Юлиана Лебединская - Архив пустоты

Давид выругался шёпотом, Томински втянул голову в плечи, стал ещё ниже ростом, кажется, принялся поскуливать.

Сэла молчала. Стояла, обнимала сынишку и неотрывно смотрела в одну точку – не на Огнея, не на дверь за его спиной, не на ворота ангара, – просто в стену. А брови её поднимались всё выше, словно видела нечто, чего увидеть не ожидала. Чего вообще быть не могло.

Огней прекрасно понимал: нет там ничего и быть не может. Но не выдержал. Быстро повернул голову, взглянул на жёлтую гофрированную стену ангара. И тут же краем глаза заметил движение – Борн бросился к лежащему в десятке шагов от него оружию.

Автоматная очередь гулко прогрохотала под сводом ангара. Почти заглушила крик:

– Огней!

Вскочить на ноги Ирвинг не смог, потому крутнулся на кресле к экрану видеонаблюдения. И не поверил глазам – кушетка в «процедурной» была пуста. Расстёгнутые ремни валялись на полу. Он моргнул, пытаясь прогнать наваждение, потянулся, чтобы ущипнуть себя. И услышал за спиной:

– Папа?

Леди Гамильтон стояла в дверях зала, прикрывая руками наготу. Грязные космы волос падали на лицо, но скрыть ярость, сверкающую в синих глазах, они не могли.

– Почему я в лаборатории? Почему я голая и грязная? Ты что, эксперименты надо мной проводишь?! Что ты со мной сделал?

– Доченька… – только и смог пробормотать в ответ Гамильтон.

Рука, прикрывавшая лоно, дрогнула, поднялась к животу. Ярость в глазах женщины сменилась тревогой.

– Мой ребёнок? Что ты сделал с ребёнком? Ты…

Ирвинг опомнился. Отчаянно замотал головой.

– Нет, доченька, нет! Ты благополучно родила сына. Ему уже год скоро.

Марина моргнула. Удивлённо обвела взглядом пустую лабораторию, мёртвый экран визуализатора.

– Как год? И где все? Где мой ребёнок?! Что вообще произошло?

Ирвинг неловко поднялся из кресла. Стараясь не упасть, заковылял к дочери.

– Твой сыночек у Сэлы… Ах да, ты же её не знаешь! Это жена Огнея Корсана. Он усыновил малыша и назвал в честь своего отца Виктором. Я расскажу, Мариночка, всё расскажу. Главное – ты вернулась! У меня получилось, я теперь знаю, что делать. Мы всё сможем исправить.

Он протянул руки, пытаясь обнять, но Марина отстранила его:

– Папа, ты что? Я же голая! И грязная… У вас тут есть хоть какая-то одежда? Что-нибудь накинуть на себя? А то стою, как… не знаю кто!

– Одежда? – Ирвинг вспомнил о плаще, висящем в кабинете. – Да, да, есть. Пойдём!

Он повернулся к двери зала. Марина шагнула за ним, но тут же остановилась.

– Нет, лучше сюда принеси. Неловко мне, знаешь ли, голой по институту разгуливать!

Когда Мартин вбежал в вестибюль первого лабораторного корпуса, в затылке у него так ломило, что впору караул кричать. И сине-алая муть перед глазами, словно сам внутри вектора оказался. Потому Гамильтона он увидел, лишь едва не налетев на него.

Профессор спешил по коридору, сжимая в руках плащ, и радостно улыбался. Это поразило Мартина больше всего. Ох, как давно он не видел старика улыбающимся!

– Гамильтон, ты почему до сих пор здесь? Что с квантером?

– С квантером? На счастье, всё благополучно. Пожалуй, его я тоже смогу подключить.

– Что?!

– Но это неважно. Главное, теперь я умею декогерировать людей. Да-да, декогерировать, а не рекогерировать! Мы вернём всех, Мартин. Слышишь? Всех!

– Ты спятил? Сознание внешнемирцев погибло, это сто раз доказывали!

– Кто доказывал? Чушь собачья все ваши доказательства. Вот у меня имеется настоящее.

Он схватил старшего куратора за руку, потянул за собой:

– Идём, идём, покажу!

Он окончательно сошёл с ума, несомненно. Именно сумасшествие добавляло ему силы, позволяло тянуть за собой Брута, который весил чуть ли не втрое больше. А тот никак не мог остановить тщедушного старика.

Они ворвались в просмотровый зал. И Мартин остолбенел от неожиданности, когда абсолютно голая женщина, поджидавшая их там, громко ойкнула, вырвала из рук Гамильтона плащ, отскочила в сторону, поспешно натягивая его. И, густо покраснев, вымолвила:

– Здравствуйте, дядя Мартин.

Только по голосу Брут понял, кто перед ним. И волосы зашевелились на голове.

Ирвинг победно уставился на него, уперев руки в бока.

– Как тебе моё доказательство? Видишь, я вернул дочь, хоть никто не хотел в это верить.

– Так это ваш эксперимент, да? – Марина Гамильтон подалась вперёд. – Что вы натворили? Почему я ничего не помню? Я везла Дина в Наукоград, когда… Что с Дином?!

Мартин смотрел на них, переводя взгляд с дочери на отца. Всё оказалось куда хуже, чем он опасался. Давняя догадка о том, что тела лишившихся разума людей Враг сохранил для собственных целей, подтверждалась. Вот и началась реинкарнация электронного монстра. Он, подобно Фениксу, возрождался из пепла, воспользовавшись плотью и кровью своих создателей. Как это происходило, Мартин не понимал. Возможно, ещё один вирус, на этот раз перестраивающий клетки мозга? Тогда Фристэн и её приспешники – разносчики инфекции, мост между электронным разумом и человеческим. Их нужно уничтожить, немедленно. Будем надеяться, в ангаре всё пойдёт по плану.

– Твой Дин умер. А вместе с ним – ты и ещё четыре миллиарда жителей Земли, – ответил он женщине.

Повернулся к старику:

– Ирвинг, ты понимаешь, что натворил? Вернул Врага, которого мы уничтожили с таким трудом.

– Мать честная, Врага! – Гамильтон засмеялся. – Мартин, нет никакого врага и никогда не было. Единственный враг человечества – оно само. Вернее, его леность, косность, инертность. «Великий Ноо» – хоть «зелёный», хоть «синий» – это и есть человечество. И квантеры – продолжение нас. Расширение нашего разума, наши новые органы чувств, оперирующие на информационном уровне. Человек – уникальное существо. Он живёт в двух реальностях одновременно, и в физической, и в информационной. Бессмысленно задавать вопрос, возник ли наш разум благодаря существованию ноосферы планеты или ноосфера явилась результатом деятельности нашего разума. Между этими событиями нет причинно-следственных связей, они находятся в суперпозиции. Разум – великий дар, и люди не имеют права от него отказываться, ограничивая себя животными потребностями. Не вправе добровольно превращаться в быдло, в обдолбов. Катастрофа преподнесла человечеству жестокий урок. Я долго думал, что спасло Наукоград. А теперь понял – только здесь люди жили так, как и должны жить разумные существа. И ещё: мы уцелели, чтобы вернуть остальных. Да, пока я умею выполнять только одиночные декогеренции. Но это не принципиально. Мы можем использовать широкополосное излучение, чтобы инициировать пусковой импульс. Перепрограммируем станцию сканирования, задействуем спутники. Мы вернём всех, кто уцелел, и мир изменится. Никто больше не захочет быть обдолбом.

Нет, Гамильтон не был сумасшедшим. С абсолютной ясностью Мартин понял: руководитель лаборатории заражён тем же вирусом. Не исключено, что это случилось ещё до эксперимента. Враг предвидел всё заранее. Именно Враг организовал катастрофу его, Мартина, руками – не очистить планету от людей он хотел, а превратить их в себя. У него почти получилось. Всего шаг оставался до победы, полной и окончательной. Да, в новом мире ни один человек не пожелает становиться обдолбом. Потому что людей в том мире не будет!

– У нас получится, Мартин, увидишь, – продолжал вещать Гамильтон. – Начнём с женщин, что вы собрали в Улье. Завтра же мне нужно десять… нет, сто для экспериментов. И моих сотрудников, разумеется, верни. Роя Виена – в первую очередь. Что за ерунду ты придумал, Мартин, – арестовывать моего лучшего инженера? Чем он тебе не угодил? Тем, что способен видеть информационную грязь? Моя дочь обладает таким же даром. Я думаю, стоит прислушиваться к их предостережениям, чтобы вновь не ступить на ложный путь.

Все опасения подтверждались. Да – инфекция. Да – разносчики. И теперь понятно, кто заразил Гамильтона и Корсана-старшего.

Рука Брута легла на кобуру пистолета. Марина Гамильтон тихо охнула, отступила. Но Ирвинг ничего не замечал.

– Мартин, мне нужен мой инженер, немедленно! И мои ассистенты. Схема излучателя уже здесь. – Он постучал себя по голове. – Если модулировать пусковой сигнал…

– Папа!

Пуля вошла в лоб Гамильтона как раз над переносицей. Затылок взорвался ошмётками кости, крови, мозга. Гениальный физик, уничтоживший цивилизацию, умер мгновенно, не успев понять, что умирает.

Мартин повернулся к женщине. Заразу следовало вырвать с корнем. Ещё не поздно это сделать.

Леди Гамильтон попятилась. Округлившиеся от ужаса глаза смотрели на ствол пистолета, костяшки пальцев, сжимающих отвороты плаща, побелели.

– Дядя Мартин, не надо…

Брут нажал спусковой крючок.

– Огней!

Инвалидная коляска на всей скорости, которую могла развить, неслась от ворот ангара. Огней растерялся. Только и воскликнул: «Николай?!», как передок машинки ударил его под колени.