Скотт Вестерфельд - Левиафан
Алек сглотнул, не сводя глаз с шевелящейся поверхности «Левиафана». Возясь с двигателями, он как-то забыл, что их корабль — живое существо. Теперь он сам плыл по воздуху туда, куда его направляли. Похоже на верховую езду: пришпориваешь лошадь, выбираешь дорогу, но куда ставить копыта, она решает сама.
Хоффман коснулся его плеча.
— Попрощайтесь с домом, юный господин.
Алек посмотрел вниз. Они как раз пролетали над замком. Запасы провизии на десять лет, а принц провел там всего две ночи…
Но как же он близко! Казалось, стен можно коснуться рукой. Алек высунулся чуть дальше и увидел, что обрезанные причальные канаты скользят по снегу. А впереди — фрегат и разведчики!
— Мы не поднимаемся! — заорал он.
— Похоже на перевес, — крикнул в ответ Херст. — Где-то лежит примерно с полтонны груза. Неужели ученые ошиблись в расчетах? Вы уверены, что ваши двигатели весят именно столько, сколько вы сообщили?
— Абсолютно. Мастер Клопп знает точный вес каждой детали штурмовика.
— Но что-то определенно не дает нам взлететь!
Впереди снова сверкнули брызги — «Левиафан» сливал остатки балласта. Сзади просвистело в воздухе что-то массивное.
— Господи помилуй, — побледнел Херст. — Это же стул!
— Что происходит?
Главный инженер проводил глазами еще один падающий стул.
— Балластная тревога. «Все лишнее — за борт!» Он посмотрел вперед и добавил:
— А вот и причина.
Алек всмотрелся в дымку на горизонте. Белое облако быстро ползло навстречу. Уже можно было рассмотреть мелькающие металлические сочленения паучьих ног. В туче разлетающегося снега на них надвигался «Геркулес». Если «Левиафан» не взлетит, то скоро его гондола врежется прямо в верхнюю палубу фрегата.
Первым, инстинктивным движением Алека было рвануть рычаги на себя. Но сигнальное пятно оставалось красным. Потерять скорость — значит потерять высоту. Попробовать развернуться — потерять время и подставиться под огонь подлетающих цеппелинов.
Вдруг Хоффман схватил Алека за руку и шепнул ему прямо в ухо:
— Возможно, в перевесе виновен вильдграф.
— Что вы имеете в виду? — насторожился Алек. После вчерашней ссоры он ни разу не видел Фольгера. Тот скрепя сердце принял его план, но даже не попытался помочь с двигателями. Весь день он провел, перетаскивая с шагохода личные вещи, запчасти, беспроводную рацию…
— Мы носили вещи в вашу новую каюту, сэр, — продолжал Хоффман. — Дважды он приказал мне завернуть в одежду золотые слитки. А они тяжеленькие!
Алек в ужасе закрыл глаза. О чем только думал Фольгер?!
Каждый брусок золота весит двадцать килограммов. Десяток спрятанных брусков — все равно что трое безбилетников на борту!
— Берите управление! — крикнул он Хоффману.
ГЛАВА 38
Крепко цепляясь за натянутые, как струна, ванты, Алек полез вниз.
— Что случилось? Куда вы? — удивленно спросил главный инженер.
Алек не ответил, хоть это и было невежливо. Он не мог отвести глаз от проплывающей под ним земли. Как только Дилан ухитряется так ловко и быстро лазать по этим веревкам? Кожаные ремни безопасности, которыми пользовались дарвинисты, выглядели хлипкими и ненадежными. Может, они изготовлены из кожи фабрикатов, но от этого к ним еще меньше доверия.
Со всех сторон, словно море травы, колыхались реснички, гудящие на ветру ванты вели прямо к люку между двумя ребрами, на которые опирались крепления двигателя. Алек скользнул в люк и оказался внутри живого корабля.
После жгучего холода приятно было оказаться в тепле — пусть даже под кожей воздушного зверя. Алек на ощупь лез вниз по межреберным связкам, вдыхая воздух со странным, горьковато-терпким запахом, и мысленно представлял, что спускается по обычной лестнице.
Как же он раньше не догадался, что именно Фольгер протащил на борт «Левиафана»?! Этот человек всегда строил планы, просчитывал ситуацию на несколько шагов вперед. В конце концов, граф готовился к этой войне пятнадцать лет. Едва ли он легко согласится бросить четверть тонны золота!
Лестница закончилась. Алек открыл нижний люк, перебрался в главную гондолу и застыл, задумчиво глядя по сторонам.
Где тут каюта Фольгера? Алек всю ночь трудился над двигателями и в свою даже не заглянул. Мимо то и дело пробегали члены экипажа с предметами мебели в руках, выбрасывая все лишнее за борт, и еще сильнее сбивали с толку.
Но тут Алек опустил взгляд и заметил легкий крен палубы. Конечно! Каюты, которые выделили его людям, находились слева, в носовой части корабля.
Алек бросился бежать. Вскоре он добрался до знакомого коридора и распахнул дверь каюты Фольгера. Там не было ничего, кроме кровати, шкафа и беспроводной рации штурмовика, стоящей на полу.
Конечно, граф не бросил бы золото на видном месте. Алек выдвинул все ящики шкафа, но не обнаружил ничего, кроме одежды и фамильного оружия, прихваченного из замка.
Упав на пол, он заглянул под кровать и увидел ящик для хранения карт. Вытянуть его наружу не получилось — тот был тяжел, словно набитый камнями. Алек ухватился обеими руками, уперся ногами, но не сдвинул ящик и на палец. Потом он сообразил, что кровать гораздо легче, и оттащил ее в сторону. Замки ящика оказались закрытыми — видно, придется выбрасывать его в окно целиком. Распахнув иллюминатор, мальчик попытался поднять ящик, но тот оторвался от пола едва ли на сантиметр.
— Черт тебя возьми! — заорал Алек в сердцах, дергая замки.
— Что-то потеряли, ваше высочество?
Алек вскинул голову. В дверях каюты стоял граф Фольгер, держа в руках поблескивающий ключ.
— Дайте его мне, иначе мы все умрем!
— Весьма вероятно. Как вы думаете, зачем я здесь? Фольгер запер дверь и подошел к принцу.
— Страшное дело — спускаться в гондолу с машинной палубы!
— Зачем?!
Фольгер опустился на колени рядом с принцем.
— Клоппу требовался переводчик.
— Нет! — Алек ткнул пальцем в ящик. — Зачем вы принесли их сюда?!
— Зачем я перенес на борт ваше состояние? Мне кажется, это не требует объяснений.
Замки щелкнули, открываясь. Граф откинул кожаную крышку.
Внутри тускло сияли аккуратные золотые бруски. Десятки брусков, более трехсот килограммов золота. Фольгер взял верхний слиток и, что-то ворча себе под нос, выкинул его в окно. Алек высунулся наружу, проследив взглядом, как он, блеснув в солнечном свете, зарылся в снег.
— Прощайте, семьдесят тысяч крон, — вздохнул Фольгер.
Алек молча достал из ящика еще один. Он был так тяжел, что едва получалось удержать двумя руками.
— Вы едва не погубили нас всех! Граф, вы сошли с ума?
— Сошел с ума?! — буркнул Фольгер, вытаскивая третий золотой брусок. — Почему? Потому что попытался спасти хотя бы часть вашего наследства, которое вы с такой легкостью мечете за борт?
— Граф, это же воздушный корабль! Здесь имеет значение каждый лишний грамм! — Алек отправил в окно четвертый брусок. — А вы пронесли на борт столько металла и никого не предупредили!
— Я не думал, что для дарвинистов это настолько критично, — снова проворчал граф. — Зато представьте, что бы вы сказали, если бы я оказался прав?
Алек застонал. Работая вместе с командой «Левиафана», он сам не заметил, как проникся их болезненным отношением к перевесу. Но Фольгер все еще мыслил категориями бронемашин и тяжелых шагоходов, где счет шел не на граммы, а на тонны.
Один за другим слитки летели за борт. Вскоре их осталось всего шесть.
— Что ж, давайте покончим с этим, — сказал граф. — Выкидывайте их смелее! Как шагоход, как замок с десятилетним запасом провизии.
— Так вот вы о чем! Считаете, что вся ваша долгая работа по моей милости пошла прахом? Разве вы не понимаете, что взамен мы приобрели нечто более важное?
— Что может быть важнее ваших прав на австрийское наследство?!
— Союзники.
Алек вышвырнул наружу еще пару брусков и наконец почувствовал, что палуба под ним начинает выравниваться. Кажется, у них получалось.
* * *— Союзники? — Граф фыркнул. — Значит, ваши новые друзья стоят выброшенного отцовского наследства?
— Дело ведь не только в них, — спокойно сказал Алек. — С самого рождения вы с моим отцом готовили меня к этой войне. Спасибо вам — теперь я подготовлен и могу от нее не прятаться. Давайте, граф, осталось всего четыре штуки. Может, выкинем их вместе с ящиком?
— Тяжеловато. — Фольгер покачал головой. — Ваш отец был романтиком, идеалистом, и это стоило ему жизни. Я всегда надеялся, что вы унаследуете хоть немного матушкиного прагматизма.
Алек заглянул в ящик. Всего четыре слитка. Интересно, что бы сказал Дилан, увидев такую кучу золота? Может, в чем-то Фольгер прав?
— Ладно, — сказал принц, — один мы оставим. Граф улыбнулся, вытащил один из золотых брусков и спрятал его под кровать.
