Динамический хаос - Татьяна Зимина
Но всякий раз, возвращаясь из лаборатории отца, Мирон чувствовал на себе его взгляд.
— Ты был номеро уно, — сказал Платон. — Для отца ты являлся центром Универсума.
— Но ты ведь их тоже видел, — упрямо сказал Мирон. Голос был хриплым, воздух с трудом проходил через связки. — Помнишь? Барабашки.
— Я тебе смертельно завидовал. Ты всегда был особенным, — голос Платона упал почти до шепота. — Тонким, восприимчивым. Отец даже не раздумывал, кого из нас выбрать. Ты был так на него похож… Конечно, когда мать настояла, чтобы ты принимал лекарства, всё прекратилось. Отец был ПРОСТО РАЗДАВЛЕН. Конечно, он занимался и другими вещами, но… то, чем вы с ним занимались в лаборатории…
— Ты поэтому решил продолжить его работу? Верно? Ты нашел дневники.
Мирон отошел от каталки. Тело уже начало остывать — и при этом оно подёргивалось, издавало звуки… Отвратительное ощущение.
Он вышел из палатки, плотно задёрнул полотнища и вновь уселся на ящик для инструментов.
Призрак за это время не сдвинулся ни на сантиметр.
— Почему ты мне не рассказал? — спросил Мирон. — Если эти записи касались меня…
— Тебе было плевать на исследования отца. О призраках ты забыл, увлёкся играми — я не хотел тебе мешать.
Ну да. Конечно, — подумал Мирон. — Если ты завидовал мне в детстве, дорогой братец, то уж конечно не захотел делиться ни граммом славы, которая ожидала тебя, как наследника…
— Ты мечтал тоже увидеть Призраков, — сказал он вслух, глядя на оплывшую фигуру в углу. — Поэтому ты и переместил свой разум в киберпространство. Ты жаждал превзойти меня. Хотел ПЕРВЫМ вступить в контакт с иным разумом. Стать тем, кто расскажет о них миру. И как? Получилось? Ты можешь с ними общаться? Знаешь, что они делают в Плюсе, откуда взялись и чем живут?
— Нет.
Лицо Платона на экране вновь исказилось. Казалось, по нему текут слёзы.
Этого не может быть, — подумал Мирон. — У него теперь нет слёзных желез. Нет кишечного тракта… Господи, да ему даже в морду дать некуда! Он теперь тоже Призрак…
— Они не стали с тобой общаться, — сказал Мирон вслух. — Они пытались тебя уничтожить — тогда, в пирамиде Токио. Но контактировать не захотели.
— И я знаю, почему, — сказал Платон.
— Знаешь?
— Я понял, что они зло. Поэтому они хотят уничтожить меня.
Мирон молча смотрел на Призрака. Тот не подавал признаков жизни: не мерцал, не клубился. Если не смотреть на него прямо, можно было подумать, что это просто тень от шкафа.
— Зло? — наконец спросил он. — Ты думаешь, наш отец был настолько беспринципным человеком, что стал бы подвергать опасности сынишку, давая тому общаться со злом?
— Ты не понимаешь, — пространство за головой брата взорвалось оранжевыми искрами. — Кибердемонов миллионы. Они заполнили весь Плюс, всю Нирвану, и бог знает, что ещё.
— То есть, заполняют жизненное пространство, которое ты уже привык считать своим.
Он поднялся, не в силах больше сидеть, и начал прохаживаться по комнате. Снаружи не доносилось ни звука.
— Ты сбежал из мира людей. Ты думал, что будешь существовать в стерильном, принадлежащем тебе одному пространстве. Но — сюрприз-сюрприз! Оказалось, там уже кто-то живёт. Киты и Левиафаны — так называют их хакеры. Слышишь, Платон? Не я один общаюсь с Призраками. Они являют себя многим: шепотом в проводах, строчками кода на экранах мониторов, снами в Нирване…
— Они заняли весь Плюс, — перебил Платон. Голос его поднялся до потолка, заполнил собой всё пространство. — Они проникли в Нирвану — и питаются ужасом спящих. Они шепчут в проводах — и доводят людей до безумия, а затем смакуют его, как гурманы дорогое вино… Они падают строчками кода — а потом наслаждаются тем, что люди делают по их указке. Они манипулируют нами, братец. Они заставляют нас делать то, что нужно им — вот почему они зло.
Ты делаешь то же самое, брат мой, — хотел сказать Мирон. Но не сказал.
— А знаешь, какая самая главная, ошеломляющая новость, брат? — спросил Платон. — Я подозреваю, что Призраки были всегда.
— Что ты имеешь в виду?
— То самое, брат, то самое… Мы — не первый разумный вид на нашей старушке Земле.
— У тебя есть какие-то доказательства?
— У меня есть дедуктивные выкладки, — поморщился Платон на экране. — И вот что самое паршивое, брат: я бы и сам хотел, чтобы они оказались неверны. Но подумай сам: откуда взялась религия? Некто, кто наблюдает за нами СВЕРХУ! Концепция незримого, но всемогущего существа, которое НАБЛЮДАЕТ за тобой денно и нощно. И ПОСТОЯННО взвешивает твои поступки… Киберпространство — просто удобная для них среда, — продолжил Платон. — С тех пор, как появился Интернет, демонам стало ГОРАЗДО УДОБНЕЕ управлять человечеством. Но они делали это всегда. Во всяком случае, моя гипотеза ничем не хуже любой другой.
— Это правда?
Теперь Мирон смотрел только на Призрака. Его фигура была неподвижной — просто сгусток тьмы на фоне теней. Но каким-то образом Мирон понял, что Призрак кивнул.
— С кем ты разговариваешь? — забеспокоился Платон.
Под потолком, в углах комнаты, в нишах шкафов, ожили камеры. Вращаясь на шарнирах, они ощупывали пространство, но Призрака, похоже, не видели.
— Он рядом с тобой? — нервно продолжил брат. — Мирон, не слушай его. Они опасны, поверь мне. Уходи отсюда. Сейчас я открою дверь…
И в этот момент сигнал пропал. Пространство экрана пошло белым шумом, динамики зашипели… а потом экран отключился.
— Это ты сделал? — спросил Мирон Призрака. — Зачем?
Он чувствовал, как волнами накатывает усталость. В апогее каждой волны его начинало тошнить, голова наливалась тяжелой мутью. Но он сделал несколько вздохов, тошнота отступала, голове становилось легче и на краткий миг Мирон ощущал нечто, похожее на прилив бодрости.
Затем всё начиналось сначала.
— У вас есть механизм, — сказал Призрак, выходя на середину комнаты. — Сначала говорит обвинитель. Потом — защитник.
— Это называется суд, — кивнул Мирон. А затем криво улыбнулся. — Ты, значит, защитник. А я, стало быть, судья.
— Ты тот, кто обязан выслушать всех. А потом принять решение.
— Всех? — Мирон нервно покрутил головой. Воздух в комнате становился всё более спёртым. — А будет и ещё кто-то?
— Я — это все.
Мирон поморщился. Привычка Призрака говорить загадками изрядно доставала и раньше. Но сейчас он очень устал. И просто боялся, что поймёт что-нибудь не так, а кто-нибудь из-за этого пострадает.
— Давай определимся с терминами, — только сказав эти слова он понял, что произнёс любимую присказку отца. — Ты хочешь сказать, что в разговоре со мной являешься представителем всей своей… расы. Так? Или «все мы» — это буквально, то есть, ты — это коллективное сознание всех Призраков.
— Я — это всё вместе. Я представитель и я коллектив.
— Ёб твою, — шепотом ругнулся Мирон. А затем поднял взгляд на тёмную оплывшую фигуру. — Слушай, а ты можешь не мельтешить? Ну не знаю… Стать как-то попроще. А то голова раскалывается.
— Так сойдёт?
— Ёпст! — Мирон так и подскочил.
Перед ним стоял отец. Высокий рост, чёрные волосы, серый лабораторный халат… Затем, приглядевшись, он понял, что это, скорее, собирательный образ всех его воспоминаний об отце. Вплоть до набора цветных маркеров в нагрудном кармане. Волосы были сплошной чёрной массой, халат не имел складок, а лицо отца было неподвижным и гладким, как на фотографии.
— Ты выдёргиваешь образы из моего разума, — сказал он, немного придя в себя. — Пользуешься картинками из долговременной памяти.
— Тебе не нравится?
— Да нет. Можешь оставить. Мне всё равно.
— «Да — нет», — сказал Призрак губами его отца. — Такое человеческое выражение… Согласие и отказ в одной словоформе. Это никогда не наскучит.
— Так значит, всё, что говорил Платон — правда? Вы питаетесь… нами.
— Мыслеформы — это то, что выходя из ваших голов, вам больше не принадлежит, — ответил Призрак. Он стоял неподвижно, как кукла. И этой неподвижностью совсем не напоминал отца… Тот был живчиком, — вспомнил Мирон слово, которое использовала мать. — Никогда не мог посидеть спокойно. Даже перед телевизором. Руки его продолжали действовать: рисовать, делать оригами, скручивать полоски бумаги для разных смешных фигурок, которыми он развлекал детей…
— А как насчёт войн? — спросил Мирон. — Вы их… провоцировали? Забирались в головы людей и нашептывали коварные планы?
— Всё происходит совершенно не так, — сказал
