Лилия Курпатова-Ким - Побег из Эдена
Громов сердито поглядел на Олафа. Ведь Свенсен знает, что за варез, а проще говоря, «использование результатов чужого интеллектуального труда», можно вылететь из школы. Если, конечно, не докажешь комиссии на разборе, что в персоналку влезли без твоего ведома. И все равно просит!
— Значит, так, — Олаф зашептал быстро-быстро, — забэкапь лабу в Сетевую ячейку и кинь мне зип-пароль, я вскроюсь по нему и солью себе в кэш.
— У тебя же процент мигрантов другой, — попытался Максим отделаться от Олафа. Задания были по сути общими, но исходные данные каждому ученику выдавались индивидуальные.
— Ну уж одну функцию на другую я заменить как-нибудь смогу, — ухмыльнулся тот.
Максим насупился. Насчет вареза у Свенсена голова всегда работает быстро и ясно. Вот бы он таски — домашние задания — делал так же!
— Уверен? — огрызнулся Макс.
— Точно так же, как в том, что однажды видел в твоем рюкзаке «Энциклопедию искусственного интеллекта» со штрих-кодом библиотеки, — Олаф подмигнул ему правым глазом, — для шестого года обучения. Как это она у тебя оказалась? Интересно, правда?
Громов чертыхнулся про себя и уставился на Свенсена, потом сказал:
— Если что, я ни при чем.
— Доступ запрещен! — вытаращил глаза Олаф. — И не надо на меня так смотреть. Дырку прожжешь.
Остро ощущая, что дает Свенсену козырь для будущего шантажа, Максим подошел к подоконнику, достал ноут, открыл его и сделал вид, будто последний раз проверяет цифры перед сдачей домашнего задания.
Украдкой огляделся, не наблюдает ли за ним кто. Правила Накатоми требовали, чтобы каждый ученик и учитель, увидев что-то необычное или подозрительное, немедленно сообщал об этом администрации. Громов понимал: даже если он и не заметил ничьих пристальных взглядов, это вовсе не означает, что за ним никто не наблюдает. Но обратно уже хода нет... Эх! И зачем он только согласился?
Громов сделал, что сказал Олаф, — сохранил свою лабораторную в одной из Сетевых ячеек и послал Свенсену прямую ссылку на нее с вложенным паролем. Потом открыл свою историю операций, хотел стереть, но в последний момент раздумал. Если Свенсен все же попадется, пусть будет доказательство, что Максим ничего не знал о варезе. Ведь если бы знал — то сразу бы стер историю операций...
К таким хитростям с простым копированием приходилось прибегать из-за программы безопасности, которая существовала на каждой школьной персоналке. Ученикам запрещалось передавать друг другу данные. Никаких подсказок, никаких сообщений, никаких чатов.
Все классы Накатоми были построены в форме римских амфитеатров. Ученики сидели по кругу, рядами по восемь человек, между местами расстояние метра в два. Ряды — обычно четыре — уходили наверх. Учитель всегда стоял внизу, в центре, рядом с голографическим проектором, куда в случае надобности выводил нужные картинки со своего компьютера. Под рядами находился личный учительский кабинет и его персональная малая лаборатория, чтобы готовиться к урокам.
Добравшись до класса, Громов снова приложил карточку к турникету на входе, быстро поднялся по лестнице во второй ряд, занял свое место, кивнув украдкой Митцумото Токахаши. Митцу сидел напротив. Место Чарли было прямо за Максимом, в третьем ряду, поэтому поздороваться с ним уже не представлялось никакой возможности. В классе запрещалось разговаривать между собой. Только задавать вопросы учителю — или отвечать на его вопросы.
Впрочем, многие ученики сами не шли на контакт. В классе было несколько человек, с которыми Громов виделся почти каждый день в течение пяти лет и ни разу даже словом не перекинулся. Например, Сингх Пушту. Он всегда смотрит только в компьютер — либо школьный, либо собственный. И не лень ему постоянно таскать с собой два ноута! А когда идет, надвигает на уши огромные наушники, из которых доносится быстрый жесткий бит. Максим уже не помнил, какой у Пушту голос. Учеников редко спрашивали. Школьная Сеть устроена так, что учитель может в любой момент посмотреть, что делает тот или иной ученик. Да еще чертов «Цербер»! Программа, следящая за ошибками. Автоматически их вычисляет и ведет статистику. Только в конце семестра ее узнаешь, из табеля. Если уровень ошибок меньше пяти на сто операций — считай себя молодцом, если больше пятидесяти — попрощайся с Накатоми.
Часы отбили восемь утра. В классе загорелся яркий свет. Дверь распахнулась.
— Добрый день, ученики, — сказал учитель Маркес, заняв свое место.
Он, как было предписано всем учителям Накатоми, был одет в серый костюм и белую рубашку. Блестящую лысину окружал венчик из прилизанных черных волос.
— Добрый день, учитель Маркес! — ответил класс хором.
— У вас есть минута, чтобы сдать свои домашние задания, — сказал тот.
Учитель Маркес вывел на голографический проектор список учеников класса. Если сданное учеником задание было выполнено правильно, рядом загорался зеленый огонек, если нет — красный.
Громов обрадовался, увидев возле своей фамилии зеленую метку, и огорчился, когда напротив «Спаркл», фамилии Чарли, вспыхнула красная. Он не видел его лица, но почувствовал, как тот съежился под огнем презрительных взглядов. Все знают, что Чарли Спаркл учится в Накатоми только потому, что его отец — председатель совета директоров корпорации «Спарклз Кемикал», от которой Накатоми получает до четверти своего бюджета.
— Что ж, я так и думал, — Маркес криво усмехнулся и показал пальцем на фамилию Чарли. — Вашему отцу, ученик Спаркл, придется выделить очень, очень большой грант на мои исследования, чтобы я не заявил вам отвод по окончании семестра. Да будет вам известно, в этом году социомика входит в список предметов, обязательных к сдаче.
Он посмотрел в сторону Чарли таким гадким и липким взглядом, что Максим опустил глаза, глубоко вздохнул и стал медленно выдыхать, считая до десяти, чтобы учитель не заметил, что лицо Громова покраснело от гнева.
Спустя минуту Максим, чтобы отвлечься, принялся мысленно превращать Маркеса в различные предметы, сохраняя сущность мерзкого зануды. Сам того не подозревая, большую часть урока достойный учитель социомики провел в образе мятого жестяного чайника, какими пользуются лотеки. Чайник изрядно закоптился и затерся до дыр. Поэтому в нем уже давным-давно ничего не кипятили, а почему-то сунули ему внутрь останки веревочной швабры.
* * *После социомики две нейролингвистики. Вела предмет та самая учитель Йокояма, что наказала Дэз. До конца года всем предстояло выучить китайский, корейский и японский.
— Почему ее назначили учителем? — часто ворчал Митцу. — Она же просто оператор нейролингвы!
— Ненавижу нейролингву, — каждый раз вздыхал в ответ Громов, зная, что сейчас Спаркл начнет с ними спорить, доказывая, что нейролингва — это «все» и он жизни без нее представить не может.
— С тех пор как доктор Синклер ее изобрел, за семь лет мы проходим столько, что обычными методами за всю жизнь не запомнить, — был его главный аргумент.
Собственно, полное и правильное название нейролингвы было «нейроактивная сенсорноаналоговая лингвистическая среда». Подключившись к ней, можно было быстро запомнить нужную информацию. Начиная от таблицы умножения и заканчивая сборником формул теоретической физики. Особенно нейролингва облегчала изучение любых языков. Пара месяцев регулярных подключений — и словарь в двести тысяч слов крепко сидит в твоей памяти.
Благодаря тому что зубрежка осталась в прошлом, главным стало не «запоминание», а «понимание».
Со стороны любой подключенный к нейролингве выглядит довольно забавно. Человек в больших очках, делающих его похожим на осу, и огромных перчатках, похожих на горнолыжные, сидит и медленно водит руками по воздуху.
Поскольку Сеть царила везде, к нейролингве можно было подключаться, сидя в кафе, парке, на крыше — где угодно. Единственное условие — неподвижность. Макс регулярно об этом жалел.
— Пока едешь в этом чертовом поезде в школу да из школы, можно было бы столько всего вызубрить, представить страшно!
— Ты же не любишь нейролингву, — морщил нос в ответ на это Чарли.
— Не люблю, поэтому и жалею другое время на нее тратить. В поезде все равно заняться нечем — только телевизор смотреть. А так... подключился да грузись, пока едешь. Так нет же!
— Это же для твоей безопасности, дурень, — Спаркл не мог не вступиться за любимую нейролингву. — Вибрационные искажения получишь и что будешь делать? Запомнишь что-нибудь криво, потом всю жизнь будешь мучиться, как бедняга Ити.
«Если ты увидел зверя и вспомнил, что это кошка, помни, что как кошку ты запомнил собаку», — процитировал Митцу известный школьный анекдот о бедном Ити Найте, который пытался запомнить таблицу видов, подключившись к нейролингве во время поездки на такси.
Макс надел видеоочки, сенсорные перчатки и «контур» — тонкий металлический обруч с небольшой антенной. Информация нейролингвы поступает через спутник на специальный приемник, а тот уже преобразует его в волны нужной частоты и передает на контуры учеников в форме личностно-адаптированных магнитных волн.
