Мишель Подымски - Интерфейс
Быстрее, нужно быстрее.
В самой же башне вовсю шли защитные мероприятия. Бойцы спецназа перекрыли входы и выходы, на каждом этаже дежурила группа охранников, Опору небес прочесывали считыватели, всматриваясь в лицо каждого сотрудника независимо от ранга. Техники работали на пределе, рассылая по всему зданию жуков-наблюдателей. Но, конечно, такую огромную площадь покрыть полностью было невозможно. Не хватало ни людей, ни техники. Всегда оставались слепые зоны.
Джо Варелла, направленный в башню для подкрепления, возможно, старался больше всех. В его подчинении было несколько десятков жуков-наблюдателей, и он смотрел на картинку с каждого из них.
«Макс здесь, нужно всего лишь его отыскать», — раз за разом сам себе проговаривал он. Если он отыщет неуловимого проникателя, для него это будет победой. Реализацией всего, к чему до сих пор стремился Джо.
Но запустить жуков-наблюдателей в кабинет владельца корпорации он не мог. Конечно же, Стивен Райз этого не заметил бы, но проникнуть в кабинет главы «Ассаж» Джо не позволяла мораль.
А зря. Именно здесь происходили самые интересные события.
Лаура Райз, не найдя Франца Кроуссена в его обители, направилась в кабинет мужа. Она слышала предупреждение о возможном проникновении и уже поняла, что её заклятые враги готовятся к последней битве. А Франц Кроуссен, который когда-то, в прошлой жизни, был её сподвижником, но потом перешел на сторону врага, был единственным ключом к предотвращению атаки.
Когда она вошла в кабинет, Кроуссен с обычным безэмоциональным выражением лица сидел напротив Стивена, а его пальцы отбивали на столе какой-то ритм.
— Что случилось, Лаура? — одарив жену недоумевающим взглядом, спросил Райз. — Я же попросил тебя сидеть в квартире. Тут вроде как некие умники собираются нас атаковать.
Но Лаура не смотрела на мужа. Её взгляд был сосредоточен на Кроуссене.
— Ошиан! — назвала она его именем, которое когда-то ему принадлежало.
Франц медленно повернулся, все так же, без грамма эмоций, осмотрел Лауру Райз.
— Кшания Рисиан Датим! — сказал он, сложив руки так, будто готовился к молитве. — Королева Изначального мира. Вот мы и снова встретились.
— Предатель! — вскрикнула она.
— Я не предатель. Я всего лишь стою на защите тех идеалов, которые для тебя являются непостижимыми. Свобода самовыражения, к примеру. Как тебе свобода самовыражения? — медленно и четко говорил Кроуссен, словно обдумывая каждое слово.
— В этот раз вы с Шагари не сможете мне помешать! — словно змея, прошипела Лаура.
— Что здесь происходит? — вскликнул Райз.
— Твоя жена хочет управлять миром, — сказал Кроуссен, посмотрев на главу «Ассаж». — Но я ей этого не позволю.
На секунду показалось, что Франц Кроуссен улыбнулся. Но Лаура знала — этому человеку недоступны эмоции. После того, что она сделала с частью собственной расы, Ошиан полностью лишил себя способности чувствовать. Не технически отрезал эмоции, как это делалось с боевыми модификантами, а просто запретил их для себя. Иначе он не вынес бы всего этого и покончил с собой.
* * *Ужин в бункере Геннадия Владимировича Борисова начался строго в назначенное время. Глава «Маджестик» любил пунктуальность. Если он решил, что поужинает ровно в восемь, это значило — ровно в восемь, ни секундой раньше и ни секундой позже.
В специальной комнате, предназначенной для трапезы, все было обставлено так же, как и в его кабинете — по вкусу главы «Маджестик». В стиле ретро.
Выглядящий массивным длинный стол стоял посреди длинной овальной комнаты. Вокруг него разместились мягкие псевдокожаные кресла, три огромных блестящих люстры, словно собираясь сорваться, свисали с потолка. Большое окно на одной из стен выглядело совсем как настоящее — приоткрытое, с видом на город. Если встать возле него и посмотреть вниз — можно было наблюдать вид, который сейчас можно увидеть разве что в исторических хрониках. Из «окна» во всей красе открывался пейзаж Америки тридцатых годов двадцатого столетия, такой, каким его можно было видеть из окон верхних этажей Эмпайр-Стейт Билдинг. Внизу ездили непривычно медленные, как для человека двадцать пятого века, машины, проходили довольно странно одетые прохожие, над городом проплывали массивные серые тучи, из которых вот-вот должен был полить дождь. Полная иллюзия погружения в то время. Даже занавески на псевдоокне трепетали под порывами несуществующего ветра, а нюх воспринимал довольно приятный запах озона.
Рауль Молина стоял у псевдоокна и всматривался в картинку. За его спиной безликие БАРы, облаченные в белые кители, подавали к столу приготовленные им изысканные блюда. Любил Рауль подобные моменты. Когда ароматы нескольких блюд сливались воедино, соблазняя ожидающего трапезу человека. Когда он садился за стол, а глаза его разбегались и хотелось попробовать все и сразу. Когда он касался первого блюда, первый кусочек достигал рта, а на лице мгновенно проявлялось выражение небывалого удовольствия. В такие моменты Рауль понимал, что он может не только лишать людей жизни, а и дарить им наслаждение.
Какой-то частью себя он даже жалел, что не сможет побывать на этом ужине, посмотреть на довольные лица гостей, на удовлетворенные выражения после трапезы. Даже не потому, что за стол он не был приглашен, а потому, что этого всего не будет.
Он бросил взгляд на тарелку с блюдом, предназначенным Карлосу Торресу. Усмехнулся и покинул зал, направившись на кухню.
В нескольких сотнях метров над ним на синеватом поблескивающем песке стояла Ева Каррини. Каждый день она приходила сюда посмотреть на величие пустыни.
Такая легенда у неё была для всех рабочих в бункере. Внезапно Ева полюбила свежий воздух и по часу-два в день проводила наверху. Благодаря такой «привычке» никто и не заметил, что она отлучилась именно сейчас. Все знали — Ева где-то вне бункера. Но в этот раз она ожидала, когда Рауль Молина выполнит свою часть работы.
Через пять минут в овальный, оформленный в ретро-стиле зал начали входить люди. Почти все — мужчины. Борисов больше склонялся к патриархату, поэтому женщин в верхах правления его корпорации было мало.
Сам Геннадий Владимирович восседал во главе стола. Ближе всех к нему находился охранник Карлос Торрес. Борисов любил, чтобы рядом был кто-то из охраны.
Когда все заняли свои места, Геннадий Владимирович начал ужин с непродолжительной речи.
Находящийся на кухне Рауль Молина через свой интерфейс наблюдал за всем, что происходило в зале. Будучи там, он установил небольшую малозаметную камеру. И речь Борисова, выглядевшего как подросток, вызвала у Рауля приступ хохота.
Облаченный в деловой костюм парнишка громко рассказывал о перспективах компании, каком-то проекте «Пигмалион», а все собравшиеся внимательно слушали.
— Знали бы эти напыщенные сычи, что произойдет через несколько минут, — пробубнил Молина себе под нос.
Там, в комнате, люди, которых он назвал «напыщенными сычами», приступили к трапезе, и Рауль внимательно наблюдал за одним из них — за Карлосом Торресом. Он был всего лишь охранником. Одним из многих. Человек, которого в любой момент можно было заменить. Но именно он сейчас должен был сыграть ключевую роль.
Рауль видел, как Карлос Торрес с удовольствием поглощает приготовленную ему пишу. Смакует, наслаждается каждым кусочком.
А внутри него происходили изменения, которых телохранитель даже не чувствовал. Его молекулы меняли свою структуру, перестраивались, видоизменялись, формируя из себя нечто новое. Одновременно с этим его клетки начали производить сумасшедшие дозы обезболивающего, от которых у Торреса только увеличивался аппетит.
Нельзя, чтобы он раньше времени понял, что с ним происходит что-то не то.
Рауль сверился с часами. До того, как все произойдет, оставалось две минуты. Он не мог отравить самого Борисова — у того был иммунитет ко всем возможным ядам, а тело было модифицировано так, что отторгало или перерабатывало любой вредоносный объект. Поэтому пришлось действовать по-другому.
Счет пошел на секунды, и Рауль, поднявшись с кресла-шара, в последний раз взглянул на кухню Борисова. Ему было жаль её покидать, по-настоящему жаль. Но пора идти. Пора подниматься наружу. В его интерфейсе был подробный план бункера, а Ева рассказала ему про путь, которым он сможет пройти наверх, не попадаясь на глаза охране.
Тем временем в зале Карлос Торрес закашлялся. Кто-то подумал, что он подавился, и начал хлопать охранника по спине. Но спустя секунду изо рта и носа Торреса наружу начал выползать зеленоватый дымок. Сам Карлос по сути был уже мертв, только его тело продолжало жить. Процессы, проходящие в нем, преобразовывали клетки Торреса в смертельный яд.
«Пора уходить», — подумал Рауль и направился к выходу.
