Роберт Голдсборо - Серебряный шпиль
1-е Тимофею. 6:10
Ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились и сами себя подвергли многим скорбям.
От Матфея. 26:38
Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною.
Откровение. 16:8
Четвертый ангел вылил чашу свою на солнце: и дано было ему жечь людей огнем.
Исаия. 61:4
И застроят пустыни вековые, восстановят древние развалины и возобновят города разоренные, остававшиеся в запустении с давних родов.
2-я Царств. 13:34
И убежал Авессалом. И поднял отрок, стоявший на страже, глаза свои, и увидел: вот много народа идет по дороге, по скату горы.
К Галатам. 6:18
Благодать Господа нашего Иисуса Христа с духом вашим, братия. Аминь.
К Римлянам. 8:26
Также и Дух подкрепляет (нас) в немощах наших; ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно, но сам дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными.
Дважды перечитав написанное, я посмотрел на Вулфа, который покоился в кресле, смежив веки и возложив руки на брюхо.
— О’кей, — сказал я, — вы злорадствуете, в частности потому, что я не имею ни малейшего представления, как все это понимать.
Он открыл глаза, поблагодарил кивком Фрица, который только что доставил пиво и стакан.
— Злорадствую? — переспросил он, налив пива и наблюдая, как оседает пена. — Учитывая полное отсутствие у меня сообразительности, вряд ли я имею право на злорадство по отношению к вам или к кому-то иному.
Затем он изложил мне версию, обосновав ее от корки до корки, если можно так выразиться. Она была абсолютно безукоризненной, хотя я самостоятельно ни в жизнь не допер бы до этого.
— Что теперь? — спросил я.
Осушив стакан и промокнув губы носовым платком, Вулф сказал:
— Введите эти отрывки в компьютер в точном порядке и так, чтобы они разместились на одном листке. Затем распечатайте в двенадцати экземплярах. Они
понадобятся нам сегодня вечером.
— Это означает, что я должен обзвонить церковную команду и соблазнить всех явиться сюда?
— По-моему, сегодня собирается «кружок веры»? — вопросительно произнес Вулф, чуть наклонившись вперед.
— Точно. Сегодня. Сбор трубят по понедельникам в семь тридцать.
— Прекрасно. Мы окажемся пунктом, заранее не предусмотренным в их повестке дня.
Мне потребовалось тридцать секунд, чтобы осмыслить сказанное. Итак, гора двинулась к Магомету.
Глава 17
Оправившись от шока, вызванного решением Вулфа, я зашел в кухню, где объявил, что мы намерены покинуть особняк из бурого известняка примерно за полчаса до того момента, когда обычно садимся за ужин. Фриц взглянул на меня так, словно я только что посолил, предварительно не попробовав, одно из его лучших блюд.
— Но уходить голодными, Арчи... — умоляюще затянул он. — Это же плохо для него... просто ужасно.
— Перестаньте. Не хуже для здоровья, чем ваши креветки по-бордельски... или по-бордоски, не помню точно. Время от времени ему полезно пожертвовать парой-другой калорий. К тому же вам ведь нравится, когда он вдруг для разнообразия начинает работать.
Я не стал упоминать о том, что данная эскапада не будет оплачена. Если бы я решился на это, то челюсть Фрица, и без того изрядно отвисшая, просто шлепнулась бы на паркетный пол. Когда я уходил из кухни, он стоял у плиты, тряся головой и что-то бормоча по-французски, видимо, проклиная меня и все то, что дорого моему сердцу. Я сам клял себя за то, что позволил Вулфу оставить нас без креветок и особенно без десерта — ни с чем не сравнимого фисташкового суфле по рецепту самого Фрица.
Остаток дня тянулся не меньше недели. После ленча, состоявшего из запеченной говядины с соусом карри, я поработал с чековой книжкой и ввел в компьютер, согласно инструкции Вулфа, выдержки из Библии. Затем, распечатав двенадцать экземпляров, поместил их в конверт из плотной бумаги. Вулф все время оставался за своим столом, читая книгу и потягивая пиво. Он покинул меня, только когда настало время общения с орхидеями.
Вместо того чтобы вернуться в шесть, как обычно, в кабинет, Вулф отправился к себе в спальню, чтобы переодеться для экспедиции на Стейтен-Айленд. В шесть пятьдесят он все еще оставался наверху, и я, объявив Фрицу, что ухожу, отправился в гараж на Десятую авеню. Взяв «мерседес», я подогнал его к нашему дому. На ступенях уже ждал Вулф, облаченный, несмотря на теплую погоду, в кашемировое пальто, фетровую шляпу и вооруженный массивной тростью из красного дерева.
Прежде чем спуститься, он с отвращением посмотрел на «мерседес». Я выскочил из машины и, изображая лакея, распахнул заднюю дверцу. С тем же выражением отвращения на лице он втиснул свою тушу в транспортное средство. Насколько я знаю, больше автомобильных путешествий он ненавидит только полеты на аэропланах. Вулф не доверяет никаким самодвижущимся аппаратам и обращается к ним, только когда нет иного выхода.
Покончив с делом, то есть поместив Вулфа в «мерседес», я сел за руль и, взяв курс на юг и затем на восток, проехал в Бруклин через туннель Бэттери. Машин на вечерних улицах было совсем немного, за рулем «мерседеса» находился лучший из известных мне водителей, но Вулф тем не менее с напряженной физиономией сидел на самом краешке сиденья, судорожно вцепившись в петлю над окном, как в вытяжное кольцо парашюта.
— Сейчас мы поедем по мосту Веррацано, — сказал я, чтобы нарушить молчание, зная, что он никогда не видел этого чуда инженерного искусства. — Мост Веррацано — самый длинный однопролетный подвесной мост в мире. Его сооружение было завершено в 1964 году.
Он невнятным ворчанием выразил отсутствие восторга по этому поводу, и я оставался нем как рыба весь остаток пути. Когда мы въехали на покрытую асфальтом автомобильную стоянку Храма с Серебряным Шпилем, начинало смеркаться. На площади размером с Вермонт[12] дремало штук пятнадцать машин — все рядом с входом. Я поставил «мерседес» на свободное место поближе к дверям, выключив двигатель и, повернувшись к Вулфу, объявил:
— Это и есть то самое заведение — называется оно «У Бэя».
Вулф скривился, а я, выскочив из машины, открыл дверцу с его стороны. Все же надо отметить, что Вулф, несмотря на свой объем, вовсе не был неуклюж. Он выскочил из «мерседеса» так, словно делал это каждый день. На самом деле ему приходилось проделывать подобное упражнение только при посещении парикмахера да еще раз в год во время визита на городскую выставку орхидей. Вулф размял конечности и посмотрел на здание.
— Сплошная показуха, как я вам и докладывал.
— Обман и ложь должны ютиться в этом месте.
— Шекспир?
— Несколько перефразированный. Я опустил эпитет «славном» к слову «месте», поскольку заведение его не заслуживает.
Мы прошли через двустворчатые стеклянные двери. Костлявый охранник с сивой шевелюрой, восседавший на том месте, которое днем занимала рыженькая, отложил в сторону потрепанный вестерн в бумажной обложке и уставился на нас поверх очков.
— Прошу прощения, но церковь закрыта, — пробубнил он, извлекая изо рта зубочистку. — Первая экскурсия завтра в девять.
— В конференц-зале сейчас проходит совещание, — спокойно сказал я. — Преподобный Бэй нас ждет.
Охранник с сомнением изучил страничку лежащего перед ним блокнота.
— Никаких пометок о посетителях на сегодня, — сказал он. — Как вас зовут?
— Вулф и Гудвин. Позвоните Преподобному Бэю и скажите, что мы здесь.
— Нет. Не могу прерывать собрание, — покачал головой страж.
Я прошипел, наклонившись к его морщинистому лицу так близко, что смог определить его любимый соус к спагетти:
— Послушайте! Мне прекрасно известно, что в конференц-зале есть телефон. — Повысив голос и подчеркивая каждое слово, я продолжил: — Звоните Бэю, или я позвоню сам и боюсь, что в этом случае вам придется плохо.
Слезящиеся глаза стража встретились с моими, и он сглотнул, дернув кадыком. Подняв трубку, он набрал номер.
— Это Перкинс из главного фойе, сэр, — прохрипел он. — Простите, что беспокою, но здесь к вам пришли два джентльмена. Вулф и Гудвин... Да, сэр... Да... Хорошо, я им передам.
Он положил трубку, сглотнул еще раз и, посмотрев на меня, перевел взгляд на Вулфа.
— Преподобный будет через минуту, — хрипло проговорил он и, вернувшись к своему вестерну, сделал вид, что нас нет.
Вулф посмотрел на угловатые контуры кресел для посетителей и, скривившись, мудро предпочел остаться на ногах. Я последовал его примеру. Через две минуты в затененном дальнем конце фойе возник мужской силуэт. Человек двигался к нам, его шаги порождали гулкое эхо. Прежде чем он вышел на свет, я знал, что это — Барнаби Бэй.
— Мистер Вулф, мистер Гудвин, вот так сюрприз, — произнес Бэй, слабо улыбнувшись. — У нас в разгаре совещание, так что...
