Нейронная одержимость - Александр Стаматин
Всё это прекрасно, но как мне добраться наверх? Что ж, консьержа я как-нибудь пройду, а лифт доставит меня на последний этаж. Распахивающиеся двери, пафосная фраза с отсылкой к какому-нибудь боевику, выстрел в голову колдуну. Занавес. Осталось только выбраться. Откуда? Я провалился не в строительную яму — иначе бы искалечился, повредив шкурку об арматуру, куски плит и прочий хлам. Пещера — тоже не подходит. Слишком затхло. Слишком ровные стены, да и пол в пещере редко выкладывают изразцовой плиткой. Правда, загажен каким-то пеплом и деревянным углём. Пеплом и углём? А где ты, Николай Петрович, видел раньше пережжённый уголь и пепел? Не в этой жизни, а в настоящей? Осознание накатывает на меня липким ступором.
Сожженные угольки — не дерево, а кости. Экзамен на первом курсе. Погребальные обряды раннего железного века. Отличия интурбации сиречь похорон от кремации сиречь сожжения трупа. Бонус — совмещённые обряды, когда всё сожжённое погребают в кургане. Вместе с жёнами, богатствами и да, рабами. И действительно, луч фонарика высвечивает сидящий на каменном троне сероватый костяк при полном параде. Доспехи с инкрустациями, «стрекоза» (крылья больше, но конфигурация очень уж знакомая). Борода — как на живом. Вот только лохмотьями висят чёрные остатки плоти.
— Ада, сможешь протестировать, работает ли этот антиквариат? — ворчу я, аккуратно отходя назад.
Мне не привыкать к мертвякам в виде костей. А вот в таком… мне иногда не понять чернозёмных археологов. Те, натыкаясь на могилы петровской эпохи, весьма хладнокровно матерятся при виде вытекших на сапог гнилых мозгов.
— Ох, эти времена сразу после перековки, когда ещё умели так много, но уже искали милости забытых богов, — усмехается демоница, выплывая из-за моего плеча. Она останавливается в шаге от погребённого и недовольно морщит носик, словно чувствуя вонь. — Вот только, боюсь, сначала тебе придётся спросить у сторожевого пса.
— Вроде бы за мной собаки не… — я подхожу ближе к трону и осекаюсь. Мой взгляд падает на меч в богатых ножнах, лежащий на бёдрах у воина и небольшой сундучок у ног. — Да вы издеваетесь? — громко вопрошаю я и откидываю бесполезный огрызок меча. У меня ещё остался пистолет — и я его выдёргиваю из кобуры, не забывая о грязных ругательствах. Мертвец на троне, меч на бёдрах, холм светится изнутри и хорошо воняет. Этот сюжет мне тоже знаком. — Давай, паскуда, выходи! Я знаю, ты тут — ни один хаугброт не обходится без бродячего мертвеца!
— А что такое этот… хаг… брод? — игриво вопрошает Ада, словно я не вою, как последний параноик.
— Ограбление кургана, — ворчу я, не желая посвящать демоницу в тонкости древнеисландской поэззии.
Грохот потрёпанного биомеха, выползшего из какого-то угла, была мне ответом. Плоть того, что выползал на меня, давно истлела или была сожжена — но это сейчас неважно. Я вижу его оплывшие псевдобионические мышцы — кусок «умного пластика», выращенный в чане. Вижу броню, потускневшую, но всё так же прикрывавшую важные механизмы. И вижу здоровый обломок какого-то багра, торчащий прямо из спины противника. И вроде как бы выбирая между трупом и живым человеком, проще поставить на живого. Но не когда живой — с обломком меча и побитым доспехом, а мёртвый — в полном снаряжении и боевом молоте.
Авторы тех трактатов по фехтованию, до которых успел дотянуться Адриан и я, говорили о поединщиках, уподоблявшихся танцорам. О «золотом треугольнике», «круге и кресте», уходами в сторону и «прямом угле» защитной стойки. Хотелось бы мне посмотреть на благородных идальго, оказавшимся перед горой механизмов, собранных в полусгнившую тушу. Впрочем, рефлексию стоит оставить на потом. Потом! Плавный выдох. Не слушать причитающую Аду, у которой впервые в цифровой жизни что-то не выходит.
Навести ствол на несущееся создание. Сделать выстрел. Второй. Третий. Наконец, увидеть, как длинная очередь впивается в биомеха. Она испаряет куски пластика, вызывает какие-то хлопки внутри железного нутра, но не останавливает. Длинная дуга замаха молотом — слишком заметна, отпрыгнуть в сторону. Не по законам дестрезы — просто укатиться в сторону, пребольно ударившись коленом. Услышать треск удара молотом, мозжечком понять — это не хруст кости. Скорости Адриана хватило? Неважно. Вскочить.
Заметить: кукла бьёт тупо, пытаясь впечатать меня в плитку — и скорости Адриана хватает. Молот пробивает изящную плитку, а инерции хватает, чтоб биомех упал на колено. Подбежать ближе и выстрелить сразу в голову — хватит с меня игр. Алые спицы срывают серую плоть, но вот тёмный металл черепа не берётся. Как и разум противника — он фырчит и наотмашь хватает лапой пистолет. Попытаться его выдернуть обеими руками — но в грубой физической силе явно проигрываю, зато слышу, как хрустит металл оружия. На несколько секунд залипнуть на обломки пистолета — и отлететь от удара наотмашь.
Таран стены, кажется сотрясает весь склеп, и от стен отлетают обломки. Схватить какой-то обломок облицовки, треснуть по голове биомеху. Кое-как отпрыгнуть от очередного замашистого удара молотом. Нет-нет. Могильный житель нападает слишком свирепо. Я могу отпрыгивать хоть всю ночь напролёт, но рано или поздно он меня догонит. Нужно взяться за него всерьёз. После очередного мощного удара убежать к противоположной стене. Имплант, выбрать привычную иконку ключа. Что б выбрать?
За свою долгую праздную жизнь на верхушке шпиля (и недолгую бесславную на дне) Адриан скопил слишком мало боевых невм. Пока мертвец носится за мной, а я пытаюсь ему выдавать подобие кроссов, разбитая в щепки память мальца подсказывала мне значение тех или иных знаков, сохранённых в «ракушке». Запутывание следов, разбитие пакетов информации, сбивание с толку поисковых бесов. Многие из невм касались мелких пакостей, не очень полезных сейчас: перегрузка гидравлических систем, сбой систем видеонаблюдения. Тошнота, дезориентация, сбой имплантов… Сбой имплантов? Пойдёт! Черчу запутанный знак и перевожу дух.
Биомех воет и врезается в стены, слепо отмахиваясь руками и цепляясь торчащей оглоблей за все углы. Дыра высоковата — но в теории даже на текущей мощности «стрекозы» могу взлететь. В принципе, я могу свалить прямо сейчас. Снять стрекозу с почившего, прихватить меч, взлететь. С местным драугром пусть разбирается крестьянство и Орден — зря, что ли, он церковную десятину берёт? Идея выглядит в первом приближении неплохо — но не более того. В эту всю историю с Армодом, признаться честно, ввязался в первую очередь по куражу — но во вторую
