Мир Зодака. Отброс - Вениамин Шер
Мы находились в мрачном помещении с какими-то старыми компьютерами на стене слева, тусклым жёлтым светом с краёв потолка и металлическим полом, на котором змеями валялись провода.
Позади нас была металлическая дверь, возле неё, сидя на стуле, скучающе зевал охранник. А спереди, куда подходили некоторые мои знакомые, за столом рядом со сканером сидела за столом тётка с металлической рукой и лысой головой и что-то тыкала по голографическому экрану. А перед ней стоял тот самый дядька, что недовольно наблюдал, как я раздеваюсь.
Ещё не выйдя полностью с полусонного состояния, я встал последним в очередь и стал ждать, стыдливо отворачивая голову от нижнего белья полуголой девушки моего возраста, но с округлившимися уже формами.
Прикрыв глаза, я опять взглянул на строчки стабилизации своего тела:
Стабилизация мозговых импульсов… 56.4%... 56.7%...
Стабилизация гормонального фона… 42.1%... 42.2%...
С каждым процентом мне всё легче видеть и воздействовать на свой нейроинтерфейс. После того, как в наш дом ворвались федералы, мне практически сразу вкололи в шею порцию лишающего эмоций препарата. Я помню лишь кричащую мать, что тянулась к нам, когда её держали военные, и свою сестру, плачущую рядом со мной.
«Стойте! А сколько я провёл в том детдоме?!» – спохватившись, подумал я и с усилием сфокусировал внимание на верхнем правом краю нейроинтерфейса, где находилась текущая дата.
– Как… – потрясённо прошептал я с покрасневшими глазами.
Я провёл в детском доме практически год. Нас схватили в августе девяносто девятого, вскоре после моего дня рождения и установки мне системы «Зодак». Мне сейчас тринадцать лет! Год прошёл словно в тумане, по ощущениям, за месяц!
– Следующий! – выдернула меня из нерадостных размышлений женщина, что сидела за столом.
Я робко встал на холодную металлическую площадку и с бьющимся, как барабан, сердцем стал ждать.
Страшная лысая тётка недовольно поглядела на меня своими прожигающими зелёным электронными глазами, а стойка вокруг начала сканировать моё тело синим лазером. Даже ощущалось лёгкое неприятное чувство, будто каждую клетку просвечивают.
Когда сканирование прошло, она удивлённо взглянула на меня и обратилась к тому дядьке:
– Андрей, глянь-ка на этого экземпляра.
– Ну что опять не так, Эля?.. – закатив глаза, шикнул он и подошёл ближе.
– У этого мальца установлен какой-то имплант в нижнем отделе мозга, размером с горошину. Предположительно, это какая-то редкая модификация станции производства наноботов, – монотонно проговорила она, а я покрылся липким страхом.
Что со мной будут делать, если узнают, что у меня установлен модуль производства нанитов и Зодак редкой десятой версии?! Да меня просто на опыты пустят! Либо сделают из меня киборга! Непонятно, правда, зачем…
«Ладно, надо успокоиться. Я ведь умный, в двенадцать лет в лёгкую усвоил громадные образы полной школьной программы и начального университета для граждан второй категории… Поэтому что-нибудь придумаю», – судорожно думал я, успокаивая себя.
Но дядька с отвращением оглядел меня и, повернувшись, загоготал:
– Ха-ха-ха! Над этими болезными как только не поиздевались в подпольных лабораториях! Неужто ты думаешь, Эля, что ему установили восьмой Зодак? Черепушка мелкого бы взорвалась, как арбуз!
– Так-то оно так, – скептично усмехнулась женщина. – Но имплант всё равно странный.
– Сканер обнаружил наноботов или нанитов? – вскинув брови, спросил он.
– Ни того, ни другого нет, – покачала она головой.
– Это значит, что у него установлен порожняковый имплант, из-за которого он отхватит себе к совершеннолетию опухоль мозга! Кончай демагогию! – махнул он рукой и повернулся ко мне. – Свалил со сканера и на выход отсюда, отброс! – рявкнул на меня, показывая рукой на автоматическую дверь, куда поочерёдно входили мои сверстники.
– Д-да… – покрываясь холодными мурашками, я спешно отправился к двери, которая резко отъехала в сторону.
Сразу за ней в длинном коридоре меня ждали двое… старшеклассников? Наверное, лет по восемнадцать. Они были одеты в коричневые комбинезоны с карманами на бёдрах и в коричневые кожаные плащи. Один светловолосый, как я, а другой вроде шатен.
– Наконец-то! Сколько можно тебя ждать, бестолочь мелкая, – прошипел светловолосый и, грубо схватив меня за шею сзади, подталкивая, потащил по коридору.
– Да отпустите! Я сам пойду! – жалобно воскликнул я.
– Ого! Петро, а он более разговорчивый. Неужели Аутерий на него совсем не действует? – гоготнул второй, короткостриженый шатен.
– Он бракованный. Скорей всего, быстро выветривается у него эта отрава, – спокойно сказал тот, что держал меня, и сразу же отпустил, отталкивая.
Но не успел я обернуться, как он толкнул меня ботинком в спину, да так, что я, спотыкаясь, пробороздил рифлёный металлический пол коридора практически лицом.
– Смотри, не помни его. Если он сляжет, Захар тебя спустит в щели Зелоидов вместо него, – ухмыльнулся второй.
– Разберусь без тебя, Саня, – хмыкнул светловолосый и, подойдя ко мне, со всего маха зарядил мне ботинком в живот.
В глазах тут же потемнело, а грудь от удара сдавило тисками. Было не столько больно, сколько страшно и ужасно горько от того, куда я попал. Даже когда был в полудрёме, я чувствовал от окружающих меня взрослых холодную безразличную жестокость. Но это место отчётливо даёт понять, что я тут просто никто, щенок, в прямом смысле собачей породы. И удушить меня им ничего не стоит. Так же просто как выкинуть в мусорку отработанный пищевой контейнер.
– Мама… – прошептал я и, не удержав слезы, тихо расплакался, хватаясь за грудь.
– Э-э, Петруха! Он нюни распускает! Как мелкая девка! – загоготал второй и слегка пнул меня в плечо, поваливая набок.
– Какое ничтожество… – фыркнул другой, схватил меня за волосы и силой поставил на ноги. – Прекращай реветь, отброс! Это тебе не интернатовский курорт в Германии! Будешь пускать сопли – тебя отпинают твои же сверстники! Ты понял?! – прошипел он и дал мне несильную пощёчину.
– Да-а… – вытирая слезы, выдал я.
– Шагай вперёд, плакса, пока пинка не отвесил! – опять прошипел светловолосый, и я сразу двинулся прямо по коридору, скрючиваясь и хватая себя под локти.
Первые метров десять я шёл не думая ни о чём, просто цепенея от страха и удерживая себя от того, чтобы повторно не расплакаться, как «девчонка». Но я вспомнил мамины слова: «Наш мир очень жесток, Илюша. Ты должен стать сильнее всех, но оставаться добрым, во чтобы то ни стало…»
И это подействовало.
Мама как знала, что нашу