Виктор Точинов - Рай Сатаны
Еще один вариант – тварь, пришедшая из-за Тумана. Не самая крупная, мелочь по тамошним меркам, – но самая настырная, решившаяся-таки отправиться по следу Багирова…
Либо ни то, ни другое и ни третье, а какая-нибудь местная зверюга, о которой сержант и не слыхивал. Много их развелось после Толчка, кто на радиацию грешит, мутантов плодящую, кто на происки недобитых колдунов мутаборских… Даже в места населенные порой страховидные и хищные создания забредают, но там-то их быстро изничтожают, а здесь… Здесь любая зубастая нечисть годами благоденствовать может.
Однако кто бы сюда ни приходил на водопой, – уже ушел, и хватит ломать голову над зоологическими загадками. Удвоить осторожность и двигаться дальше. Вернется зверюга – найдется, чем ее встретить. Оружие есть, боеприпасы есть, да и сам пока не инвалид… Отобьется.
Воду Багиров набирал, не глядя на флягу – настороженно посматривал во все стороны и вторую руку держал рядом с автоматом.
4. Как становятся психами – 2
– …сто сорок восемь, сто сорок девять, сто пятьдесят… – отсчитывал я монотонно и уныло.
– Мне кажется, достаточно, – сказал профессор с бородой.
– Достаточно, достаточно… – поддержал коллегу лысый профессор.
Третий профессор, тот, что в очках, сделал мне знак рукой: хватит, мол, приседать. Я тут же прекратил выполнять упражнение.
Профессора задумчиво изучали стоявший перед ними экран. Что на нем изображалось, что за информацию выдавали датчики, налепленные на мои бедра и голени, я со своей позиции видеть не мог. Но профессора оставались довольны увиденным, судя по их одобрительным междометиям.
Вполне возможно, что были они не профессорами, по крайней мере не все. Но я мысленно произвел их в это ученое звание. Для повышения собственной самооценки. А то она слегка падает, когда стоишь по стойке смирно в костюме Адама, облепленный датчиками, словно подопытная морская свинка.
Четвертый участник консилиума – хорошо мне знакомый подполковник-мозговед – до профессора не дослужился, это я знал точно. Он, кстати, и нижними моими конечностями никак не интересовался – черкал что-то стилом по экранчику электронного блокнота да временами поглядывал на меня с непонятной ехидной улыбочкой.
– Мне кажется, коллеги, просто замечательно, – сказал бородач, затем повернулся ко мне:
– Как ваши ощущения, пациент?
Судя по ощущениям, я мог присесть еще раз этак семьсот или восемьсот, – никакой усталости, никакой боли в мышцах. Нечему болеть в этих мышцах… И уставать нечему. Честно говоря, ноги я вообще не ощущал. Никак. Лишь в верхней части бедер, там, где начиналась родная, менее загорелая кожа, чувствовался легкий зуд. А самих ног вроде бы и не было… Но опустишь взгляд – ноги как ноги, на своем законном месте. Я мог бы даже, не покривив душой, признать, что стали они красивее и стройнее, чем раньше. Мог, но не стал. Проблема состояла отнюдь не в красоте. И не в стройности.
Обо всех своих ощущениях я честно доложил профессуре и стал ждать, какое очередное задание они для меня придумают. Список тестов у них, похоже, был бесконечным. А мне все равно. Главное я уже понял. Главное и очень неприятное – бегать на этих ногах я не смогу. Никогда.
Ходить, и даже довольно быстрым шагом, – сколько угодно, хоть пустыню Гоби пересекай без привалов, ноги не заболят, не устанут. Но о карьере чемпиона-спринтера придется позабыть. И о прежней моей службе – тоже.
До сих пор – вопреки всему – я надеялся на нее вернуться. Не важно, что от капитана Дашкевича осталась по сути меньшая часть, что половина органов пересажена, что родных костей в организме меньше, чем их заменивших имплантатов из титанового сплава… Все равно надеялся. Потому, что больше ничего в жизни, если совершенно честно, не умел. Потому, что надежда умирает последней.
Оказалось, что тест с приседаниями завершал мое «выступление». Ассистент отлепил датчики и последовала долгожданная команда:
– Пациент, одевайтесь.
Оделся я быстро – и не в халат, в котором сюда прибыл, а в новенький спортивный костюм. Целую вечность не надевал штаны… Пустячок, но приятно.
Бородач обратился ко мне подчеркнуто официальным тоном:
– Поздравляю, Руслан Викторович. Курс лечения в общем и целом закончен. Понаблюдаем вас еще дней пять-шесть – и на выписку. Но никаких осложнений, мне кажется, проявиться не должно. Затем амбулаторное лечение, месячного курса реабилитации наверняка хватит. Ну а раз в год, уж извините, – к нам, на операционный стол. Элементы питания надо заменять.
Он выдержал небольшую паузу и добавил:
– Вопросы есть?
Интонация намекала, что профессора – люди занятые, и если им отвечать на вопросы каждого профана-пациента, времени на лечение остальных не останется. Так что с вопросами лучше к своему лечащему врачу обращайтесь.
Я намек проигнорировал. И приступил к вопросам:
– Как я удерживаю равновесие на этих подпорках? Если вообще их не чувствую? Я видел, как люди учатся ходить на обычных протезах – не стоят, падают, тренируются до упаду, пока первые шаги сделают. А я встал и пошел. Странно…
– Эк вы, батенька, о чуде медицинской техники отзываетесь – подпорки… – неприязненно произнес профессор-очкарик. – Ваши подпорки, между прочим, как десяток самых крутых и навороченных мобилей стоят. Каждая. На них несколько патентов и авторских свидетельств получено, две кандидатские и докторская по ним защищены… Под-пор-ки…
Последнее слово он произнес по слогам и скривив губы, словно неприличное ругательство.
Неприязнь очкарика я тоже проигнорировал. Повторил вопрос:
– Так почему я стою и не падаю?
Он надулся и отвечать не пожелал, не иначе как был одним из авторов моих «подпорок», а может, и главным автором. Просветил меня лысый профессор, коротко, не вдаваясь глубоко в технические подробности: оказывается, кроме родного вестибулярного аппарата, я теперь таскаю в себе и некий искусственный орган, нечто вроде автопилота. Он-то и помогает удерживать равновесие, подавая на искусственные мускулы корректирующие команды. Теоретически, я даже спать теперь могу на ходу, шагать и спать, – автопилот так и будет вести меня выбранным курсом. Но на практике эта теория не проверялась.
Не проверялась и ладно. Я тоже проверять не стану. Не лунатик, чтобы разгуливать спящим.
Сейчас, наверное, надо было рассыпаться в благодарности профессорам. Сказать, что по гроб жизни не забуду их героические труды по спасению моей жизни и возвращению подвижности, что родившихся детей стану называть их именами. Детей, к слову, я иметь вполне мог, и даже достаточно здоровых, по нашим временам. Этим фактом участники консилиума порадовали меня в первую очередь. И за это тоже следовало благодарить эскулапов, поскольку хотя пули-дуры и пощадили детородные органы, но семявыносящий проток пришлось восстанавливать.
Однако я, свинья неблагодарная, вместо того обидел спасителей моей потенции – уже не только очкарика, а всю троицу (мозговед не в счет, тот давно и прочно обиделся).
Вот как я это сделал:
– Скажите, господин профессор, я могу получить нормальные ноги? Хотя бы теоретически?
– Что значит – нормальные?! – буквально-таки проскрежетал очкарик.
Бородач и лысый ничего не сказали, но смотрели на меня крайне неодобрительно. С губ подполковника-мозговеда ехидная усмешка уже не сползала: псих, дескать, этот Дашкевич, самый законченный псих, с ним вон какое медицинское чудо сотворили, а он все недоволен… В психушку его, на опыты!
– Нормальные – такие, чтобы я мог бегать, прыгать, драться… – терпеливо пояснил я. – Живые ноги. Выращенные из моих стволовых клеток. Я читал о таких операциях.
– Чит-татель… – тихо и неприязненно пробормотал профессор-очкарик.
– У нас такие операции никогда не производились, – сухо проинформировал бородач.
– У вас – в смысле в госпитале?
– У нас – в смысле в стране.
Понятно… Страна большая, народу много. Слишком накладно солдатикам и даже капитанам новые руки-ноги выращивать. Бабы новых нарожают, хоть солдатиков, хоть капитанов. С готовыми руками и ногами.
– А где их производят? – решил я прояснить вопрос до конца; кто знает, когда еще удастся попасть на бесплатную консультацию сразу трех медицинских светил.
Ждал, честно говоря, получить ответ-отмазку: в зарубежных, мол, клиниках, туда и обращайся. Но лысый, к моему удивлению, начал отвечать весьма развернуто. Удивление быстро рассеялось. Профессор рассказал про некую частную клинику, из тех, что по карману лишь богатеньким верхолазам, про новаторские методики, применяемые там, про девяносто пять процентов успешных операций, – и тут же сообщил, что находилась клиника в Анклаве Сингапур, вместе с ним и канула. Затем поведал о некоем госпитале Красного Полумесяца, где тоже практиковали операции, восстанавливающие конечности, – я подумал было, что речь идет о ланданобадском госпитале, ибо точно знал, что тот лежит в руинах. Не угадал, профессор говорил о лиссабонском. Но сути дела это не меняло. Нет больше такого города, и госпиталя тоже нет.
