Инженер. Часть 1. Набросок - Евгений Южин
– Залезай!
Я улегся в ящик, предчувствуя, что тот собирается сделать. Ящик пах свежим деревом, со дна его был виден беленый потолок сарая, освещенный только светом из открытых ворот. Слышно было, как мужик возится с чем-то, что-то ворочает, двигает досками. Наконец надо мной появилось его лицо.
– Замри. Голову – ровно, – сказал он. И тут же протянул руку и положил мне на лоб белесый камушек. Я вздрогнул от узнавания – камень был удивительно похож на тот, который я потерял в неизвестном озере в пустых землях. Неназвавшийся мужик какое-то время внимательно следил за мной, затем убрал камень с моей головы и исчез. Я попытался привстать, но не смог. Все тело, включая глаза, мне не подчинялось. Я только слышал возню в сарае и чувствовал, как начинаю отключаться. В последнюю минуту перед тем, как темнота поглотила меня, я увидел, как сверху на ящик опустилась крышка, и затем в голове у меня застучал волшебный молот, заколачивая последние мысли.
30
Подставка была сделана из тяжелого круглого камня, похожего на полированный гранит. Привычный свет пасмурного дня отражался от граней камня, искушая желанием стереть пыль, покрывавшую ее поверхность.
От подставки возносился вверх полуметровый стержень потемневшей бронзы, на конце которого располагалась площадка для установки кристалла. Последний предварительно монтировался в медной оправке, позволявшей оперировать с ним и располагать его под любыми углами без опасения повредить. Это было важно, так как работать приходилось в основном с кристаллами разнообразных солей, названия многих из которых я даже не знал. Стержень вращался вокруг своей оси посредством ременного привода от нескольких шкивов, связанных с маятниковым механизмом, помогавшим задавать скорость вращения кристалла. Этот механизм был намертво прикручен к углу стола, а сменные маятники и гири, которые приводили его в действие, свисали оттуда до пола. На стержне ниже шкива привода на толстой трубе были закреплены две колченогих руки, на концах которых монтировались линзы и то, что я называл чебурашками. Все это сооружение было окружено кубом большой, во весь стол рамы из черного, твердого как металл дерева, покрытого насечками для измерений. Три нити, натянутые на противоположные стороны рамы, давали возможность точно измерять положение линз и чебурашек в пространстве. Массивный квадратный стол, на котором покоилось все это сооружение, стоял посреди большой комнаты, в широких оконных проемах которой не было остекления. Скользящие деревянные ставни открывали и закрывали окна тогда и там, когда и где это было нужно. Высоченный потолок уходил в темноту у конька крыши балками, которые продолжались за пределами помещения, создавая вокруг него широкую галерею, окруженную простенькими перилами.
Рядом с установкой на доске, напоминающей кульман, висел чертеж схемы интерференции очередного кристалла. Такие же картинки, напоминающие рисунки художников-абстракционистов, украшали единственную глухую стену комнаты. У кульмана стоял я – в длинном балахоне, который я выпросил у Курта, так как постоянная возня с клеями и смолами изрядно пачкала одежду. Балахон, впрочем, не спасал от этого мои длинные волосы, а главное, бороду, которые из-за этого торчали космами во все стороны. Жизнь в уединении освободила меня от обязанности заботиться о внешнем виде, и я с удовольствием пустился во все тяжкие.
Прошло три месяца, как меня доставили сюда, к подножию холмов Облачного края. Пребывание в ящике еще никому не шло на пользу. После пробуждения мне пришлось восстанавливаться почти семь дней.
Вместе с путешествием в качестве инструмента для горных рабочих это заняло почти две недели без еды и воды, почти без дыхания и сердцебиения. Однако борода и не думала подчиняться местной медицинской магии, и по прошествии этого времени я уже мог бы быть экспонатом в бродячем цирке уродцев. Когда же выяснилось, что мне предстоит быть затворником и жить одному в офисе каменоломни, то мои требования по части гигиены сильно изменились.
Курт был моим хранителем и связью с внешним миром. Считалось, что медная руда, которую здесь много лет добывали, иссякла и шахта заброшена. Но это было не так. По неизвестным мне причинам семья Ур – владельцы рудника – не бросили, а законсервировали его много лет назад. Недалеко, вниз по течению крохотной речушки, располагалась вполне себе действующая шахта. Курт числился смотрителем и почти безвылазно жил здесь. У него была небольшая плоскодонка, снабженная магическим движителем, и он периодически спускался вниз, чтобы пополнить запасы. Однако на самом деле у него была еще одна функция – на якобы заброшенном руднике располагалась гостиница для важных особ, которым по каким-то причинам следовало на время исчезнуть из цивилизованных мест.
Самое интересное – что я толком не представлял, где все это находится, хотя от меня ничего не скрывали. Понимал, что это какой-то очень мелкий приток чего-то, что ниже впадало в еще что-то, что впадало в Орнеж. Мы находились в узкой долине на краю Облачного края, обрывистые скалистые склоны которой препятствовали любому проникновению наверх. Местность вокруг плотно заросла знакомым мне лесом из деревьев-шишек, и единственной дорогой была мелкая речка, пробраться по которой могла только плоскодонка Курта. Через одно из распахнутых окон я мог любоваться скалистой впадиной, на дне которой располагался рудник. Бывший офис, а также мастерская, кузница, технические и подсобные помещения приютились на скале, возвышающейся над провалом. На каменном выступе скалы, торчащей, как единственный оставшийся зуб во рту беззубого старца, выстроили по обычаям этих мест четыре прямоугольных здания, которые должны были бы соединяться внутренними галереями, но из-за недостатка и неровности площадки ограничились деревянными мостиками с перилами, соединяющими угловые башни. Самая высокая из башен, двухэтажная, была в моем полном распоряжении.
Я размышлял об артефактах. Скелле, похоже, вовсе не питали безудержной ненависти к ним. Более того, артефакты по-прежнему окружали их, и они даже участвовали в их создании – достаточно было вспомнить о пеналах, движителях лодок, холодильниках, о предметах, модифицированных магией самих скелле. Похоже, что они ненавидели не артефакты, а людей, которые могли их создавать без участия и контроля магов из древнего женского ордена. Неважно, кто это был – мужчина или женщина, смерти подлежал каждый, кто мог использовать могущество таинственного источника без ведома скелле. В силу природных особенностей чаще такими людьми были мужчины, и с учетом того факта, что истинные скелле были монашками, соблюдающими обет безбрачия, это привело к гипертрофированному преследованию именно мужчин. Ведь никто не уничтожал, во всяком случае планомерно, тех же маути. От них всего лишь потребовали, и то не сразу, присяги перед орденом. До
