Сетевое окружение - Мерси Шелли
# # #
Ли утверждал, что их стали внедрять в начале нулевых. Технологий таких было несколько, самые известные – Intel ME и AMD PSP. На картинках, что показывал Ли, это выглядело так: помимо основного процессора, в каждом чипсете прячется маленький паразит, дополнительный процессор с расширенными возможностями. Через этот «чёрный ход», оставленный якобы для отладки, можно получить удалённый доступ к любому, даже выключенному компу, обойти шифрование и перехватывать данные со всех внутренних устройств.
В двадцатые годы русские хакеры докопались до такого жучка в интеловских чипсетах – и рассказали всем, как его отключить. Производитель исправил ошибку: жучки стали более скрытными. Но они по-прежнему сидели во всех процессорах и внедрялись во все новые архитектуры, включая «умные вещи» и нейроморфики. И теперь избавиться от них не мог никто. Ли полагал, что именно через такую дыру был заражён Синет и почти все гаджеты, выпущенные в этом веке.
Закончив выступление, китаец хотел уже сойти с кафедры, но Флойд остановил его вопросом о том, где найти подробности. Антон поморщился: ему не нравились инквизиторские замашки британца, хотя нравился его форум.
Флойд считался профессором Оксфорда, и именно он определил интерьер этой ментальной проекции. Он неплохо придумал, поделив этот виртуальный мирок на Курилку и Лекторий. В первом помещении, похожем на лондонский паб, новичками объясняли общие вопросы – чем занимается группа и что уже удалось выяснить о Большом Разрыве; лишь после этого можно было попасть в полукруглую аудиторию со старинными деревянными скамьями, где старожилы форума делали более продвинутые доклады.
Только вот стиль общения Флойда не соответствовал образу профессора. Казалось, он всех допрашивает. Антон подозревал, что британец работает на какую-то спецслужбу. Но сегодня, после выступления Ли, ему подумалось, что спецслужбе требуется надёжная коммуникация – а где она теперь? Вероятно, агент Флойд застрял в какой-то заднице третьего мира и до сих пор не может связаться со своими. Интересно, какую компанию подбросил ему чокнутый Синет в первый раз, когда одинокий резидент пытался найти друзей через эту систему? Может, там были дети, которые любят играть в шпионов? Или писатели-детективщики? Или уборщица, выносившая документы из мусорных корзин уже лопнувшей корпорации?
То была шуточная фантазия, но после неё Антон перестал бояться Флойда – а потому прервал его вопросы, предложив свой доклад. Ли явно обрадовался, он уже устал повторять британцу, что не знает, как устроены современные жучки типа Intel ME. Знать могут только разработчики новых процессоров, но сам Ли давно покинул IT-индустрию, живёт отшельником в Тибете и рассказывает лишь то, с чем имел дело до своего бегства от цивилизации.
Флойд вяло махнул рукой, давая добро на выступление Антона. Тот поднялся на кафедру и огляделся. Три десятка человек на старинных скамьях откровенно скучали. Многие из них не первый раз включались в подобные группы, где пытались решить загадку свихнувшегося Синета. Очевидно, доклад Ли не принёс им больших открытий, и от Антона тоже не ожидали ничего особенного.
Что ж, не будем тянуть. Он кратко изложил суть своего исследования, перечислив параметры кластеров, которые считал наиболее важными для оценки шансов на разрыв связи. Рассказал, как долго цеплялся за размер групп, пытаясь вычислить аналог «числа Данбара». Потом понял, что пороговая конфигурация кластера определяется не только этим. В частности, удалось ранжировать тематики кластеров по их вкладу в скорость распада. Географическое распределение участников тоже играет роль. Но самым интересным параметром оказалось нечто вроде «ментального расстояния» между участниками – разброс их профессий, увлечений, верований.
Ну и последний штрих: Антон взял мел и написал на доске свою формулу, показывающую вероятность распада кластера на основе упомянутых параметров.
–Разность потенциалов! – крикнул кто-то из аудитории. – И кажется, у вас ошибка в знаменателе!
–Представьтесь, пожалуйста, – сухо сказал Флойд.
Человек извинился, назвал имя и город – он был из Стокгольма. Он нервничал и заикался. Он считал, что попал в эту группу по ошибке, поскольку вообще не разбирается в процессорах, работает нейрохирургом. Но ему понравилась идея Антона о том, что глюки Синета с хаотичными кластерами – не сбой и не взлом, а некая альтернативная форма организации. Швед сравнил это с работой человеческой памяти: бывает, хочешь вспомнить имя знакомого и не можешь – но в другой раз мимолётная ассоциация цепляет особую связку нейронов и вытягивает из памяти не только нужное имя, но и ещё кучу деталей. А что касается последнего параметра, то формулу Антона стоит поправить вот так…
Нервный швед сбежал к доске, схватил тряпку и мел. Запись на доске стала меняться.
В следующий миг всё вокруг полыхнуло, и словно бы тонкая оболочка слетела со всех предметов. Лица людей расплылись в радужные капли, а стены Лектория стали прозрачными, обнажив пористую арматуру, вся она шевелилась и переливалась, будто кто-то сжимает огромную губку, выдавливая те самые капли, но и губка местами распадается на огромные снежинки, они корчатся и опять сцепляются вокруг радужных клякс, словно муравьи-мутанты залепляют своими ломкими телами входы в кристаллический муравейник, чтобы не дать просочиться дождевой воде, хотя обычная вода не растекается такими вычурными арабесками, это больше похоже на нити грибницы…
Показать бы Асе, успел подумать Антон, но видение уже погасло, и у него перед глазами снова чернела деревянная стена дома. Рядом на соломенной подушке – блокнот и вырубившееся блюдце.
Он улыбнулся, глянул в таблицу. Да, сработало. Кластер был на пределе, и ему удалось спровоцировать разрыв: специально сделал ошибку в знаменателе. И швед был прав насчёт этого параметра. Разность потенциалов, информационный ток. Активный мыслительный процесс. Только в данном случае – коллективный.
Антропологи так и не договорились о том, почему эволюция человеческого мозга прекратилась около пятидесяти тысяч лет назад. Мозги вымерших неандертальцев были даже крупней. Но сапиенсы лучше действовали группами, и это подсказывает, что эволюция разума не остановилась, она лишь включила распараллеливание на новом уровне. Как нейроны образуют сеть в мозге, так и сам мозг становится узлом разнообразных сетей-коллективов, связанных множеством отношений. Язык тела и традиции предков, стадные инстинкты и духовная близость, жажда наживы и поиск новизны – мы даже не осознаём, сколько ещё разных видов связи используется в живом конструкторе наших социумов.
Но если связи строит машина, если вся многомерность человеческих отношений и чувств схлопывается до строчки в цифровой
