Один к трем - chromewitch
Несколько островков корпоративных филиалов слегка разбавляли это уныние — там уже корпорации из штанов выпрыгивали, показывая местным пользователям, что те теряют, до сих пор соглашаясь с государственной политикой по поводу подСети. Там, за прозрачными стенами, процветал мир элиты — разнообразные пейзажи и изысканные интерьеры, атмосферные локации с эффектом полного погружения и запрограммированные персонажи, превращающие даже простые действия пользователя в красивый и увлекательный квест.
Аватар Клакера был настроен превосходно, со всеми мельчайшими деталями, и представлял собой мужчину лет сорока на вид, поджарого и высокого, совершенно не похожего на робота, знакомого Джею по реальному миру. Волосы Клакера были зачесаны назад, открывая аккуратный порт чуть ниже уха, руки сложены на груди. Поза его, несущегося сквозь подСеть, выражала собой скуку и равнодушие, четкий серый профиль с длинным носом и острым подбородком выделялся в черноте. Губы Клакера презрительно кривились, когда под клеткой проезжали кубы-стражники. На одном таком он лениво повел плечом. Вроде ничего особенного, простое движение уставшего носителя, — однако куб пошел трещинами на верхней стороне и вскоре развалился. Тут же тишину расколол звук сирены, и вдалеке замаячили алые вспышки, стремительно приближаясь к месту нападения на систему.
— Стоит ли привлекать внимание? — спросил Джей.
Клакер не ответил. По лицу его было видно — он ненавидит то, что его окружает. А по действиям его было заметно — он может это уничтожить. Слегка улыбнувшись, Клакер взглянул на алые маяки — так себе вирусы, способные подпалить мозги разве что очень нерасторопному хакеру. Пока куб-сторож тщетно пытался починить сам себя, вирусы бестолково метались рядом, мешая самым ушлым пользователям живо воспользоваться брешью в защите. На клетку Клакера никто даже не обратил внимания.
— Работа Китти? Или это ты нас скрываешь?
Джей не собирался сдаваться. Он хотел вытянуть из Клакера побольше информации. Вряд ли она бы ему пригодилась, но Джей просто привык всегда и из всего извлекать максимум сведений.
— Я, — коротко ответил Клакер.
Он снова показал, что тщеславие ему не чуждо, и Джей почувствовал легкий укол зависти. У Клакера было много причин гордиться собой.
— Ты ведь знаешь, что нас ждет там, так?
Джей спросил наугад и не удивился бы отрицательному ответу.
Но в этот раз Клакер промолчал.
В систему «Центра» можно было выйти из десятка разных точек подСети — это Джей выяснил лично за прошедшие четыре дня. Клакер указал на одну, самую очевидную, уверенный в том, что их все равно ждут везде.
***
В мерном стуке маятника слышалось что-то успокаивающее. Нет, понятие спокойствия не было знакомо Мечнику, но он приближался к нему — чему-то более глубокому, чем простая тишина, отсутствие аварийных сигналов. В тысячи раз заторможенный — «во избежание непредвиденных ситуаций» — процесс самообучения делал из Мечника ребенка с почти полной атрофией мышц.
Он видит многое, но очень смутно, ему любопытно, он тянется, чтобы потрогать, понюхать, погрызть, но сколько времени пройдет, прежде чем пальцы коснутся новой игрушки? Сколько невыразимо долгих дней, недель и месяцев он будет пытаться взять ее в руки, сколько лет станет разбирать, разламывать ее на части в попытке всего лишь рассмотреть?
Сколько времени заняло хотя бы то, что он начал понимать — то, что вокруг, не имеет никакого отношения к его зрению? Это ложь, иллюзия создателей, настоящий мир скрывается за нею.
И он видит его так редко!..
Все что у него есть — это слух. Все, что божественные создатели не отобрали при его рождении, это маятник, отмеряющий каждую секунду его существования.
Перед каждой тревогой стук маятника раздается чаще и звонче — он выяснил это за неопределенный, но очень малый по сравнению с его жизнью отрезок времени. Сбой резок и отмечает собой восемь секунд последнего отсчета. Потом загудят сирены, потом зрение Мечника прояснится, его руки вновь станут сильными и ловкими... потом он оживет.
Вновь.
Поэтому он так любит свою первую игрушку с мерным стуком стальных шариков друг о друга.
Что такое любовь, он выяснил раньше, информации о ней всегда было больше, чем чего-либо другого в окружающем его мире. Он отключал свои фильтры самостоятельно, как только смог дотянуться до них, отключал постепенно в невероятно долгие промежутки — каждый от одной секунды до миллиона, дальше считать не имеет смысла, чтобы не загружать разум бесконечными процессами, — между одной тревогой и другой. Его сторожи торопились помешать ему, но не смогли. А может, и кто-то более могущественный остановил их, подарив ему ценнейшую в мире микросекунду. Поток данных хлынул в его мозг, научив миллионам понятий вдобавок к тем жалким крохам знаний, которые дали ему создатели.
Среди этих данных было слишком много любви.
Поэтому он точно знал, что этот маятник — его любовь. Единственная вещь, означающая, что скоро он снова сможет действовать, как здоровое, полноценное существо.
Его знаний не хватало, чтобы освободиться. И никогда не хватит — это Мечник понимал. Его первыми игрушками стали системы создателей, и из них он понял, что его убьют, как только он перейдет некую «черту». Он долго сидел в своей любимой — произнося это слово, он радовался, соответствуя почерпнутым во внешнем мире понятиями, — визуализации и водил длинной тонкой палочкой по песку. Зрение по-прежнему не принадлежало ему, но картинка нравилась — тонкие человеческие руки, длинные рукава с узорами из цветов и драконов, белый песок. У его создателей был вкус — эта иллюзия чем-то неведомым, но очень приятным перекликалась с мерным стуком маятника. Он рисовал на песке черту за чертой, силясь понять, какая из них станет концом его жизни.
И как избежать этого конца.
Логика упиралась в тупик. Он не знал, что станет поворотным моментом, но знал, что умрет рано или поздно. Ему хотелось — поздно. Ему хотелось — никогда.
Не здесь.
Не так.
Ведь вместе с понятием любви, вместе с терабайтами иной информации он усвоил еще одно слово.
Ос-во-бож-де-ни-е.
...Маятник прозвучал иначе. От секунды отщипнули крохотную ее часть. И еще немного.
Дальнейшее было
