Винсент Килпастор - Беглый
Тусуюсь сейчас по бескрайним кондиционированным мраморным коридорам сергелийского ОВД и только глазами хлопаю — лепота. Палаты! Почище, чем в госдуме какой будет.
Прождав липких сорок минут какого-то капитана Казематова, я, наконец, был удостоен высочайшей аудиенции.
Под большой пловной тарелкой с изображением птицы Семург — восседал сам капитан Абдукаюм Казематов. Страстный любитель плова и других земных удовольствий. Вы заметили эти жирные мочки заправского сластолюбца?
Лицо капитана Казематова носит черты, типичные для восточного военачальника. Зайди я, например, в кабинет лет эдак пятьдесят назад, Абдуаюк Казематов, весь в блестящей, чёрной как у байкера коже, сидел и излучал бы тут государственность с маузером и под черно-белым портретом Иосифа Нержавейки. А вот сдвинь-ка стрелки назад ещё лет на пятьдесят, Абдукайоп-баши носил бы вышитый золотом халат, а вместо китайского вентилятора на цапельной ноге, стояла бы тут наложница в выдающих целлюлит шароварах и с нафталиновым опахалом из павлиньих перьев.
— Ассалому алейкум, гражданин башлык!
— Что, кишкалдак? Вспомнил, кому покрышькя продал? — Львиным рыком приветствует меня Казематов, не отрывая глаз от кроссворда в журнале «Муштум».
Оторопело протягиваю волчий билет. Ничего о покрышкя не слыхал, гражданин начальник.
— Ие! А пачэму не работаешь до сих пор, а? — Даже не глядя в справку, где значится, что на воле я всего лишь второй день.
— Обратна турма захотел, пингвин бешкутакский? — Капитан мечет глубокой желтизны молнии, характерные для глаз человека, который точно и давно знает, с какой стороны у него печень.
— Пять диней даю, чтоп паспорт взяль, пирописалься, трудоустроился и доложил пиришел. Тшундийми, турсук?
Я охотно подписываю гербовую бумагу, обязующую меня на русском и узбекском языках докладывать обо всех готовящихся преступлениях и терактах — непосредственно капитану Казематову. С низким поклоном пячусь к двери. Уже у самой двери, он снова окликает меня.
— Эй-эй. Тухта, паравоз. Тармаза-ка випиши. На вот, возьми — купонь. Пойдешь центр реабилитация, отдашь им купонь, они тебе бабки дадут на первый виремя. Чо вилупилься? Кет нахуй отсюда. Нужен будешь — милисия сам тебя найдет. Хе-хе-хе.
* * *На лестнице РОВД я нос к носу столкнулся со своим убийцей. С тем самым мужиком из Зангиоты, что всегда говорил, будто знает где меня искать. Неоднократно обещал найти и завалить.
Заметил я его слишком поздно. Если бы только я не смотрел себе под ноги, опустив гриву, может быть и был бы шанс резко развернуться и скрыться за углом. Так или иначе, о побеге уже не могло быть и речи. Может позорно рвануть сейчас обратно к спасительному Казематову с криком «Убивают!», но мне сразу стало стыдно от этой мысли.
— Ты чо здесь, гадёныш? Стучишь уже?
По его тону я сразу понял все. На самом деле он хотел сказать «Блииин, вот это жопа, братан, куда же мы с тобой попали, а?»
И этот тон сразу вернул мне спокойствие.
— Да вот, дал подписку стучать и купон получил. Там всем дают. Ага. Тебе тоже выпишут. И чего бы им тут на месте наликом этот купон не развести, я ща на автобус половину суммы истрачу пока доеду.
— Купон? Покажь!
Я благоговенно продемонстрировал полиграфическое воплощение щедрости великого юртбаши.
— Тыща сумов? Да они обдолбались.
Он, видимо, поймал себя на мысли, что первый раз в жизни мы не обмениваемся словесными тумаками, а довольно дружески беседуем, и сразу нахмурился.
— Что маловато тебе хозяева выделили, а? Я развёл руками — чего уж там, не густо.
— А где кабинет Ходиматова, не по курсам?
— Казематова? Да вон — под черепаху дверь разделана. Там. Тебя чо, дождаться, что ли, внизу?
— А есть темы? Так с тобой, козлом, разве же отмутишь чего серьёзного?
— А вот, между прочим, со мной как раз и…
— Вали! Увидимся ещё.
Мне показалось, что расставались мы если не друзьями, то уж точно близкими товарищами по несчастью.
* * *В «центре реабилитации», расположенном в здании бывшей стоматологической поликлиники Менахема Йоффе, добрая маленькая кореянка сразу же дала мне целую тысячу сумов, и почему-то спросила, не собираюсь ли я в ближайшее время жениться.
На шее у кореянки была толстая рыжая цепочка с хищным лобстером. Алик-нарколыга на этапе делился, как работают эти излишества туалета.
Ты идёшь ей навстречу в развал, а подельник бежит на терпилу сзади. Пробегая мимо, больно толкает её под лопатку. Цепь надо рвать в этот самый момент. Пока жертва воздух от возмущения набирает. Рраз — быстро и не больно, как хороший стоматолог — без раскачки.
Я оторвал неприлично задумчивый взгляд от корейских сисек с лобстером.
Сказать честно — ещё как собираюсь жениться. Прямо сегодня, думаю, и подженюсь. Потому что пока ехал в «сороковом» в этот раздолбанный центр реабилитации, вокруг были самые красивые на всем свете девушки, и мне хотелось только одного. Унизительная зависимость. У меня ничего нет, столько забот и проблем, а волнует только одно. Секс. Секс это наверное и есть самое главное. Паспорта, прописки, военкоматы — шелуха это все, ребята.
* * *Я обменял купонь на сверхмягкую, как туалетная бумага узбекскую валюту и двинул к Леди Ди.
Надеяться, что в личной жизни Ди ничего не изменилось, было бы, по меньшей мере, наивно. За два года в Зангиоте я не получил от неё ни строчки. Просто некуда больше было пойти. Сладкая тётка моя вернулась домой в Девять Пёзд, а слушать вздохи матери о моей погубленной жизни быстро надоело.
На большую часть «денги на первое время» я купил в будке две банки популярного тогда у подростков коктейля — в алюминиевой банке АЛКО. Пока торгаш карабкался по полкам к указанной банке, я резко выдохнул и быстро сунул запазуху два банана и сникерс.
Это для Ди. Вместо цветов.
Жёсткий лимонад с отвычки сразу шибанул мне по мозгам. Поэтому, проходя в переулке между Чайкой и торговым центром, — я, убедившись, что вокруг нет ментов, поднял голову вверх и заорал: «Швобода!!!»
* * *Леди Ди снова, как ни в чем не бывало, открыла мне дверь. На мою удачу, она решила посвятить себя ребёнку, и тёплое местечко в её румынской кровати оказалось незанятым.
Я сразу же решил на ней жениться.
— Ты, Шурка, это, завтра давай, перевези ко мне все свои вещи, ладно?
— Какие вещи? У меня вещей вон — усы да хвост. У тебя побриться-то есть чем?
— А ничего, что у меня станок розового цвета? Он совсем новый!
После того как бреешься в секторе холодной водой и тупым лезвием, мало волнует что пенка для бритья пахнет вишней, а станок вызывающе женский. У бритв нет половой принадлежности.
С трудом дождавшись, когда её юркая дочурка уснёт, мы разделись донага, и долго, долго стояли, крепко прижавшись друг к другу. Это был самый волшебный момент за последние лет семь. Я идиот. Нужно было набраться терпения и простоять так вот, не двигаясь, всю оставшуюся жизнь. Но я начал возиться и сразу все испортил.
* * *Когда, наконец, перед самым утром я оставил Ди в покое, и мы просто лежали на её огромной удобной кровати, я впервые испытал сильнейшее желание обо всем рассказать. С первого дня и до последнего.
— Знаешь, Ди. Знаешь, я ведь сидел не совсем так… Ну… как бы это сказать… Не совсем так, как принято в приличных домах.
— А разве в приличных домах принято сидеть?
Ди рассыпалась горстью серебряных монет, и тут же уснула.
* * *Афганский альбом. Авиабаза К2 «Ханабад».
В 1979 году на базе ВВС СССР «Ханабад», недалеко от узбекского города Карши стали базироваться советские бомбардировщики Ту 16 перемещённые сюда 184-м гвардейским тяжелобомбардировочный авиаполком в Прилуках.
С первых дней афганской войны база «Ханабад» была задействована во всех крупных операциях ОКСВА — ограниченного контингента советских войск в Афганистане.
На момент распада СССР в Ханабаде находилось 18 боевых самолётов.
В день, когда на ханабадский аэродром ступили ботинки первых подразделений американской десятой горно-стрелковой дивизии — огромная территория базы служила для откорма личных бараньих отар, принадлежащих новоиспечённому командованию каршинских военно-воздушных сил.
Дорогущая инфраструктура приходила в упадок. Обсыпались перекрытия подземных ангаров, трескался бетон ВПП, в запущенном состоянии находилось радиолокационное и светотехническое оборудование, дальние стоянки были просто разобраны на гаражи.
Настоящим экологическим бедствием стал подземный склад ГСМ — горючка и смазочные материалы нашли дорогу в грунтовые воды. Это было крупномасштабное экологическое бедствие. Стоило только копнуть на метр-другой вглубь ханабадской землицы — и с дуру можно было решить, будто под аэродромом находится нефтяное месторождение.
