Морис Дантек - Фактор «ноль» (сборник)
Она помедлила одну или две минуты, но ее слезы быстро высохли, а стоны почти сразу же затихли.
Она видела меня, она смотрела на меня. Ад бушевал прямо над ней. Там, видимо, горело и тело ее матери.
Надо было уходить.
С этим незнакомцем.
Незнакомцем со всех точек зрения, и даже в гораздо большей степени, чем она могла вообразить. С незнакомцем, дающим единственную надежду не погибнуть здесь, в аду пожара, озарявшего тьму.
Она прыгнула в мои протянутые, уверенно поймавшие ее руки.
Ее пылающее мокрое лицо уткнулось мне в шею.
Наш этаж, как и тот, с которого она спустилась, скоро захватит бушующий огонь. Я знал все – все, что случится, всю последовательность событий с точностью до минуты.
Нельзя было терять ни единого мига.
Надо было спускаться. Спускаться, пока второй самолет не врезался в Южную башню. Спускаться, пока она не обрушилась. Надо было спускаться, пока не обрушилась наша башня.
Я прекрасно знал хронологию событий, что было очень слабым подспорьем в нынешнем положении. Я отлично знал, что не Северная башня первой обрушится под собственной тяжестью. Но это, если учесть окончательный результат операции, не имело большого значения. Напротив, кто-то говорил, то есть… скажет, что обрушение Южной башни сыграло первостепенную роль в том, что тридцать минут спустя Северная башня взорвалась целиком.
Я знал столько вещей про все эти события, потому что мог следить за ними по телевидению будущего. Они все сводились к одному. Они создавали единый катаклизм, готовый длиться в течение веков и отзывающийся эхом, видимо, как в самых древних снах, так и в самых отдаленных мифах будущего.
Я знал даже самое худшее. Я говорю о цифрах. О статистике. Об отчетах следствия. Об итогах.
Согласно Царству Чисел, чуть более шестисот человек оказались заблокированными в Южной башне ниже и выше места удара, после того как самолет авиакомпании «Юнайтед Эрлайнс», летевший рейсом 175, в девять часов ноль две минуты и несколько секунд врезался во вторую верхнюю треть здания, в часть, занимаемую этажами с семьдесят восьмого по восемьдесят четвертый. Около двадцати человек сумели выбраться наружу невредимыми до рокового обрушения. Оно произошло менее чем через час, в девять часов пятьдесят девять минут и две секунды.
В ВТЦ-1, в Северной башне, где находился я, вокруг места удара и взрыва, между девяносто четвертым и девяносто восьмым этажами, оказались заблокированными одна тысяча триста шестьдесят шесть человек. Согласно имевшимся у меня цифрам, ни одного выжившего зарегистрировано не было. Мои видения открыли мне, что взрывчатая траектория первого самолета стала куда более разрушительной, чем у его собрата во второй башне. Я смог установить, что многие этажи частично обрушились под местом удара, увлекая за собой вниз потоки керосина, все лифты мгновенно остановились, а проходы к аварийным выходам на крышу или на лестницы оказались непонятным образом перегороженными.
Очевидность жестокости, еще более страшной, чем удар самолета в башню, – вот причина, по которой я нахожусь здесь и сейчас. Вот секрет, который я спрячу под обломками самолетов и башен.
Я здесь для того, чтобы заставить Числа лгать. Я здесь, чтобы противопоставить свою тайную нечеловечность их патетической человечности. Я выберусь из Северной башни, и не только выберусь. Я спасу не себя одного. Останусь я, охваченная пламенем башня и маленькая девочка, упавшая в мои руки из ада, устроенного на земле.
Итак, вперед, let’s roll![4] Десять часов, двадцать восемь минут – это последний срок. Время, до которого надо будет обязательно покинуть пределы башни. Я знаю все заранее с точностью швейцарского хронометра.
Я знаю, что сейчас девять часов и горстка секунд. Я знаю, что нахожусь здесь, чтобы бросить вызов всему космосу.
Я все знаю заранее, то есть я смог предусмотреть все… или почти все. Да, почти все.
Например, то, что лестничная площадка северной стороны – ближайшей к нам – серьезно повреждена ударом. Я вижу и слышу, как там вьются огромные столбы пламени. Нужно как можно быстрее найти другую лестницу. Я должен найти способ вырваться из этой ловушки.
Я должен буду сразиться с целой башней. Думаю, мне придется приручить ее.
Да, я думаю, что буду вынужден подружиться с ней. Ибо кто еще может стать здесь моим союзником, кроме машинной триады: башня – самолет – пожар?
Северная башня, мой единственный друг…
Коридоры заполнены тяжелым дымом. Я слышу голоса, крики, но практически ничего не вижу.
Дышать становится совершенно невозможно, огонь отравляет этажи, расположенные под участком взрыва, почти так же быстро, как и те, что находятся над пеклом. После изучения результатов расследования и из фильмов я знаю: все придут к заключению, что пожар в конце концов охватил значительную часть семьдесят девятого и восьмидесятого этажей. Сквозь то, что осталось от огромных стеклянных окон, я периодически вижу силуэты падающих тел. Вертикальными астероидами в жуткой тишине мелькают серые и черные тени заживо замурованных, выбравших роковое решение из двух вариантов гибели. Коридоры задымлены, так же как лестницы и шахты лифтов, оттуда эхом доносятся крики жертв, застрявших в кабинках. Тяжелые серые спирали вырываются из тонких щелей между закрытыми дверьми; все этажи, расположенные над нами, отныне стали смерчем огня и дыма, разрастающимся во все четыре стороны света. Наше бегство будет напоминать переход через зону боевых действий.
Я знаю все, я все предусмотрел.
Чтобы уберечься от ядовитого дыма, заполняющего этажи, нужно закрыть рот и нос влажной тряпкой.
Тряпка – шапочка из шерсти и акрила, обмотанная хлопчатобумажным шарфом, который я прикрепил при помощи липучек; вода – содержимое нескольких маленьких бутылочек. Все дополняется очками для ныряния. Это – для нее, это будет ее боевая форма для борьбы с Числами, это будет ее скафандр для путешествия сквозь сумерки.
– Я тебя понесу на себе большую часть пути. Проще всего сделать так: полезай мне на спину, ногами обхвати меня за пояс, возьмись за лямки рюкзака, чтобы держаться как следует. Если мне надо будет воспользоваться топором, я тебя на минутку поставлю на землю. Готова?
Она просто кивнула головой, оставив на моей шее влажный след. Я передал девочке шапочку, очки, добросовестно полил водой ее закрытое таким образом лицо, дал возможность устроиться на моей спине и начал свой поход.
Надо было поторапливаться. Пожар уже пожирал этаж, с которого она спрыгнула, и частично распространился на тот этаж, где мы находились. Он пылал над нами, он догонял нас, он подступал к нам.
И мы начали спускаться.
Мой мозг работает лучше, чем микропроцессор. И он, конечно, знал о том, что вот-вот случится.
Ровно в девять часов две минуты и одиннадцать секунд, когда мы не преодолели еще и трех этажей, произошло событие.
Произошел какой-то толчок, от ударной волны все здание содрогнулось и словно повернулось вокруг своей оси. С верхних этажей на нас полетели обломки, в основном в виде горящих факелов разной формы и происхождения. Конструкция, поддерживавшая находившуюся перед нами лестницу, просела, расколов целый марш ступеней. Вслед за этим обвалилась часть потолка и загородила нам проход.
Вот так и есть.
– Что это было? – спросила меня девочка, которую я поставил на пол рядом с собой, чтобы быстро достать из рюкзака пожарный топорик и попытаться взломать крепко запертую дверь аварийного выхода.
Я знал все. На преодоление каждого этажа нам понадобится по меньшей мере целая минута. Сейчас мы находимся на восемьдесят седьмом этаже. Спуск по уровням здания будет долгим и опасным. Некоторые из них будут заполнены дымом, может быть, охвачены огнем или просто разрушены, как этот участок, который я должен обогнуть. Нам надо пройти восемьдесят семь этажей, и мне остается менее девяноста минут, чтобы успеть до обрушения башни.
Я познакомился с этим уравнением уже довольно давно, но только теперь я понимаю, что оно действительно собой представляет. Ради этого я пришел, ради этого я решил возродиться здесь. Я, конечно, хотел победить цифры, но еще больше я хотел заставить реальность лгать, я хотел уничтожить невозможное.
– Это вторая башня, – ответил я ей спокойно.
Я ни в коем случае не собирался держать ее во власти иллюзий, словно в ловушке, совершенно не желал прятать от нее правду и защищать ее от кошмара. Она уже была погружена в него полностью.
– Это второй всадник, – добавил я. И начал выбивать дверь.
Я заметил у нее на шее брелок протестантов с ясно узнаваемым гугенотским крестом. Мы находимся в Соединенных Штатах, последней религиозной цивилизации Запада, она поймет мой намек, подумал я.
И она его прекрасно поняла.
Восьмидесятый этаж. Прошло больше пятнадцати минут. Мы не укладываемся во время. Совсем. На лестнице западной стороны, до которой мы в конце концов добрались, нам встречаются толпы бредущих людей. Некоторые из них только что нашли аварийный выход из своего коридора. Дым на этом этаже кажется не таким густым, я понимаю, что он все-таки распространился по всему зданию благодаря вентиляционным каналам. Люди собираются в группы, в полной темноте они пытаются спуститься вниз. Я слышу голоса, плач, жалобы. Я касаюсь тел, чувствую чужое дыхание, учащенное от страха и физических усилий. Кто-то, обрывками фраз, еще полных ужаса, рассказывает, как он чудом спасся от страшного пожара, бушующего наверху, начиная с девяносто второго этажа здания. Это люди. Они все погибнут. А я должен спасти маленькую девочку. У меня нет никакого выбора.
