой сильно рискует, тем или иным образом, тоже оказаться распятым на кресте. К счастью, мой Брат убивает лишь невинных.
Царствование моего Брата явилось абсолютным торжеством совершенно ничтожных посредственностей над любой душой, способной хотя бы в течение секунды блеснуть своей оригинальностью.
Вот почему мой Брат оделяет всех неограниченной свободой бесплатно – для того, чтобы она потеряла всякую ценность. Вот почему он помогает строить такое количество церквей для рыночных богов, вот почему он уверяет толпу в том, что она – глас истины.
Так появились бедные лоботомированные хиппи Храма Высшего Создателя и их гуру, дурак из Калифорнии, сбежавший в Британскую Колумбию и занявшийся там своим весьма доходным религиозным бизнесом. В тысяча девятьсот девяносто девятом году, после шести лет брака и появления на свет троих детей, один из которых родился во Франции, смешанная франко-квебекская пара попалась в сети этих микроцефалов трансцендентности. Мать, француженка, довольно быстро почувствовала подвох и попыталась вырваться оттуда. При содействии отца, уроженца Квебека, пылкого поклонника «космического пророка», Храм смог отреагировать должным образом. Ему удалось разлучить мать с мужем и детьми, вынести решение о разводе, затем, благодаря моему Брату и его неоценимой помощи, Храм легко перешел на следующий уровень. Он попытался поместить мать в психиатрическую лечебницу, основываясь на ее упорном желании увидеться с детьми, оставшимися с отцом внутри секты, и на одной плохой истории из ее молодости. По решению госпожи судьи правота секты была признана по всем пунктам, она добилась лишения матери родительских прав. Мать провела в больнице долгие недели, ее выслали во Францию. Пресса Квебека обрушилась на нее с яростью, которая отчасти и стала причиной, толкнувшей меня к сожжению всех штаб-квартир печатных мерзостей города Монреаль. Затем я подарил себе небольшой отдых. Среди тех, кого я сначала заставил раздеться на снегу, а потом украсил колючей проволокой, придав им сходство с искусственными новогодними елками, оказался журналист Лорен Тюмблетон. Это он на протяжении всего дела систематически порочил репутацию матери, призывал к «свободе религии» и клеймил «фанатизм и необразованность».
