Виктор Смольников - Котов
Поджимая губы, хозяин беззубым ртом сделал два маленьких глотка. Лицо Коляна перекосила гримаса.
— Ох, крепкий слишком заварили. И не жалко вам сердце свое? Копыта же можно отбросить!
— Все нормально, чем крепче, тем лучше. А помирать нам всем придется, так и так. А о сердце не думаешь, когда с башкой проблемы. Может, оно и лучше, помереть побыстрее, чем с шизухой жить, — внес минорную ноту в разговор Борода.
— Это ты зря, — осудил пессимиста Котов. — Вся жизнь еще впереди.
— И вся по дуркам, — съязвил Стас.
— Лично я здесь последний раз, — безапелляционно отреагировал Андрей.
— Это ты так по неопытности своей говоришь, кто в дурке хоть раз побывал, на всю жизнь здесь прописан, — подал голос до сих пор молчавший Гвоздь и добавил: — От тюрьмы, сумы и психбольницы не зарекайся!
— А я таблетки буду пить, — не сдавался Котов.
— Да хоть запейся, эти таблетки никакой пользы не приносят, а тормозят так капитально, что простого дела сделать не можешь, сам от снадобий откажешься, — стоял на своем Борода и продолжил: — Вот если циклу, реланиум или что-нибудь похожее пить, это дело.
— Короче, все вы наркоманы, — объявил Борян. — Я-то хоть от “белочки” здесь лечусь, мне, если водку не пить, хоть куда можно идти, везде возьмут! И пилюли никакие не нужны! А ваши наркоманские разговоры, какие таблетки пить, а какие не пить, до добра не доведут.
— Зря ты, Борян, так, — ответил Борода. — Что правда, то правда, все мы на этой системе. Что будет, если человека пару месяцев психотропными лекарствами покормить?
— Что?
— Да ничего, привыкает человек, и все. Чем дальше, тем ему больше требуется транквилизаторов и антидепрессантов. А если год лекарствами закидываться? А пять лет? А всю жизнь? Если честно, то все пьющие наши лекарства впадают в зависимость почище героиновой. Не пьешь лекарства, врачи ругаются. Пьешь — зависимость приобретаешь. Выпить таблетку, чтобы проснуться, таблетку — чтобы заснуть. Замкнутый круг! И психиатры обо всем этом прекрасно знают.
— Грустно все это, — резюмировал Андрей.
— Давайте лучше “тысячу” распишем! — уже ощутивший прилив бодрости от выпитого напитка, сказал Гвоздь. — Как раз до ужина партию закончим!
34
За пару недель, которые прошли с того момента, как Андрея вывели на работу, Котов значительно повеселел, на его щеках появился румянец. Андрей, несмотря на то, что был сильно подторможен нейролептиками, стал даже иногда улыбаться и беззлобно подтрунивать над Фиксой, Валькой и Танькой и другими больничными чудиками. Стабильное состояние пациента утвердило Игоря Николаевича в решении, что больного можно выпустить в домашний отпуск.
— Ну, Андрей, готовься, домой тебе разрешаю съездить, — потирая переносицу, сказал эскулап на обходе. Присутствующие при этом пациенты завистливо посмотрели на счастливчика, а Карась даже присвистнул.
— У меня как раз пятнадцатого день рождения! — обрадованно воскликнул Котов.
Игорь Николаевич, услышав о том, что Котов скоро именинник, полез в карман халата и достал несколько шоколадных конфет, которые протянул везунчику.
— Поздравляю тебя от всей души и искренне рад тому, что ты идешь на поправку! Только одна просьба: не пей дома спиртного, оно тебе отныне противопоказано. Как бы тебя, Андрей, ни уговаривали, помни, алкоголь может спровоцировать новый приступ. Каким бы вкусным вино ни казалось, оно для тебя — табу.
— А когда домой-то? — нетерпеливо спросил Котов.
— После обхода я позвоню твоим родственникам, одного тебя, к сожалению, выпустить не могу.
— Почему? Со мной ничего не случится! Что я, дорогу домой не найду, что ли?
— Такие правила, из этой больницы пациентам можно ехать домой только в сопровождении родственников.
— Игорь Николаевич, — в один голос возбужденно стали говорить окружавшие врача другие больные, — а нам когда можно в отпуск?
— Все зависит от состояния здоровья. Я бы рад вас всех выпустить, но надо подождать.
— А вот я совсем здоров, — сказал Карась. — А вы меня не то что в отпуск, на улицу на прогулку не разрешаете выйти!
Глаза Ильи от вопиющей, как ему казалось, несправедливости налились кровью. Брызгая слюной, он начал орать:
— Чем я отличаюсь от нормального человека? Других уже по несколько раз выпускали, а я что, хуже? Может, вы смерти моей хотите! Сколько людей откинулось уже в этой больнице! На мою квартиру, наверное, претендуете!
— Успокойтесь, Карасиков. От нормального человека вы отличаетесь только тем, что кричите без повода, — рассердился Игорь Николаевич на нелепое обвинение, но, взяв себя в руки, продолжил: — Вы, Илья, преступили закон, к вам у нас отношение более строгое.
В уме эскулап отметил, что Карасиков расторможен: “Либо таблетки не пьет, либо чифирем или циклодолом накачался, надо добавить ему галоперидол”.
— Где же правда? — продолжал орать Карась. — Вы что, меня до смерти мариновать здесь будете?
— Тише, тише, Карасиков, — зашикала на разошедшегося больного медсестра. — Ты почему орешь на врача? На вязки захотел?
Андрей взял Илью за рукав пижамы и попытался отвести от греха подальше вышедшего из себя приятеля в сторону.
— Ты что, Илья, — зашептал в ухо психовавшему Котов. — Он же тебе, — имея в виду врача, — на самом деле “хорошую” жизнь может устроить!
— Вы все заодно! И ты, Кот, такой же! — с этими словами Карась вытащил откуда-то лезвие бритвы и полоснул себя по предплечью. Побежавшая ручьем кровь залила пол около пожелавшего свести счеты с жизнью пациента. Тут же прибежали санитары, схватили буянившего Илью и связали его. Медсестра, склонившись над бедолагой, делала скандалисту тугую повязку. Игорь Николаевич тем временем по телефону вызванивал “скорую”. Вскоре Карася увезли в хирургическое отделение одной из городских больниц, где без наркоза зашили располосованную руку.
После того как скандалист был привезен обратно, его привязали к кровати и вкатили ударную дозу аминазина. Андрей, который все это видел, сильно переживал, что ничем не может помочь своему другу. “Ничего, Илья, — думал Котов, — потерпи немного, я привезу тебе из дома и хавки, и сигарет, и водки тоже”. Еще Андрей опасался, что над заколотым лекарствами и связанным Ильей будут издеваться изгои наблюдательной палаты. С этой мыслью Котов подошел к Леше Печеню, с которого взял слово, что тот будет поддерживать Карася, пока Андрей будет в городе. А Таньке, Вальке и Фиксе строго указал, что если с Карасем что-нибудь случится, то он, Кот, лично выбьет у каждого из троицы оставшиеся зубы. После этого Котов пробрался к кровати Карася и всыпал ему в карман шоколадные конфеты, подаренные врачом, а также положил почти полную пачку “Кометы”. Отпускник даже попытался поговорить с несчастным приятелем, но заколотый нейролептиками Карась только пускал пузыри и нечленораздельно мычал.
35
Андрей ехал в пригородной электричке, получая большое удовольствие от того, что на нем надета городская одежда. Японская “аляска”, на которую ушла вся зарплата, полученная в один из сезонов работы в стройотряде, — вместо телогрейки, трикотажная спортивная шапочка с надписью “Адидас” — вместо засаленной ушанки, и, главное, джинсы, настоящий “Рэнглер”, с буковкой W, вышитой на задних карманах, — вместо безразмерных полосатых больничных брюк. “С таким прикидом и по городу пройти будет не стыдно, — удовлетворенно отметил отпускник. — Ну вот, я на свободе, три дня я буду на воле. Чем заняться? Сходить, что ли, на дискотеку? Нет, с дрожащими от лекарств ногами и руками я буду посмешищем. Придется все три дня дома сидеть”.
За окном мелькали сосны, какие-то Богом забытые полустанки, с каждой минутой поезд приближалась к мегаполису. Сидевшие рядом на деревянных скамейках родители пытались о чем-то поговорить с отпрыском, но Андрей весь ушел в свои мысли. “Скоро, уже через несколько минут, я буду в городе, — думал Котов. — А что, если я вообще не буду возвращаться в больницу? Что мне будет? Если бы по статье откидывался, — уже привыкнув к воровскому жаргону, думал отпускник, — тогда бы понятно, в розыск бы подали, милиция бы стала охотиться. А так что, я просто гражданский больной. Тьфу ты, какой я больной, просто пациент, и все. Предъявить мне нечего. Другое дело, в институте спросят, где я был полтора месяца, а мне и сказать нечего. Документ нужен, больничный. А его мне, если я не вернусь в больницу, никто не даст”.
— Конечная станция. Поезд дальше не идет! Просьба освободить вагоны, — послышалось из динамика.
Андрей вздрогнул. Огромное здание вокзала поразило своей массивностью. “Странно, никогда раньше не думал, что главная станция города имеет такие внушительные размеры, — поразился отпускник, — одни колонны чего стоят!” Уже в подземном переходе, получив несколько толчков в бок, Андрей вспомнил, что такое толчея. На короткий миг его охватило проклятое чувство клаустрофобии. Толпы народа передвигались во всех мыслимых направлениях, волоча с собой сумки, баулы и тележки. После длительного пребывания в одиноко стоявшей посереди леса богадельне городская суета и масштабы давили на психику.
