Сборник - Коллекция «Этнофана» 2011 - 2013
Пока послушник преследовал странных паломников, гладь священного озера Манасаровар потеряла кровавые краски заката и превратилась в огромное черное зеркало с редкими искрами отраженных звезд. Эта тропа, которую паломники редко выбирали для прохода к священной горе, недолго шла вдоль прибрежной полосы озера. Вскоре она свернула в горы и запетляла среди скал вдалеке от озера. Изредка встречались паломники или жители деревушки, что расположилась неподалеку от монастыря Чиу[18]. Луна еще не появилась на небе, но света звезд хватало, чтобы заснеженные пики окружающих гор светились магическим голубым светом. Яркой пирамидой выделялась вершина Юнгдрунг Гу Це[19].
Послушник шел, повинуясь приказу настоятеля монастыря, который поручил молодому человеку не упускать из виду подозрительных путников. Однако, как только тропа стала петлять среди скал, черные одеяния растворили преследуемых в кромешной темноте. Ему уже показалось, что он не справился с поручением настоятеля, но стоило неизвестным выйти на открытое пространство, как они сразу обозначились двумя мрачными силуэтами на фоне освещенной звездным светом равнины.
Путники явно не собирались останавливаться.
Преследование завершилось, как только перед паломниками открылось ровное, лишенное растительности плато. Вершина священной горы гигантской голубой пирамидой светилась на фоне звездного неба. В ее свете стали заметны несколько больших каменных плит на краю небольшой равнины. Возле одной из них путники остановились. Тот, что шел первым, достал из торбы какой-то предмет и протянул спутнику. Острые глаза послушника позволили ему разглядеть, что это был стеклянный сосуд с жидкостью. Он подобрался к неизвестным на расстояние верного попадания колючкой в шею или голову.
Незнакомцы отхлебнули содержимого сосуда. Видимо, это был травяной настой, потому что обоняние молодого монаха ощутило резкий травяной аромат, в котором выделялись анис, сельдерей и мята.
Через несколько минут лица путников высветил небольшой костерок, разожженный из нескольких веток. Один из них положил в огонь небольшой сверток, и окружающее пространство наполнилось характерным запахом горящего овечьего кизяка[20]. На первый взгляд казалось, что паломники устраиваются на ночлег. На расстеленной циновке они разложили несколько мисок. В одну — что-то насыпали, в остальные разлили остатки жидкости.
Наблюдатель, чувствуя неладное, проверил спрятанную под одеждой трубку с ядовитой стрелой. Послушник давно не ел и мысли о пище вызвали у него бурчание в животе. Боясь быть обнаруженным, он постарался немного отползти, не теряя из виду объекты наблюдения.
Он напрасно беспокоился. Незнакомцы были всецело поглощены своим делом. Хоть темные спутанные волосы и скрывали черты лиц, тем не менее, наблюдатель смог различить их. Один, безусловно, глава этой экспедиции, был человеком пожилым, если не сказать старым. Глубокие морщины делали его лицо похожим на комок засохшей кожи. Длинный крючковатый нос и ярко блестевшие миндалевидные глаза выдавали в нем уроженца Арабского Востока. Его более молодой спутник был типичным жителем Тибета. Смуглое румяное монголоидное лицо. Подбитый мехом халат, из-под которого виднелись толстые ватные штаны. На давно немытой голове — видавшая виды линялая шляпа. Молодой человек внимательно слушал, что говорит его спутник и часто кивал головой.
Наблюдатель, примерившись, понял, что стрела из его «ружья» может не долететь до жертвы, и бесшумно пополз вперед. На его счастье, в локтях двадцати от путников высился большой обломок скалы. Теперь пара была, «как на ладони». В первый момент наблюдателю показалось, что на циновке разложена вечерняя трапеза путников. Однако, приглядевшись, он понят — «Араб» готовился совершить какой-то обряд. Он смешивал содержимое мисок, выплескивал на огонь костра немого из каждой и всматривался в клубы дыма и пара, поднимавшиеся над пламенем.
Наконец, все было готово. Старик сбросил с себя грязную верхнюю одежду и остался в халате кроваво-красного цвета с бледно-розовой вышивкой. Если бы молодой послушник находился поближе, он бы разглядел, что розовые пятна на халате — искусно вышитые драконы. Священник запел. Над пустынной ночной равниной поплыли звуки, в которых нельзя было различить отдельных слов. Это были звуки, объединенные единым ритмом. Звуки, исполненные нечеловеческой тоски и безысходности. Было что-то общее в этом пении с воем одинокого волка, давно отбившегося от стаи.
Зачарованный наблюдатель стал покачиваться в ритме песни и непроизвольно прикрыл глаза. Он чувствовал, как пение шамана лишает его сил и воли. Обессиленное тело стало заваливаться набок. Неожиданно голова ударилась о выступ скалы, за которой он прятался. Это привело молодого монаха в чувство. Приглядевшись, он заметил, что ситуация у костра изменилась. Завывания шамана потеряли свою плавность, ритм в них стал жестче. Напарник жреца сбросил с себя всю одежду и исполнял странный танец. Движения его были хаотичны, но, тем не менее, подчинялись магическому ритму, задаваемому пением шамана. Он кружился, скакал, размахивал руками. При этом голый человек не издавал ни единого звука. Глаза его были широко открыты, но было видно, что он ничего не видит, полностью захваченный своим танцем.
Послушник помнил, что настоятель просил его воспользоваться своим оружием только в том случае, если священник Бон достанет свой барабан и попытается ударить в него. Сейчас никакого барабана не было, но молодой монах понимал, что еще несколько минут и он потеряет контроль над собой и полностью очутится во власти чар шамана. Рука сама потянулась за пазуху достать трубку с ядовитой стрелой.
В этот момент пение резко оборвалось. Помощник шамана вспрыгнул на ближайшую каменную плиту и простер руки к небу. В слабом неверном свете костерка наблюдателю показалось, что рядом с обнаженным мужчиной появилась большая черная собака, но приглядевшись, он понял, что это только игра света и тени.
Резкий отрывистый крик шамана, и человек на каменной плите распростерся на ней. Ноги лежавшего нервно подергивались. Лицо было устремлено в ночное небо. Скрюченные пальцы ногтями царапали камень.
Неожиданно воцарилась полная тишина. Даже звуки дыхания не нарушали ее. Молодой послушник с ужасом ощутил, что не дышит. Грудная клетка не двигалась. Воздух не поступал в легкие. Светящаяся вершина священной горы стала расплываться в его глазах.
Последнее, что он увидел, была ослепительная вспышка на том месте, где лежал подручный шамана, и столб света, устремленный в небо.
Тело старого настоятеля, в одиночестве медитирующего на крыше, содрогнулось от острой боли. Отчаяние от того, что сердечная боль не дает сосредоточиться, не дает озвучить заветную мантру, заполняет сознание. Нет! Это бренное тело всегда было подвластно его бессмертному духу.
— Оммммм! — Боль на мгновение стихает. Дух, как всегда, торжествует над плотью! СВЕТ! ВСЕПОГЛОЩАЮЩИЙ, ИСПЕПЕЛЯЮЩИЙ СВЕТ!!!
Тело настоятеля заваливается набок. Сведенные судорогой пальцы, подобно когтям хищной птицы скребут линялый джут циновки. Ноги конвульсивно дернулись. Манасаровар…
Утром, когда послушники нашли труп настоятеля, они с трудом смогли оторвать тело от циновки из-за замерзших испражнений.
Глава 1
22:00. 27 октября 2012 годаМосква. Южное БутовоКвартира Ильиных
Холодно. Буря гонит огромные волны нескончаемой чередой, бросает их на прибрежные скалы, тщетно пытаясь сокрушить берег и добраться до человека. Ветер срывает истеричные крики парящих над головой чаек. Холодно. Кажется, сердце остановилось. Шторм срывает одежду, но повернуться и уйти с этого утеса, нет сил. Уйти в тепло, в уют, к семье. Холодно и одиноко.
Земля под ногами дрожит от ударов волн. Невероятной высоты хрустально-зеленый вал обрушивается на берег и брызги достигают лица. Холодно. Вода струйками стекает по щекам. Руки висят плетьми и невозможно вытереть лицо. Пронзительный крик чаек иглой проникает в мозг. Холодно.
Птицы совсем не боятся его. Чувствуя легкую поживу, они кружат все ниже и ниже. Ураганный ветер уже не может заглушить хлопанья крыльев. Еще мгновенье, и они коснутся его лица.
— И-и-иллл! — рев ветра и глухие хлопки крыльев нарушает чей-то крик.
— И-и-иллл! — одинокий зов заставляет собраться.
Шторм вновь дотянулся холодными брызгами до лица. Холодно.
Вдруг сердце замирает — там, у горизонта сизый полог отрывается от бушующего океана, и алая нить чистого закатного неба отрезает тучи от воды. Кажется, стало даже теплее от далекого закатного солнца. Еще немного и небо освободится от ненастья, и он сможет оторваться от земли и вознестись прямо к Солнцу!
