Алиса Мун - Кукла
Виталик прямо-таки лопался от счастья, поскольку порой кинокамеры проскальзывали и по его лицу, а в фотообъективы попадало то его ухо, то кончик носа, а то и почти все лицо — щека и глаз.
Самым сложным в этой авантюрной акции оказался отрыв от доморощенных папарацци, которые сели на хвост старенькому «Форду» после окончания тусовки. Виталик безрезультатно подергался минут десять, после чего за руль села Линда. Она неслась по ночной Москве, словно штурмовик Су-27, выжимая из двигателя сто двадцать процентов мощности, закладывая крутые виражи, без труда обгоняя куда более совершенные машины; неслась, азартно приговаривая: «Ну, козлы, за Диану ответите!» И не давила при этом на гашетку скорострельной пушки только потому, что не было под рукой ни пушки, ни гашетки.
Дома Виталик сразу же бросился к телевизору и начал, лихорадочно орудуя пультом, прыгать с программы на программу в поисках репортажей с объегоренной «академической» тусовки. Таковых оказалось ровно три. И во всех Линда была главным действующим лицом, а Виталик проходил общим планом. Однако он и этим был чрезвычайно доволен.
— Вот, блин, видишь, какой я! — заявил он гордо, выключив телевизор. — Я твой царь и бог!
— Слушай, Виталик, — сказала Линда, — я помогла тебе повысить рейтинг. Наверняка тебя теперь выберут президентом вашей сраной академии.
— Конечно, выберут, — согласился он.
— Так помоги и ты мне, не будь жлобом. Надо сообщить одному человеку, что со мной все нормально. Чтобы он хоть немного успокоился.
— Так, значит, ты считаешь, что это ты мне помогла? — спросил надменно Виталик.
— А разве нет?
— Конечно, нет! Это я, гениальный программист, закодировал тебя нужным мне образом. И ты подчинилась моему приказу. Так что ты тут ни при чем. Ты — инструмент. И не более того.
— Я прошу тебя! — взмолилась Линда.
— Нет. Потому что по этому сообщению меня вычислят. И пришлют автоматчиков. Я же ведь не круглый дурак и прекрасно понимаю, что у того, кто заплатил за тебя миллион, денег хватит и на частных детективов, и на автоматчиков.
— Да ты просто мерзавец! Пакостный мальчишка! У тебя нет сердца!
— Что? — разозлился Виталик, которого Линда все-таки сумела зацепить. — А ну-ка, повтори: я твоя раба!
— Я твоя раба.
— Громче, с чувством! Троекратно!
— Я твоя раба! Я твоя раба!! Я твоя раба!!!!!
— То-то же! И, вообще, я из-за тебя две с половиной штуки потерял, на твои идиотские тряпки. Завтра ты мне эти деньги отработаешь, в казино. А сейчас не мешай спать. Брысь под лавку!
* * *Виталик, будучи абсолютным варваром во всем, что не касалось программирования, не мог по-простому приехать в какое-нибудь уважаемое и основательное, как контора Кука или редакция газеты Times, игорное заведение, чтобы набить карманы деньгами. Ему нужен был непременно какой-нибудь Лас-Вегас — бутафорский, крикливый, слепящий павлиньим блеском и россыпью поддельных бриллиантов. И поскольку максимально достижимым в Москве приближением к американскому китчевому раю было казино «Империя», то поехали именно туда, на улицу Правды.
В машине Виталик, распираемый чувством собственного превосходства, попытался учить Линду, что и как она должна делать, чтобы они вернулись с мешком баксов.
— Запомни, — зудел он ей на ухо, — ты играешь на рулетке. Знаешь, что это такое?
— Да, конечно. Я всю ночь по Сети ползала, все просекла самым наилучшим образом.
— Так вот, будешь «бутерброды» играть. На тысячебаксовую фишку кладешь сверху пятибаксовую. Чтобы внимание крупье не привлекать.
— Дилера, — поправила эрудированная Линда. — Крупье в европейской рулетке. А в Москве только американская. Хоть и с одним зеро вместо двух. Одним словом, Азия.
— Ну, ты тут мою родину не порочь! — решил ни с того ни с сего оскорбиться Виталик. — Слушай и запоминай! Когда шарик падает в лунку, ты переставляешь бутербродик на выигравшее число. Молниеносно, как ты умеешь. Никто не должен заметить. И мы получаем тридцать пять ставок с тысячебаксовой фишки. А потом еще и еще, пока кейс не набьем капустой. Ясно?
— Мне-то все ясно, — скривившись в скептической ухмылке, сказала Линда. — Это ты мало что в этом деле смыслишь. Там лимит есть. Тысячу можно поставить только на равные шансы. На красное-черное, чет-нечет, где платят один к одному. А на цифру максимальная ставка гораздо меньше. Где пятьдесят баксов, где сто. Наверно, есть места, где и двести есть.
— Это с какого ж хрена?
— Да с такого, что Москва — это даже не Азия, а гораздо хуже. Здесь в казино установлены такие правила, что сорвать за ночь действительно нормальные бабки невозможно ни при каких обстоятельствах. А проиграть можно, сколько угодно. Целый кейс.
— Это почему же?
— Таких высоких минимальных и низких максимальных ставок нигде в мире нет. Получается очень узкий коридор для маневра. Если какой-то умник начнет играть по системе Мартингейл, где требуются длинные ходы на удвоение ставок, то ничего из этого не выйдет.
— Ну, Мартингейл — это примитивно, — въехал в тему Виталик, который неплохо знал теорию игр.
— Да хоть что придумай, все равно облом выйдет. Это в приличных местах, в Монако, например, игрокам дают жить. Хотя здесь, конечно, тоже дают. Гуманисты. Потому что при здешних нравах они просто убили бы счастливчика, которому удалось бы выпотрошить банк на пару лимонов. С деньгами тут, насколько мне известно, никто добровольно, без стрельбы, не расстается.
— Так что же будем делать? — озадаченно спросил Виталик, с которого сбили половину спеси.
— Положись на меня, — ответила Линда, проезжая мимо часового завода. — Как я где-то читала, время — деньги. Много не обещаю, но год разумного существования гарантирую.
— Послушай, — прервал ее Виталик, когда они проскочили Первую улицу Ямского поля, — по-моему, что-то горит.
— Да, — согласилась Линда, всматриваясь в приближающуюся перспективу, — похоже.
Однако то не был московский пожар, то пылали мощные потоки нестерпимого неонового света, хлещущего со стен, колонн, портиков и капителей казино «Империя». Ленинградский проспект подслеповато всматривался в это очередное чудо света и тщился узнать в нем бывший Дом культуры имени Валерия Чкалова, и не узнавал.
И действительно, новые русские зодчие немало потрудились над тем, чтобы из храма народной культуры, построенного в аскетичном конструктивистском стиле, сделать капище золотого тельца, сочетающего в себе отчетливые признаки классицизма, античности и отчасти барокко. Композицию дополняли два подиума с призовыми автомобилями и дюжие охранники, одетые в форму наполеоновских гвардейцев.
Наполеоновцы распахнули перед Виталиком и Линдой двери. Они ступили несколько шагов, и их ослепило еще большее великолепие.
В гардеробе толокся какой-то потертый человек средних лет, в пиджаке, обильно обсыпанном перхотью, словно стиральным порошком. Типичный лудофил, как психиатры называют игровых маньяков. «Ну как же так, ведь мне надо повесить именно на двадцать девятый номер, — напрягал он раздевальщика. — Неужели занят? Ведь я же просил бронировать его за мной. Как же так, Илюша?» Илюша молчал, потому что посылать клиентов ни в задницу, ни в какое иное место он не имел права. «Ну, тогда на восемьдесят третий. Хоть это и не лучший вариант». Но и восемьдесят третий был занят. Демоны открыто глумились над лудофилом, не подпуская его к вожделенному Черному Джеку. Он страдал и терзался.
В игровом зале Виталика и Линду встретило такое запредельное великолепие, которого даже теоретически не могло быть в этом бренном мире. Но оно было. Оно гремело мощной симфонией, прославляющей гений человека, приспособившего колесо не для передвижения, а для извлечения гарантированной прибыли.
Когда глаза привыкли к этой агрессивной роскоши, Виталик деловито прошел к кассе и собрался купить фишек на тысячу долларов.
— Этого мало, — сказала Линда.
— Да ты что, с дуба рухнула?! — возмутился Виталик. — Разорить меня хочешь?!
— Надо на девять тысяч двести долларов. Виталика скрючило, как от приступа зубной боли.
Но все же он подчинился и отслюнявил девяносто две стобаксовых бумажки.
Кассирша внимательно посмотрела на нетипичную парочку, отсчитала жетоны и нажала под столом потайную кнопку.
Тут же к ним подскочил некто в напудренном парике с косицей, в сюртуке, в брючках до колен, в шерстяных чулках и башмаках с пряжками.
Не дав ему раскрыть рта, Виталик немедленно прикололся:
— Шпрехен зи дойч?
— Ай вэри бэд спик, — ответил тот с виноватой улыбкой.
— Не парься, чувак, — сказал Виталик, похлопав «немца» по плечу. — Понимаю, что работа у тебя непростая.
— Да, конечно, — затараторил менеджер, — мы всегда рады гостям. У нас вы можете прекрасно провести время и испытать удачу. Как говорил Наполеон, вся сила мира в деньгах…
