Иван Логинов - Призванный. Возможно, баллада.
Выходим и впрягаемся в требуховое корыто.
Ложимся на курс.
Полный вперед!
Закладываем виражи меж шалашей, поминая вслух галсы, гюйсы и фалы, чтоб не лез кто ни попадя под форштевень.
Спугиваем стайку визгливых девок в шароварах и монистах.
Выгребаем в открытые воды. Пора паруса поднимать, да мачтой впопыхах забыли обзавестись. Можно, правда, воткнуть в днище дротик и набросить куртку, но тормозить неохота, да и с ветром все равно полный штиль.
Возле распахнутых воротец прохода маячит Гугня. Дождавшись, когда груженая каравелла минует створ, произносит напутственную речь:
– Не забудьте пустую лохань забрать.
И остается в фарватере. Следить, очевидно, чтобы мы сами жертвоприношения по дороге не сожрали. Черт, а мы уж было настроились, ненароком споткнувшись, вывалить за борт хотя бы половину. Придется идти с полным трюмом до пункта назначения.
Забираем мористее.
За кормой, на фоне дрекольных береговых укреплений, виднеется мельчающий силуэт соглядатая от ритуала, на обоих траверсах все спокойно, прямо по курсу встает, постепенно вырастая в размерах, фигура давно не кормленого Духа Зверя. Надо б наддать, а то учует и в нетерпении навстречу ринется. Затопчет ведь, туша неповоротливая.
С разгону причаливаем, сдвигаем ногой пустое корыто и опускаем на его место полное.
Дух Зверя воротит от приношения рыло.
Что, воняет не так сильно, как положено?
Вот же скотина кочевряжливая!
Брайан обходит бесформенную фигуру колосса и в сердцах пинает его в бок.
Содрогнувшись всем телом, Зверь с треском оседает на землю, являя на свет из-под шкурных лохмотьев жердяные кости развалившегося скелета.
Похоже, испустил дух.
– Ууу! – протяжно взвывает за спиной дурачина.
Действительно, как же теперь без идолища? Конец света, не меньше.
В головной части что-то тускло поблескивает.
Наклоняемся.
Из обломка жерди торчит каленая игла с оборкой пластикового оперения.
Вытаскиваем и поднимаем. Легкая вибрация вокруг правого запястья, заставляет бросить взгляд на экран кумулятивно-кинетического браслета.
На нем высвечен контур пройденной нами Ящерной пади с мелкой россыпью раздраженно-оранжевых точек на склонах и двумя зелеными тругольничками в самом конце, один из которых дополнен белым штришком.
Перекладываем миниатюрный дротик в левую руку, вытягиваем и описываем широкий полукруг. Яркий штрих на экране повторяет движение.
Похоже, проблем с его поиском у нас не будет.
Вставляем вороненую иглу в пустой газырь на левой стороне груди, рядом с двумя предыдущими.
Заливаются колокольчики навигатора, оповещающего о внесении изменений в наши файлы.
ЛИЧНОСТЬ
ЗДОРОВЬЕ:
105 хитов
СУДЬБА
ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ:
устремленность +++
Да, Брайан, упертость твоя достигла трех крестов. Пробивнее только окованное на торце таранное бревно. Но тому, правда, в комплект необходим специальный приводящий механизм вместе со штатом обслуги.
Ладно, погордились, и будет. Пора двигать дальше.
Оглядываемся на собрата, с нами?
Тот в сомнении качает головой.
Показываем на пальцах: он да мы, с молодецкого плеча, остальное побоку, один на всех, битый за небитого и самого черта в плен не брать.
Кажется, пантомима производит впечатление. Дурачина страгивается с места и, опасливо переступая останки Зверя, следует за нами по узкому проходу, выводящему на окаймленное плато, похожее на чашу, наклоненную краем на запад.
Ощущение места тут совершенно другое.
Пусто, заброшенно, открыто.
Воздух заметно свежее, хотя ветра, вроде, нет.
Посреди плоской котловины лежит одинокий камень.
Не то чтобы совсем гладкий, но окатанный и сплюснутый ледниковым периодом в достаточной степени для того, чтобы удобно было присесть.
Приближаемся, продолжая держать взглядом окружающее пространство.
Да, именно здесь он и устроил сторожевой пост, сначала поднимаясь к нему лишь периодически, а в последнюю неделю, когда напряжение достигло предельного уровня, уже и не отлучаясь.
Сидел, положив нож на колени и не сводя глаз вон с той выемки. Терпеливо ждал, когда Зверь, Дух коего затем, как сумели, соорудили выродившиеся потомки, покажется со стороны западной гряды.
Тот шел почти на бреющем, набирая высоту очень тяжело, проваливаясь в ямы, рыская заодно и по курсу. Что-то с ним было не в порядке. В отличие от другого, до поры таившего свое присутствие, умело скрываясь в поле первого, а теперь сразу же мощно рванувшего на север.
Место для заставы было выбрано со знанием дела. Перевалив низкий западный гребень, крутой восточный Зверь заведомо не одолевал.
Чтобы не врезаться во встающие скалы, пришлось резко сбрасывать скорость, в последний момент вписываясь в створ узкого ущелья, в верховьях которого, наконец, удалось, плюхнувшись на землю, кое-как затормозить и оборотиться к преследующему по пятам противнику…
Сюда же он вернулся и после битвы.
Опустившись на вековой камень, просидел в опустошении три дня, и это оставило в окружении более ощутимый отпечаток, чем предыдущее долгое ожидание.
Мир изменился, утратив изначальный смысл.
Кто с кем борется?
Серебряный кинжал на него никак не действует, недреманное око не наливается предупреждающим светом, значит, это не есть абсолютное Зло.
Но если оно не абсолютно, то почему даже сильнее?
Волны, исходящие от того, который движется по окоему вправо, не затухают, а наоборот, накатывают все мощнее.
Похоже, мы перестали чувствовать длинные линии. Видимо, возникла еще более протяженная, чем способны воспринять наблюдающие старцы. И в самом ли деле, в таком случае, мы от абсолютного Добра?
В чем теперь черпать уверенность?
Эпицентр деформации стремительно удаляется на север. По пути его, понятно, уже не перехватишь. Предстоит долгая дорога к месту новой стоянки.
Но с каким арсеналом? Специально предназначенный нож всего один, передается из поколения в поколение, другого такого попросту нет.
Выходит, тоже обрыв традиции.
Пред мысленным взором постепенно всплывает некое лоскутное устройство, с едва зарубцевавшимися швами, торчащими охвостьями узлов и разномастными заплатами, прикрывающими прорехи, уже не поддающиеся никакой штопке.
Как ни крути, на этом посту теперь нужен другой, которого наспех перелицованное мироздание не ввергает в бессильную тоску, не кажется безвозвратным развалом.
Пора готовить преемника.
Иначе не освободиться.
Поскольку обязанности нельзя бросить, можно лишь переложить.
Пока еще не поздно…
Но последователь должен прийти сам.
Только когда созрел ученик, наступает время учителя.
Остается ждать.
Сколько хватит жизненных сил, в этом мире, а потом и в ином.
По-другому все равно не отпустят.
Те, на ком долг, люди подневольные.
Но сколь ни печально, роль учителя в этом деле невелика, разве что произнести напутственное слово, да в узловых местах расставить указующие знаки.
Дойти все равно можно только самому.
Уж таково добровольно принимаемое на себя служение, не заканчивающееся даже с жизнью, предполагающее неослабную бдительность, постоянную готовность и полное одиночество. И – необратимость стези, начиная уже с испытательного этапа…
Взялся за гуж, полезай в кузов.
Это мы добавляем от себя, возвращаясь из трехсотлетней глубины.
Впрочем, по местным мерками прошло не более века.
Когда мы садились на камень, солнце касалось западной гряды, сейчас же еще не выбралось из-за крутой восточной.
Сколько мы отсутствовали?
Опыт подсказывает, что не одну ночь.
Сверяемся по экрану навигатора.
Ровно десять дней.
Все правильно, семь плюс три.
Дурачина уже умаялся сторожить нашу спину.
Но судя по кучкам снеди на камне, похожей на вареную брюкву, занимался он этим не безотрывно, несколько раз наведываясь в стойбище за положенным обедом.
Ладно, ну а куда засунуто предназначенное нам напутственное слово?
Да где ж ему быть, кроме как под валуном?
Наклоняемся и шарим у подножия.
Так и есть, из выемки, присыпанной мелкой галькой, извлекаем на свет стеклянную баночку, горлышко которой плотно заткнуто выструганной деревянной пробкой и залито поверху расплавленным воском.
Внутри болтается нечто продолговатое, обернутое то ли папирусом, то ли берестой.
Учитывая местные реалии, вероятнее последнее.
Выковыриваем затычку и вытряхиваем содержимое.
